К тому времени, правда, уже появились в печати две анонимные рецензии. Первая была напечатана в январе в «Геттингенском научном вестнике». Рецензент приписывал Канту то, чего в книге не содержалось, и умалчивал о том, что следовало бы отметить в первую очередь. Своих мыслей Кант не узнавал. Основная идея «Критики чистого разума» будто бы сводится к следующему: «Все наши знания возникают из определенных модификаций нас самих, каковые мы называем ощущениями. Где они находятся, откуда взялись, это нам абсолютно неизвестно». Рецензия упрекала Канта в берклеанстве.
Автором рецензии был Христиан Гарве, представитель «популярной философии», известный переводчик с английского и греческого, рано отказавшийся из-за плохого здоровья от университетской карьеры. К моменту выхода «Критики» он оказался проездом в Геттингене и связал себя обещанием дать разбор книги еще до того, как увидел се. А прочитав, понял, что она ему не по зубам. Но отступать было поздно. В муках родилась рецензия, попавшая затем в руки сотрудника редакции профессора Федера, который без ведома Гарве сократил ее и кое-что добавил от себя; ему, в частности, принадлежало сравнение Канта с Беркли. Гарве отрекся от опубликованного текста. В ответ на публичный призыв Канта, обращенный к геттингенскому рецензенту, раскрыть свое инкогнито Гарве отправил в Кенигсберг взволнованное письмо, в котором поведал об обстоятельствах дела, ругая себя за то, что взялся за непосильный труд, раскаивался в содеянном, но главную вину возлагал на сотрудника редакции, который будто бы оставил от написанного лишь десятую часть. (Это не соответствовало действительности: впоследствии рецензия Гарве в ее первозданном виде была напечатана во «Всеобщей немецкой библиотеке», и Кант мог убедиться в том, что она мало чем отличается от геттингенского варианта, Кант был ею также недоволен и говорил, что его принимают за слабоумного.) На покаянное письмо Кант ответил любезно и обстоятельно, предлагал поддерживать знакомство, успокаивал незадачливого рецензента, говорил, что единственная его забота – спокойное обсуждение проблемы. Озлобленный ученый спор для него непереносим, но, к сожалению, иного ждать не приходится. «Слабые люди, вы только прикидываетесь, что вас заботит истина и расширение знания, на самом деле вас занимает только тщеславие!»
Была еще одна рецензия, увидевшая свет в Готе в августе 1782 года. Ее автор, некто Эвальд, явная посредственность, вообще не смог дать какую-либо оценку про читанному. К счастью, он ограничился лишь пересказом введения и первых разделов книги.
Все это действовало удручающе. Тем более что Кант вовсе не считал великие умы обреченными на непонимание. Наоборот, он твердо верил в то, что самые сложные произведения можно и нужно сделать общедоступными, здесь, по его мнению, даже заключен своего рода критерий философской истины: проверка на популярность. В письме к Гарве именно так он и выразился: «Каждое философское сочинение надо уметь изложить доступно, иначе под покровом мнимого глубокомыслия может таиться бессмыслица. Однако с популярного изложения нельзя начинать далеко идущие изыскания».
Теперь, когда главное было позади, Кант мог позаботиться и о том, чтобы его правильно поняли. Еще в дни типографской работы над «Критикой» он высказал (в письме к М. Герцу) намерение общедоступно изложить содержание своего главного труда. После холодного приема, оказанного книге, философ укрепился в своем замысле. Но работа затягивалась: одновременно Кант приступил к сочинению по метафизике нравов. Кроме того, он ждал рецензий. Они появились, и Кант больше не откладывал завершения компендиума «Критики чистого разума». Под названием «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться в качестве науки» весной 1783 года книга вышла из печати.
«Пролегомены» означает «предварительные замечания». Переложение «Критики» было значительно короче основного труда, но отнюдь не популярнее. «Эти пролегомены предназначены не для учеников, а для будущих учителей», – отмечал автор в предисловии. Акцент был перенесен на проблему метафизики. Понаслышавшись упреков в том, что он намерен устранить философию, Кант не уставал подчеркивать свою приверженность к мировой мудрости, рисуя перед ней радужные перспективы, если она примет его основоположения. (Но как она должна превратиться в науку, оставалось по-прежнему неясным!) В заключение Кант упоминал о появившихся рецензиях. Именно здесь он призвал гёттингенца вступить с ним в публичный спор. Что касается обвинений в субъективном идеализме, то Кант, сопоставив свои положения с Беркли, настаивал на том, что он высказывает взгляды, прямо противоположные «настоящему идеализму».
Обвинения в берклеанстве продолжали беспокоить Канта. Вот почему, подготавливая второе издание «Критики чистого разума», философ добавил в книгу раздел «Опровержение идеализма», а в предисловии назвал «скандалом для философии» необходимость доказывать реальное существование вещей вне нас. Видимо, по этим же соображениям он значительно сократил материал относительно порождающей роли продуктивной способности воображения. Здесь купюры столь значительны, что заставляют современного исследователя, желающего получить полную картину, обращаться к тексту первого издания. Тексты последующих трех прижизненных изданий изменению не подвергались.
