Натали вытирает рот рукавом. Она теперь заразна? Натали что-то бормочет, ерзает, чтобы было удобнее смотреть в окно, голова наклонена, глаза широко раскрыты, мигают.
Молчание затягивается, Рамоле нужно разрушить чары, представить их присутствие в автобусе естественным и неопасным. Она трогает Натали за плечо, шепчет ее имя, спрашивает, как дела, как она себя чувствует.
Натали пожимает плечами и качает головой. Правая рука пробирается в карман желтой толстовки и возвращается с сотовым телефоном.
Нат
(вполголоса, на фоне тихого говора и гула двигателя)
— Извините, у меня не было свободной минуты справиться о вашем здоровье, Натали. Как вы себя чувствуете?
Баю-бай, сассафрас.
Мола
Натали листает заставки приложений на экране, нажимает пурпурный скругленный квадрат с наклонной буквой «V» в центре. Открывается основной экран с надписью «Voyager». Пальцем перебирает пункты меню, пока внизу пустого экрана пурпурного цвета не остается красная кнопка звукозаписи. Натали нажимает ее, появляется дрожащая горизонтальная белая линия. Натали прислоняет голову и плечо к автобусному окну.
Рамола разворачивается спиной к проходу и лицом к Натали. Что на экране, ей не видно.
Правая кисть Натали то поправляет волосы, то зависает с вытянутым указательным пальцем над телефоном. По лицу пробегает тень улыбки, но, если присмотреться, это вовсе не улыбка. Уголки губ не приподняты, зубы спрятаны, вместо этого выражение лица смягчается, лицевые мускулы расслабляются, веки наполовину опущены, будто она засыпает, брови чуть приподняты, беззащитны. Призрачная удовлетворенность.
Рамола прекращает отсчет, время упрямо бежит, даже если за ним не следить. Она присматривается к подруге, страшась заметить в ее поведении точку невозврата и одновременно опасаясь, что эта точка уже пройдена. Лицо Натали отражается в тонированном стекле, как в зеркале. В отражении нет борозд от слез и грязи, кругов под опухшими глазами, лихорадочных красных пятен на щеках. В оконном стекле, как в куске янтаря, застыл образ юной Натали, какой Рамола встретила ее в колледже, с кем делила квартиру, сидела по вечерам на кухонном полу, по кому тайком плакала, когда та переехала, тот самый лик, что запечатлен на любимой фотографии Рамолы с девичника — такой она всегда будет помнить Натали, пока ей не откажет память. Юное отражение прислонилось головой к голове Натали нынешней, явившейся на порог Рамолы залитой кровью, мужественно боровшейся и сражавшейся, и теперь, несмотря на твердость духа, умирающей. Два лика по отдельности представляют прошлое и настоящее, а в совокупности — страшное будущее. Оба всего в нескольких сантиметрах друг от друга, смотрят, моргая в унисон, на экран, раскрывают рот и ничего не говорят.
А если Натали сейчас поднимет глаза, что она увидит? И что увидит Рамола?
— Извините, у меня не было свободной минуты справиться о вашем здоровье, Натали. Как вы себя чувствуете? — спрашивает доктор Колодны.
Она часовым на посту стоит в проходе, на ней резиновые перчатки (а раньше они на ней были?), взгляд прикован к одной Натали. Профессиональный лоск, и без того поблекший и поистершийся, окончательно ее покинул.
Рамола вскакивает с места и встает между врачом и подругой. Она смотрит то вперед, то назад, открывает и запахивает белый халат, вытирает лицо, бросает взгляд на часы и отчаянно старается не допустить разоблачения лжи о состоянии Натали, чтобы как-то протянуть последние пятнадцать минут, отделяющие их от прибытия в больницу. Хватит ли им времени? Дадут ли им его?
— Баю-бай, сассафрас, — произносит Натали низким, упавшим голосом.
Она выпрямляется в кресле, разрывая связь со своим отражением.
— А-а, у нас тут все в порядке. Спасибо, — уверяет Рамола.
Натали нажимает кнопку на телефоне и сует его в карман. «Ягодка устала», — говорит она. Опускает подбородок на грудь, проводит рукой по волосам, которые выпадают из-за ушей и занавешивают почти все лицо. Этот жест не случаен — она прячется от злого мира.
Доктор Колодны строгим тоном учительницы, стыдящей нерадивую ученицу, заснувшую на последней парте, произносит:
— Натали, мне нужно измерить вашу температуру. Вас полагалось обследовать еще до отправления из клиники или сразу же после — ничего, если я протиснусь мимо вас, доктор Шерман? Спасибо. — Доктор Колодны, двигая бедрами, пролезает в их ряд, вытесняя Рамолу в проход.
Рамола отвечает:
— Разумеется. Но я могла бы… Мне чем-нибудь вам помочь? — Она соединяет ладони перед собой, не зная, что делать. Остается только выхватить термометр у доктора Колодны и выбросить его из автобуса.
— А это правильный термометр? — интересуется Натали. — Он не похож на правильный. Этот — для грудных детей. Вы что задумали?
Врач вставляет температурный зонд в тыльную часть прибора и надевает на него одноразовый чехол:
— Это не детский термометр.
