– Максин, заткнись.
– Нет уж, Тодд, теперь я не заткнусь. Слишком долго я хранила твои долбаные секреты, будь они трижды прокляты. Мне это порядком осточертело.
– Тодд, давайте уйдем, – вновь осмелилась подать голос Тэмми.
– Напрасно ты теряешь с ним время, дорогуша, – обернулась к ней Максин. – Спать с тобой он не будет, поверь моему слову. А ты ведь в глубине души на это надеешься, правда?
– Господи, что вы такое говорите, – потупилась Тэмми.
– Не надо лукавить, – отрезала Максин.
– Мне незачем лукавить. Я ни о чем таком и не думала. Это вы считаете, что секс – самое главное в жизни. А мне это кажется абсурдным.
– Как бы то ни было, я с ней не спал, – заявил Тодд. явно не желая, чтобы Максин пребывала в заблуждении на сей счет.
Торопливость, с которой он постарался внести ясность в этот вопрос, больно задела Тэмми. Тодд стыдится ее, поняла она. Проклятый недоумок! Все катится в тартарары, а его, что бы он там ни говорил, больше всего на свете заботит собственная репутация.
По всей видимости, выражение обиды и разочарования, мелькнувшее на лице Тэмми, не ускользнуло от Максин. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал куда мягче.
– Мой тебе совет, не позволяй ему вытирать о тебя ноги, – обратилась она к Тэмми. – Он этого не стоит. Уж я это знаю, как никто другой. Вот сейчас, например, его волнует одно: как бы все эти люди, – и Максин указала пальцем в сторону дома, – не решили, что он пал так низко, что спит с простушкой вроде тебя. Я угадала, Тодд? Ты ведь не хочешь, чтобы тебя сочли любителем невзрачных толстух?
За эти несколько минут Тэмми получила уже вторую рану. Ей хотелось заживо провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть свидетелей собственного унижения.
И все-таки уязвленное самолюбие не позволяло ей молча проглотить оскорбление. К тому же терять ей было нечего.
– Это правда, Тодд? – дрожащим голосом спросила она – Вы меня стыдитесь?
– О господи. – Тодд отчаянно затряс головой, затем украдкой взглянул в сторону дома. Во внутреннем дворике и на террасе собралось не менее шести десятков зрителей, захваченных увлекательным спектаклем.
– Знаете что? – рявкнул он. – Катитесь вы обе к чертям!
И, повернувшись к ним спиной, Пикетт торопливо зашагал по песку прочь от дома. Но Максин не собиралась отпустить его так просто.
– Мы не закончили разговор, Тодд! – крикнула она вслед. – Я как раз говорила о твоей операции и о том…
– Хватит, Максин, – бросил Тодд через плечо.
– Но почему ты не хочешь поговорить об операции? Это ведь так интересно. Конечно, подтяжка – это довольно болезненно, зато потом ты выглядишь как новенький, и…
– Я сказал, хватит об этом, или я отдам тебя под суд за клевету, – взревел Тодд, оборачиваясь.
– На каком основании? Я и не думала клеветать. Все, что я говорю, – чистейшая правда. А еще более чистая правда заключается в том, что ты капризный надменный бездарь.
Тодд замер. В неровных отсветах, которые бросали на берег окна дома, лицо его казалось невероятно бледным; утолок рта судорожно подергивался. Безграничное отчаяние, исказившее это лицо – которое и так немало пострадало, – заставило Максин замолчать. Взгляд Тодда был устремлен поверх голов обеих женщин на толпу, упивавшуюся его позором.
И вдруг он завизжал как резаный:
– Ну что, довольны?! Хорошо позабавились?! Эта дрянь не врет. Она говорила правду! Я действительно пошел на эту дерьмовую операцию! Которая мне на фиг была не нужна! И знаете почему? Меня подговорил этот гад! Эппштадт! Да-да, Квазимодо сраный, ты сам знаешь это!
Эппштадт наблюдал за разыгрываемым на песке спектаклем с весьма удобной позиции, и теперь десятки глаз обратились в его сторону. В эту минуту он так же мало желал находиться в центре внимания, как и Тодд. Он яростно замотал головой, словно отгоняя прочь обвинения, и попытался раствориться в толпе.
Пикетт стремглав бросился к патио и, просунув руку сквозь перила, успел схватить Эппштадта за штанину. Тот обернулся.
– Убери руки прочь, – взвыл он, отбиваясь от Тодда ногами, как от бешеной собаки.
Но Пикетт вцепился в него мертвой хваткой, и Эппштадту оставалось лишь хвататься руками за окружающих, чтобы не упасть. Лицо его побелело от ярости. То, что с ним теперь происходило, могло присниться лишь в кошмарном сне: взбесившийся актер рвал его брюки на глазах у довольной толпы, смаковавшей эту дурацкую ситуацию, словно изысканное шампанское. Сохранить в подобном положении чувство собственного достоинства было невозможно.
– Нет, недомерок поганый, ты от меня так легко не отделаешься! – рычал Тодд. – Придется тебе выкупаться в дерьме заодно со мной!
– Пикетт! Отпусти меня! – орал Эппштадт. Голос его дрожал от злости, по лицу градом катился пот. – Ты слышишь меня, придурок?! Убери руки! Ты об этом пожалеешь!
– Зря дерешь глотку, – изрек Тодд, притягивая Эппштадта ближе к себе. – Ах ты, паршивец! Скажи-ка лучше, скольких людей ты подговорил на эту проклятую операцию? Сколько по твоей милости стали уродами?