Второе издание вышло в 1787 году. К этому времени лед тронулся: критическая философия постепенно прокладывала себе дорогу к читательской аудитории. Неожиданно сама собой решилась и волновавшая автора проблема популяризации. Объявился тот самый Иоганн Шульц, которому еще в августе 1781 года был презентован экземпляр «Критики». Два года ушло у него на изучение книги. (Мендельсону и этого срока оказалось мало; через два года он писал Канту: «Ваша „Критика чистого разума“ стала для меня критерием здоровья. Как только я могу польстить себе, что мои силы окрепли, я отваживаюсь приняться за Ваше произведение, пожирающее нервные соки, и я еще не потерял надежды, что до конца дней своих я смогу его полностью осмыслить».) Основательно проштудировав труд Канта, Шульц написал обстоятельную рецензию. Перед опубликованием он послал ее Канту, полагая, что автор – «лучший знаток собственных слов», а публика заинтересована прежде всего в адекватной передаче смысла рецензируемой книги.
Кант был обрадован. Не тому, что с ним согласовывали текст рецензии, но что нашелся наконец человек, правильно его понявший. Он рекомендовал Шульцу, сделав ряд добавлений, выпустить работу отдельным изданием. Шульц совету последовал. Он считал себя вправе выступить с популяризацией учения Канта, ибо «Пролегомены» этой задачи не решили; сами по себе, без «Критики чистого разума» они просто непонятны. Рецензия превратилась в книгу. «Разъясняющее изложение „Критики чистого разума“ Шульца представляет собой добросовестный комментарий к теории познания Канта.
11 февраля 1784 года «Готская научная газета» в разделе новостей сообщила, что Кенигсбергский придворный проповедник Шульц работает над популярным изложением «Критики чистого разума». Далее был напечатан следующий текст: «Излюбленная идея господина профессора Канта заключается в том, что конечная цель человеческого рода – достижение наисовершеннейшего государственного устройства, и он желает, чтобы какой нибудь философски мыслящий историк предпринял попытку создать в этом плане историю человечества и показать, насколько человечество в различные периоды приближалось к этой конечной цели или удалялось от нее и что следует делать для ее достижения». Заметка появилась неспроста. Она говорила о новых интересах Канта, о новых замыслах.
Глава четвертая. Идея личности
Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, – звездное небо надо мной и моральный закон во мне.
Весной 1784 года Кант отметил свое шестидесятилетие. Юбилей застал его в расцвете духовных сил. Он не мог, правда, этого сказать о силах физических. Хотя до дряхлости было далеко. Наступил наиболее продуктивный период жизни. Уже прожито было три четверти отпущенных лет, но не написана и половина произведений. Теперь они появляются одно за другим – книги, статьи, рецензии. Кант расширяет рамки критической философии; принципы, найденные в теории познания, применяет в сопредельных сферах. Обретенная истина подвергается многократной проверке, выдержав которую получает дополнительное обоснование, а не выдержав, заменяется новой, подвергающейся, в свою очередь, проверке, 'уточнению и совершенствованию. Лучшее наслаждение жизнью – работа, скажет семидесятипятилетний Кант. В шестьдесят лет он не помышляет о другом.
Публичное чествование состоялось раньше срока – 4 марта, в день окончания семестра. Студенты поднесли профессору памятную медаль. На ее лицевой стороне – портрет юбиляра, на оборотной – аллегорическое изображение: наклонная Пизанская башня со спущенным вниз лотом, а у ее подножия – сфинкс. Идея принадлежала Мендельсону. Мы знаем, с каким трудом он осваивал «Критику чистого разума». Образ башни, воздвигнутой философом, был заимствован из «Пролегоменов». Мендельсону кантовская философия представлялась постройкой, готовой рухнуть, он предложил поэтому следующую надпись: «Угрожает, хотя не падает». Но намек был слишком прозрачен, пришлось выбрать другой текст: «Истину укрепляет исследование ее основ». Теперь лишь фигура сфинкса могла напомнить о необычности кантовских идей. Год рождения философа был указан ошибочно – 1723. (Ему часто прибавляли один год, по-видимому, из-за его привычки называть не количество уже исполнившихся лет, а тот год, в который он вступил.) Вкралась ошибка и в написание имени. К тому же между портретом и оригиналом сходство было приблизительным. Медаль юбиляру не понравилась. Особенно двусмысленная аллегория на оборотной стороне.
В «Пролегоменах» действительно говорилось о том, что человеческий разум периодически строит башни, а затем разбирает их, чтобы обозреть устройство фундамента. Но к самому себе Кант это не относил: он начал с фундамента и, только убедившись в его прочности, стал строить дальше – ввысь и вширь.