— Нет.
— Конечно, откуда у них? Остановку вон и ту отремонтировать не могут. Полгода, раскуроченная, стоит. Салатик накладывай.
— Я ел уже.
— А ты еще ешь, отъедайся.
Так и вижу, как конец света мама идет встречать с тарелкой дымящихся пельменей.
— Да нормальный мэр. У других, что ли, лучше?
— Какие у других, мне неинтересно. Мне надо, чтобы у нас лучше всех был.
— Лучший бы у нас не задержался.
— Тебе лишь бы поспорить.
— А тебе?
— Ну тебя. Ешь пирог-то. С вишней. Как ты любишь.
В ее представлении я все люблю, особенно домашнее.
— Когда невесту приведешь?
— Да кто за него пойдет? — скривился отец.
— Теперь-то уж любая. Только ты, сынок, не бери любую, выбирай получше. Чтобы самая лучшая была.
Отец только хмыкнул.
— Угу, — ответил я и подумал о Валентине. Вряд ли в мамином представлении лучшая относится к девушке с орнитофобией.
— Но и слишком долго не выбирай. А мы с папой еще и внуков понянчить хотим.
Папа молчал. Ему бы полежать, пивка попить с рыбкой возле ящика да «диалоги о рыбалке посмотреть», это да. А внуки эти ему никуда не стучали.
— Понянчаете.
— Или есть уже кто на примете?
— Мам, ну какая разница?
— Как какая? Как какая? Мы же волнуемся за тебя. Ты вон такой непутевый. Ничего сам не можешь.
— Лодырь, — вставил папа.
— Ну уж не лодырь. Но не самостоятельный. Рассеянный.
Вот и снова можно ложиться и помирать. Все я не так делаю, ничего не умею. Лодырь и неудачник.
— Как же я у вас таким получился?
— Не знаю, мы с папой не были такими. Потом будет меня невестка корить: что же он у вас такой несамостоятельный?
— Не будет.
Все, надо валить. Приперся на свою голову.
— Мам, я пойду.
— Уже?
— У меня дела еще.
— Дела у него. Деловой, — комментировал отец.
— Съемки. Мы же кино снимаем.
— Ах, да. Вы же кино снимаете. Не мог подвинуть свои съемки. Раз в полгода тебя видим.
Отец бы и раз в год видел или еще реже.
— Не мог, мам. Это не только от меня зависит.
И вот нисколько не стыдно, что врал. Как говорится, хорошего понемножку.
— Ну, конечно, раз так. Дай хоть обниму тебя.
Обняла. Еще и плакать удумала. Мне стало ее жалко. Вот что за жизнь у нее? С одной стороны — отец в трусах и с кислой рожей и телевизором, с другой — ни подруг, ни увлечений. Одна готовка. А тут еще и я. Понятно, что она самого лучшего мне хочет. Но у меня и так все неплохо. Даже вполне хорошо, я осуществляю свою мечту, делаю ее реальной. Многие на такое способны? Просто это не совпадает с ее представлениями о лучшем.
— Мам, ну перестань. Я зайду еще. Зайду.
— Когда?
— В субботу. Или в воскресенье.
— Подожди, щас с собой еще положу. Котлетки делала, разогреешь. Пельмешки сваришь. И пирог.
И пирог... Я шел домой с этим пакетом и чувствовал себя маленьким мальчиком. Мне уже скоро тридцать, еще раньше, возможно, наступит апокалипсис, а я, как какой-то семилетний пацан, иду с пакетом, полным еды, приготовленной мамой, и понимаю, что ни хрена я не добился. Живу один, работаю вроде, кино снимаю, по телевизору даже два раза показали, а я все равно ни хрена не добился, потому что мама варит борщ, и я с аппетитом его ем.
Потом я стал думать об Олеге. Даже у такого шизанутого, как он, есть любовь всей его шизанутой жизни, а что есть у меня? Ну, вот правда, что есть у меня, если выкинуть эту чертову полочку? Люди как-то женятся, живут потом вместе, как мама с папой, детей рожают, беспокоятся потом, что едят их дети, не мерзнут ли, не болеют, получают ли хорошую зарплату, как скоро принесут им внуков. Как будто жизнь только в этом и состоит: в семейном очаге, делающем всех счастливыми? Неужели и правда никаких подвигов, свершений, открытий, просто завести семью и надеяться потом, что ничего плохого ни с кем не случится? Никто не заболеет смертельной болезнью, не пойдет по наклонной, не станет убивать людей и грабить банки, не сопьется, будет хорошим семьянином и человеком. И все? Больше ничего не надо? Может, поэтому они и не боятся апокалипсиса, что им, по сути, немного надо от этой жизни?
А я не то чтобы его боялся. Просто мне было тяжело мириться, что все это когда-нибудь закончится, а я ничего толком и не успею. Ведь были же Ньютон, да Винчи, Наполеон, Попов с его радио, братья Люмьеры, братья Райт. Они тоже, что ли, так думали?
А у Олега любовь всей его жизни. А может, и Валентина ничего?
Но додумать я не успел, так как зашел в подъезд и увидел, что входная дверь моей квартиры выломана. Только этого не хватало! Грабанули, что ли? Да у меня и брать-то нечего. Но оказалось, не грабанули. Оказалось, что вся кухня была затоплена. И тут до меня дошло, что вчера мы, видимо, ушли, забыв выключить кран. Раковина была забита посудой, главное, у меня и посуды-то почти нет, а тут, как назло, набралась почти целая раковина, и разумеется, что совсем скоро вода стала течь на пол и затопила соседей. Представляю, сколько мата прозвучало в мой адрес. А после того, как они пришли и поняли, что меня и вовсе нет дома, я вообще стал уродом номер один во всей вселенной. А сосед у меня не особо деликатный, видимо, сразу и стал ломать дверь. Представляю, какая нам предстоит встреча. Вот только этого не хватало.