– Подтяжка была тебе необходима! Ты ужасно выглядел!
– Я ужасно выглядел? Ха! А себя ты в зеркале видел?
– Я не кинозвезда. Не претендую на звание красавца.
– И я тоже, черт возьми. Я завязал с кино. И знаешь почему, Эппштадт? Я видел, какой их ждет конец. Всех этих долбаных красавцев-кинозвезд. Видел, где они теперь.
– Ты имеешь в виду Форест-Лаун?
– Какой там к черту Форест-Лаун! Они не в могилах, Эппштадт! Это было бы слишком просто. Они все так же бродят по миру. Призраки – вот кто они. Духи, мечтающие, что какой-нибудь сраный ублюдок вроде тебя даст им еще один шанс.
– Кто-нибудь наконец поможет мне избавиться от этого спятившего сукиного сына? – заверещал Эппштадт.
Один из официантов, оставив свой поднос, подбежал к перилам, схватил Тодда за руку и принялся разгибать его судорожно сжатые пальцы.
– Лучше отпусти его, парень, – бормотал он. – Иначе я сделаю тебе больно. А я этого вовсе не хочу.
Но Тодд не внял предупреждению. Он по-прежнему изо всех сил тянул Гарри за штанину, и председатель совета директоров студии «Парамаунт» не удержался-таки на ногах. Женщина, за которую он цеплялся, тоже потеряла равновесие и непременно упала бы, если бы не зрители, окружившие ее плотным кольцом. Эппштадту повезло меньше. Как только Пикетт мертвой хваткой вцепился ему в ногу, толпа вокруг него расступилась. Он грохнулся на пол, по пути ударив официанта ногой по колену, так что тот полетел вслед за ним.
Тодд, не теряя времени даром, потащил не успевшего подняться Эппштадта в дальний угол патио. Среди зрителей, взиравших на этот фарс, не было ни одного, кто не пребывал бы на седьмом небе от удовольствия. Не было здесь и ни одного, кто в свое время не испытал бы от Эппштадта разного рода унижений. И теперь люди, некогда бывшие объектами его насмешек и издевательств, надеялись, что увлекательный спектакль не оборвется на самом интересном месте.
Гарри наконец понял, что ему придется самому за себя постоять. Изловчившись, он пихнул Тодда в плечо, а затем нанес неуклюжий, но сильный удар по лицу. Тодд выпустил свою жертву и рухнул на песок. Из разбитого носа ручьями хлестала кровь.
Эппштадт поднялся на ноги и заорал:
– Немедленно арестуйте этого подонка! Слышите?! Немедленно!!
Тодд, прижимая к разбитому лицу окровавленные руки, корчился на земле. Десятки глаз уставились на поверженного киногероя. И каждый из собравшихся – будь то гость, официант, лакей или бармен – благодарил судьбу за выпавшую на его долю возможность насладиться столь великолепным скандалом. Не каждый день удается полюбоваться расквашенной кинозвездной физиономией и увидеть, как глава студии «Парамаунт» ползает по песку. Теперь будет что порассказать на других, не столь удачных вечеринках.
Несколько человек подошли к Тодду, делая вид, что намерены ему помочь. На самом деле они хотели одного: рассмотреть получше его окровавленное лицо, чтобы потом, развлекая знакомых этой захватывающей историей, не упустить ни одной детали. Никто не протянул Тодду руки. Даже Тэмми словно приросла к месту, не желая подавать этому надменному сборищу новый повод для насмешек.
Тодд самостоятельно поднялся на ноги и инстинктивно повернулся к зрителям спиной. Они и так слишком много видели и слышали. У него сейчас было одно желание: скрыться от этих насмешливых любопытных взоров.
– Пошли вы все к черту, – буркнул он себе под нос, пытаясь сообразить, в какую сторону лучше идти, направо или налево.
И вдруг, прямо перед собой, он увидал ответ. У кромки воды стояла Катя. И она ждала его.
В первый момент Тодд не поверил собственным глазам. Что она могла делать здесь, вдали от своей заповедной обители? Но если это не она – кто же тогда принял ее обличье?
Тодд не стал ожидать, пока разум придет ему на помощь, и поступил так, как подсказывала ему интуиция. Не удостоив ни единым взглядом толпу равнодушных соглядатаев, он заковылял по песку к ожидавшей его женщине.
Несмотря на то, что с Катей у Тодда были связаны не только приятные воспоминания, ее улыбка притягивала его неодолимо; сейчас общество ее казалось куда более желанным, нежели компания Эппштадта и этой хохочущей, равнодушной банды. С ними Тодд покончил навсегда. Унижение, которое он только что пережил, стало последней каплей, переполнившей чашу. Последним доказательством того, что он больше не принадлежит к их звездной тусовке. На горе или на счастье, но он вернется в каньон Холодных Сердец, к этой женщине, что протягивает к нему руки.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, приближаясь.
В ответ Катя улыбнулась. О, эта улыбка! Она по-прежнему приводила его в трепет.
– Я пришла за тобой.
– Я думал, ты никогда не покидаешь свой каньон.
– Я тоже так думала. Но порой я совершаю поступки, которых сама от себя не ожидаю.
Пикетт обнял ее за плечи. В это мгновение набежавшая волна достигла их ног, и ботинки Тодда наполнились холодной морской водой. Он рассмеялся, и кровь из разбитого носа забрызгала Катино лицо.