Рамола вертится, уклоняясь от цепких пальцев. Отползает на дальний край постели, надеясь заставить Натали вытянуться еще больше.
Ласково повторяет имя подруги, уговаривая ее лечь. Натали рычит:
— Не отпущу! — выбрасывает правую руку. Падает на кровать, упирается ладонями, поддерживая туловище навесу, словно собралась делать отжимания. Рамола живо прилепляет клейкую ленту к правой кисти Натали и быстро соскальзывает с кровати задом. Мысленно подгоняя себя, она оббегает вокруг каркаса кровати. Пользуясь тем, что Натали отвлеклась на прилипшую к руке ленту, Рамола опускает левое плечо и толкает им подругу под зад.
Натали плюхается на матрас левым боком, переворачивается на спину. Ноги свисают с постели. Рамоле повезло, что ее подруга упала на левый, а не на правый бок, и запястье с клейкой лентой оказалось наверху. Она быстро обматывает лентой кисти Натали. Та брыкается, но пинки не попадают в цель. Когда Натали пытается сесть на кровати со спеленатыми руками, ее удается опрокинуть одним легким толчком. Рамола привязывает один конец веревки, продев его между руками и обмотав вокруг запястий подруги. Остаток веревки она оборачивает вокруг ближайшей стойки в виде шкива. Тянет за веревку, пока руки Натали не поднимаются над головой, и только тогда завязывает узел.
В бой вступают ноги Натали, Рамола получает удары по ляжкам и один удар в живот, от которого перехватывает дыхание. В схватке на истощение сил, после которой обе женщины в изнеможении хватают ртом воздух, побеждает Рамола. Она прижимает ноги Натали к матрасу и замысловатой паутиной из клейкой ленты приклеивает щиколотки к каркасу кровати. Потрепанная и покрытая синяками Рамола возвращается в коридор, подбирает связку амортизирующих тросов и еще крепче связывает ноги и руки Натали, которая бешено извивается в безуспешной попытке сбросить самодельные путы. Она выгибает спину, выпячивая распухший живот, кричит, стонет, плачет и смеется.
Рамола шепчет: «Я не ухожу. Сейчас вернусь» — и выскакивает из комнаты.
Безумные вопли преследуют ее в коридоре, на пороге дома, на крыльце. Пятки Рамолы стучат по фанерному полу, шлепают по траве, она сгибается пополам и, уперев руки в колени, ловит ртом воздух. Все равно Натали слишком близко, совсем рядом, кричит прямо в уши. Надо отойти еще дальше, на большее расстояние, может, выйти на дорогу и там ждать спасателей, или даже постучаться к соседям, попросить о помощи, а если там никого нет, то стучаться в следующий дом и следующий за ним. Слышно ли будет оттуда Натали? Сможет ли она забыть вид связанной подруги, ее выпяченный живот?
Крики Натали, к счастью, затихают. Рамола выпрямляется, дышит спокойнее. С верхней точки двора дорога выглядит тонкой полоской, ручейком среди полей. Ветер дует, трава послушно кланяется, вызывает призрак в бело-голубой ночной рубашке до щиколоток.
Рамола не верит в призраки, но этот — настоящий. Девушка-призрак тонкая, маленькая и легкая, как пух одуванчика. Руки длинные и худые, приспособленные для того, чтобы тянуться, касаться, трогать. Она плывет по желто-бурому полю на другой стороне дороги. Траектория ее движений хаотична, беспорядочна. Невидимые ноги ходят, как поршни, подбрасывая подол ночной рубашки, словно его надувает изнутри воздухом. Призрак то резко останавливается, и кажется, что она уже не сдвинется с места, то внезапно снова приходит в движение. Лица не видно, даже когда девушка смотрит поперек поля на стоящую перед домом Рамолу.
Рамоле лучше бы вернуться в дом, запереть окна и двери, задернуть занавески и выключить ненужный свет. Однако часть ее желает помахать призраку рукой, перейти через поле, пригласить девушку в гости.
Рамола не покидает двор, ветер продолжает дуть, трава — кланяться.
Зараженная или не видит Рамолу, или слишком больна, чтобы перейти через дорогу и приблизиться к дому. Она не уходит с поля, медленно танцуя под звуки мелодии, которую мы все однажды услышим.
Плафон под кухонным потолком прикреплен к вентилятору. Основание отошло от потолочной штукатурки, обнажив провода. Из трех лампочек работают только две.
Рамола садится на колченогий стул за маленький столик и рассматривает охотничий нож Джоша. В нейлоновом чехле есть кармашек с точильным камнем размером с большой палец. Рукоятка сделана из плотной резины, лезвие широкое, загнутое и гладкое, с острым концом подчеркнуто угрожающего вида. Рамола кладет нож Джоша рядом с коллекцией ножей, собранных на кухне. Большинство — старые, зазубренные, покрыты пятнами ржавчины, однако один — для чистки фруктов — в приличном состоянии.
Проверив и перепроверив сообщения, набрав и перенабрав телефонный номер, отправив и переотправив эсэмэску, Рамола тащится по коридору обратно в спальню. За несколько шагов до дверного пролета в нос шибает едкий аммиачный запах мочи. Когда Рамола входит в комнату, Натали оживает, рычит, скулит, хнычет от боли. Слышать хныканье тяжелее всего — оно напоминает настоящую Натали.
Пленница извивается в путах, поднимает и опускает голову. Пена, облепившая рот, настолько густая, что выглядит фальшивым, неряшливым гримом из дешевого фильма ужасов. Глаза почти безостановочно вращаются и бегают по сторонам.