— Детские не предназначены для взрослых. Они слишком горячие. Горячие-прегорячие. Так ведь? Знаете ли, я тоже беременна. У беременных бывает горячка.
Рамола подхватывает мотив:
— Могу засвидетельствовать, что температура ее тела обычно находится в диапазоне тридцати семи и тридцати семи с половиной градусов.
— Я учту. Откройте рот, пожалуйста. Положите термометр под язык.
Натали запрокидывает голову назад, темно-русые волосы расходятся, мелькает хитрая улыбка, рот открывается до отказа. Как только термометр прикасается к ее языку, она захлопывает челюсти, как сработавший капкан. Доктор Колодны вздрагивает. Натали хихикает.
— Пожалуйста, не раскрывайте рта.
Натали гугнит с термометром во рту:
— Извините. Я смеюсь от стресса. Такой стресс, такой стресс… И мне жарко. Адски жарко. Как в железных башмаках на горящих угольях[30].
Термометр пищит, врач даже не смотрит на показания.
— Прошу вас не открывать рта. Всего несколько секунд.
Прежде чем принять термометр под язык еще раз, Натали хватает доктора Колодны за руку и прижимает ее к своему животу.
— Чувствуете, как она шевелится? Пощупайте. Я хочу, чтобы вы пощупали. Вам что милее: живое, тепленькое или все сокровища на свете?[31]
Термометр пищит, врач даже не смотрит на показания.
Рамола вмешивается, называет Натали по имени, отводит ее руки, лживо воркует (для Натали, не для Колодны):
— Отпусти. Все будет хорошо.
Натали бросает на нее полный слез, обвиняющий в предательстве взгляд, опускает плечи. Сердце Рамолы трескается и распадается на осколки. Глаза жгут слезы. Первые слезы всегда самые горючие.
Доктор Колодны угрожает применить силу. Вокруг них собираются другие врачи и вспомогательный персонал. Со стороны пассажиров накатывает новая волна шепота и бормотания.
Натали выкрикивает:
— Ладно. Уговорили. Дайте это сделать Моле, и дело с концом.
Доктор Колодны отдает термометр. Рамола держит стержень в одной руке, а само устройство — в другой. Как обмануть прибор? Насколько внимательно следят за ней все остальные?
— Им не понравится, — говорит Натали и открывает рот.
Карие глаза широко раскрыты, стеклянно блестят, веки покраснели. Стержень ложится под язык Натали. Она закрывает рот, плотно смыкает губы. Натали и Рамола обмениваются взглядом, молча признаваясь в своих грехах.
Термометр пищит: 39,3 градуса.
Доктор Колодны быстро советуется с коллегами и, прежде чем они расходятся по местам, приказывает раздать всем в салоне респираторные маски. Один из помощников не отходит от доктора Колодны — самый длинный, молодой латинос с детским лицом, ростом выше метра восьмидесяти. Он смотрит на Натали испуганным взглядом.
— Что вам известно? Вы должны нам рассказать, — требует врач.
— Нет! — кричит Натали. Она закрывает живот обеими руками, скрипит зубами.
Хотя губы плотно сжаты, они трясутся, пытаются разойтись в стороны. Натали тяжело дышит носом, голова наклонена, вид хмурый, она избегает любого визуального контакта, уперлась взглядом в спинку сиденья прямо перед собой.
Высокий парень и врач в респираторной маске протискиваются мимо Рамолы, уговаривают Натали, монотонно бубня распоряжения. Пациентки покидают свои места спереди и сзади.
Натали еще раз выкрикивает «нет», не отрывает ладоней от живота и не мешает надеть маску на лицо.
Можно ли убедить их, что у Натали грипп или какой-нибудь еще вирус, вызывающий подъем температуры? Колодны наверняка потребует провести полный осмотр и обнаружит рану на руке. Что тогда врать?
Рамола наклоняется, берет врача за локоть и шепчет:
— Натали более часа назад укусил за левое предплечье зараженный мужчина. Ей ввели первую дозу вакцины примерно через час после происшествия. В течение последнего часа или чуть больше она демонстрировала симптомы инфекции.
— Отпустите мою руку, — требует доктор Колодны, пытаясь избавиться от хватки.
— Нет! — хрюкает Натали в маску.
Двое помощников стоят перед креслом Рамолы, высокий опустил на кресло колено и продолжает расспрашивать Натали.
Рамола, перестав шептать, говорит:
— Прошу прощения… нам надо было сесть в этот автобус, мы поступили неправильно… я была не права, сказав, что она не вступала в контакт с вирусом, и я знаю, что ее уже не спасти, но спасти ребенка еще можно. Ей срочно требуется кесарево сечение.
Доктор Колодны вскидывает руки, качает головой. Она вырывается и убегает по проходу, чуть не сбив с ног какую-то женщину.
Рамола кричит ей вслед:
— Позвоните и предупредите. Пусть в больнице приготовятся к приему новой пациентки. Пожалуйста! Это наш последний шанс.
Натали продолжает кричать «нет».
Доктор Колодны подскакивает к водителю и что-то громко ему говорит. Сказанное не оказывает видимого эффекта. Врач повторяет еще раз. Рамола надеется, что водитель отдаст доктору Колодны свою рацию, но этого не происходит. Автобус замедляет движение, снова по-змеиному шипят тормоза.