Угораздило Снежане бросить Новикова, ему припереться ко мне и нас упиться до чертиков. И вместо того, чтобы лечь и спокойно посмотреть первого и второго «Терминатора», я взял тряпку и стал высушивать пол. Ха-ха, самое то, после мыслей о Наполеоне орудовать тряпкой. Вот бы поглядел на меня батя. Порадовался бы. Наконец-то физическим трудом занимаюсь, не позорюсь.
Позвонил Саня.
— Как оно?
— Соседей затопил.
— Когда ты успел?
— Вообще-то по твоей вине.
— Не понял.
— Неудивительно. Вчера мы забыли закрыть кран.
— И как, сильно затопил?
— Сильно.
— Сочувствую. Я думал, ты закрыл кран.
— А я думал, что ты закрыл. Я его, по-моему, вообще не открывал. По-моему, это Марк открыл, ему же воды хотелось «природной, хлорированной».
— Точно. И что будешь делать?
— Что я могу делать? Сушу пол. Потом пойду к соседям с повинной.
— Сочувствую, — повторил Новиков. — Встретился с персонажем?
— Послезавтра съемка.
— Я только в восемь смогу.
— Ну, придешь, значит, в восемь. Все, давай. А то пол сам себя не высушит.
Соседи были не настолько злы, как я думал, напротив, даже обрадовались. Они как раз собирались делать ремонт, а теперь можно провернуть все за мой счет. Сосед, конечно, ввернул пару ласковых, но я и сам понимал, что заслуживаю их. Затем он сказал, что все подсчитает и сообщит мне, сколько получилось.
— Так что готовь, Саня, денежки.
— Ага. Еще раз простите. Такое больше не повторится.
— Надеюсь.
Встрял. Мне еще и дверь чинить теперь. А время-то вечер. Хорошо хоть, реально не грабанули еще. Сами соседи спокойно могли вынести что-нибудь. Впрочем, кроме ноута, и выносить-то нечего. Спал я, закрыв дверь на цепочку.
Утром побежал за замком, вернее, отправил Марка. Он открыл кран, пусть хоть помогает. Марк поворчал, но все же согласился. «Ладно, схожу, раз ты не можешь бросить хату». Принес и тут же свалил, дела у него, видите ли. Полдня я вставлял замок, потому что он не подходил по размеру и пришлось раскурочить дверь. Хорошо, что она была деревянная. С железной бы сосед не справился, пришлось бы вызывать эмчээсников, а они вообще могли распилить ее. Но зато почувствовал себя крутым, когда все же расправился с ней и вставил этот адский замок.
Затем поработал немножко. Правда, в голову ничего не лезло. Быт напрочь убивает все творчество. А вечером пришел улыбающийся сосед и сказал, что насчитал на двадцать тысяч. Двадцать тысяч, не прифигел ли? Понятно, что пятно получилось огромное и на весь потолок, но, к счастью, у них был не евроремонт и обои не особо дорогие. Может, еще и пол сделать им за мой счет, да и новый гарнитур прикупить в придачу? Электрику не задело, так что наглеть ему было непозволительно. В итоге сговорились на пятнадцать. Но их тоже надо было где-то взять. Поддержали несчастного Саню. Как скажу парням, пусть тоже вкидываются. Как раз по пятере на брата получится. Но у нас всегда так, как только вопрос касается денег, все становятся тихими и ни к чему не причастными. Ладно, потом обсудим.
В полседьмого мы встретились с Марком. До вечера я неплохо поработал, нависший надо мной долг на удивление успешно мотивировал. Выполнил два заказа и приступил к третьему. Я был полон сил и весел. А вот Марк не очень.
— Товарищ режиссер, а ты уверен, что он — это то, что нам нужно?
— Уверен. А у тебя откуда сомнения?
— Да не знаю, отсмотрел материал. Мне кажется, у нас какая-то нудятина.
— Ну, так пока мы ничего стоящего и не сняли. Все только начинается.
— Не, так-то вроде прикольно. Чудик любит девушку в другом городе. Но мы ж даже не знаем, что там за Таня.
— Да какая разница?
— Ну, так-то да. И что он прям в Саратов поедет?
— Собирается.
— И мы тогда тоже?
— Ты не хочешь?
— Не знаю. Одни уже выложили свой фильм.
— И как?
— Неплохо, кстати. У них короткий метр. Про робота.
— Который хочет стать человеком?
— Ага.
— Банально.
— А у нас не банально?
— Ладно, все. Они молодцы. Но нам по фиг, что и кто снимает. У нас своя крутая история.
Но мои слова его явно не убедили.
В семь троллейбус подошел к остановке. Мы сели. Олег увидел нас, но, кажется, не узнал.
— Это, оплачиваем проезд.
— Олег, это же мы.
— А вы бесплатно поедете? Это.
— Я думал, ты нас не узнал.
— Узнал. Это. Оплачивать будете?
Марк недовольно посмотрел на меня и полез в карман за мелочью. В принципе он прав, мы же будем ехать, значит, надо платить, просто обычно, если приходишь к кому-то на работу, где нужно за что-то платить, по знакомству пропускают бесплатно. Тем более что мы по делу, но да ладно. Не развалимся.