Рамола хочет положить руку на живот Натали, чтобы проверить, шевелится ли ребенок, но, когда она подходит к кровати, Натали в попытке вырваться буквально взвивается в воздух. Рамола отступает из спальни на кухню к своему телефону. Сообщений нет. Она тяжело опускается на стул с неровными, кривыми ножками. Заслоняет лицо руками, трет закрытые глаза до тех пор, пока темнота не становится багровой.
Она по одному переносит предметы с кухонного стола на комод в спальне. С каждым ее появлением Натали что-то громко выкрикивает на своем новом языке.
В Норвудской больнице доктор Аволеси объяснила, что вирус не переносится кровотоком и не заразит плод через плаценту. Постконтактная вакцина якобы безопасна и для матери, и для ребенка, однако в медицинской литературе мало сведений о том, что может произойти, если у женщины на этом этапе беременности начнется рабическая инфекция.
Доктор Аволеси утверждала, что и при наличии отчетливых симптомов Натали сделали бы кесарево сечение. Существует оправданная уверенность, что ребенок не заразится от матери.
Рамола четко помнит последнюю фразу, цепляется за нее в уме, осматривает под каждым мыслимым углом.
Но и ответ Натали она тоже помнит: «Оправданная уверенность? Это такой медицинский термин вместо пожимания плечами?»
Рамола смахивает одежду с кресла и садится.
Натали продолжает лопотать, рычать, извиваться, однако силы ее постепенно тают.
Сколько еще можно ждать, прежде чем решиться на кесарево сечение в домашних условиях? С каждой утекающей секундой риск заражения или заболевания ребенка увеличивается. Но проводить операцию на Натали, пока она еще в сознании, чувствует боль и не лежит спокойно, тоже нельзя. Так можно легко порезать или искалечить плод. Увы, никаких средств анестезии под рукой нет. Рамола не собирается бить подругу по голове, как в дешевых детективах, где одного удара рукояткой пистолета хватает, чтобы благополучно отправить главного героя в нокдаун до начала следующей главы.
Убить Натали и провести операцию на мертвой тоже не выход. Если мать лишить кислорода больше, чем на четыре минуты, ребенок не выживает. Эти четыре минуты не объехать и не обойти. Кесарево сечение даже в идеальных условиях обычно занимает от десяти до пятнадцати минут. Учитывая, что Рамоле не нужно беспокоиться о сохранении жизни пациентки, время операции можно сократить, однако уложиться в четыре минуты все равно не получится.
Придется ждать, пока не подоспеет помощь или — если проводить операцию самой — пока Натали не впадет в кому.
Хотя инкубационный период и скорость протекания инфекции возросли во много раз, Рамола понятия не имеет, сколько времени пройдет, прежде чем Натали полностью потеряет сознание. А также как долго ее организм будет сохранять жизненно важные функции в коме. Что если Натали умрет прямо во время операции? Такой исход вероятен независимо от комы. В этом случае опять же начнется четырехминутный отсчет.
Рамола встает с кресла, подходит к кровати и говорит:
— Оправданная уверенность. Медики пожимают плечами.
Натали воет.
Рамола сидит в кресле, которое стоит в спальне, которая выходит в коридор, который находится в доме, который построил… неизвестно кто.
Мысленно Рамола все еще рядом с Натали в автобусе, везущем их в больницу. В соседних креслах сидят другие люди, их фигуры размыты, неразличимы, и Рамола о них не думает. Она сидит рядом с проходом и смотрит в окно. Натали прислонилась к стеклу, вытаращилась на телефон, палец занесен над экраном.
Погуляв с телефоном по коридору, Рамола возвращается в спальню. Чтобы заглушить крики Натали и скрип матраса, она читает наизусть сказку «Птичий найденыш». Рамола помнит только несколько ключевых строк, целиком эта сказка, в отличие от «Свадьбы госпожи Лисицы», в памяти не отложилась.
— Однажды лесник пошел делать обход и нашел маленького ребенка на вершине большого дерева. Какая-то хищная птица выхватила ребенка из рук матери. Лесник взял ребенка с собой и стал воспитывать со своей дочкой Нат. Дочка назвала найденыша Мола. Нат и Мола поладили и очень полюбили друг друга. Однажды лесник уехал на три дня. Старый злой повар отвел Нат в сторону и сказал ей, что сварит и съест бедняжку Молу. Ну, Нат не собиралась этого допускать, она рассказала Моле о том, что задумал повар, они вдвоем убежали и спрятались в лесу. Повар послал за ними группу нехороших людей, и они быстро догнали детей. Когда люди были уже близко, Нат спросила Молу: готова ли ты быть всегда со мною? Отныне и навсегда, ответила Мола. Тогда Нат сказала: будь ты розовым кустом, а я на нем цветочком-розанчиком. Нехорошие люди прибежали на опушку, а там ничего нет, кроме розового кустика с одним розанчиком. А детей не было и в помине. Люди вернулись к повару и сказали, что никого не нашли. Повар, возмущенный их глупостью, сам отправился на поиски в лес. Дети завидели его издали. Нат спросила: готова ли ты всегда быть со мною? Отныне и навсегда, ответила Мола. Тогда Нат сказала: ты обратись в прудок, а я по этому прудку уточкой стану плавать. Старый неуклюжий повар чуть не свалился в пруд. Уставший, отчаявшийся повар прилег на берег и хотел выпить всю воду, но уточка быстро подплыла к нему, ухватила клювом за голову, стянула в омут и утопила. А Нат с Молой пошли домой, хохоча на весь лес, и если только не померли, так и теперь живехоньки.