ом. В их жизни давно нет газовых фонарей, китового жира, локомобилей, привычных нам костюмов, кошек, и многого другого. Они приходят в наш век, как в музейную залу, чтоб насладиться, как они выражаются, тихим очарованием викторианской эпохи. Я охотно предоставляю им эту возможность. Не бесплатно, разумеется.
— То есть, они одалживают ваше тело?
— Совершенно верно, — сказал Питерсон так спокойно, точно речь шла об одолженной паре брюк, — Обычная сделка, ничего более.
— А где, в таком случае, находитесь в этот момент вы сами?
— Нигде. Две личности не могут существовать в одном теле. В тот момент, когда договор заключён и новый хозяин вступает в право пользования, мистер Эрсиваль Котт Питерсон растворяется без остатка. Не переживайте, это не так жутко, как выглядит. Это сродни глубокому сну без сновидений. Я проваливаюсь в него, а когда выныриваю, всё уже кончено и я могу вновь распоряжаться собственным телом.
— Выходит, любой человек из будущего может вот так запросто влезть в вашу шкуру и разгуливать по прошлому?
Питерсон оскорблено приподнял узкий бледный подбородок.
— Ну что вы! Я же не просто подзаборная темпоральная шлюха. Между прочим, в двадцать седьмом веке я считаюсь одним из лучших темпоральных агентов и наиболее перспективным на острове. Арендовать моё тело сложнее, чем заказать столик в самом дорогом ресторане Лондона! Оно расписано на два года вперёд!
Герти едва не присвистнул.
— Такой спрос!
Питерсон потупился.
— Это недешёвое удовольствие. Без скромности могу сказать, что я заломил неплохую цену за свои услуги.
Герти нахмурился.
— Погодите… Есть одна неувязка. Если вам верить, ни один физический объект не может пересечь границу времени.
— Всё верно.
— В таком случае хотел бы я знать, как вы получаете оплату? Даже если ваши партнёры из будущего раздобудут фунты, имеющие хождение в нашем времени, они не смогут их вам передать!
— Вы правы. Точно так же я не могу принять в счёт оказанных услуг золото или драгоценности или что-нибудь в этом роде. Хронос весьма упрямая штука, сэр!
— Ну и как же вы выкручиваетесь? — спросил Герти с живым интересом.
— Есть один способ… — хмыкнул Питерсон, — Не очень-то честный, но единственно возможный. Я получаю оплату своих услуг информацией.
— Какого рода информацией?
— Номера выигравших лотерейных билетов, результаты скачек, итоги футбольных матчей. В будущем данные такого рода на удивление бережно сохраняются. Они и становятся моими личными дивидендами. Ещё можно неплохо заработать на патентах. Клиент передаёт мне информацию о каком-то техническом изобретении нашей эпохи, которое появится в ближайшие несколько лет, а я, недолго думая, патентую его под своим именем. Грубовато, конечно, но что делать. Из-за всего этого, к слову, Канцелярия в своё время проявила к моей персоне весьма настойчивый интерес. Впрочем, ничего не хочу сказать про ваше ведомство, это было совершенно обоснованно.
— Ушло некоторое время, чтоб разобраться, — сухо произнёс мистер Беллигейл.
— К тому же, есть куда менее чистоплотные шлюхи, полковник. Они получают из будущей эпохи романы и стихи и издают их под своим именем. Вот уж где настоящая подлость. Впрочем, хлеб этот не только нечестный, но часто и горький. Разные эпохи, разные вкусы…
Герти кашлянул.
— Так значит, вы самый популярный специалист в Новом Бангоре?
Питерсон зарделся.
— Полагаю, что так.
— Но почему, если вы сами признаёте, что устанавливаете высокую стоимость на свои услуги?
— На то есть много причин. Я мужчина, молод и с хорошим здоровьем. Это тоже имеет свою цену. Мало удовольствия арендовать, к примеру, тело мистера Фрейзера, чтобы затем тащить лишних пятьдесят фунтов и мучится одышкой! Нет уж, сэр, моё тело стоит своих денег до последнего пенни. Правда, не могу сказать, что опыт дался мне дешёвой ценой…
— Были инциденты? — тактично спросил Герти.
— Случалось, — скривился Питерсон, пощипывая ухо, — Как только я открыл своё дело, возникало множество самых разных случаев, и курьёзных и в высшей степени досадных. Однажды я имел неосторожность сдать в аренду своё тело на целых три дня одному благообразному джентльмену из Глазго. Я имею в виду Глазго двадцать седьмого века, разумеется… Тогда я был молод и исполнен верой в благообразность наших потомков. Увы. Спустя три дня, очнувшись, я обнаружил себя в сточной канаве на окраине Клифа, в одном исподнем, мучимого мигренью и едва живого. От меня разило джином так, что шарахались лошади. И ощущал я себя так, будто выпил целую цистерну этого пойла. Как выяснилось, этот джентльмен решил не терять даром времени и предпринял увеселительную прогулку по всем злачным местечкам Нового Бангора. Разумеется, ему хоть бы хны, у информационного слепка сознания не бывает похмелья, я же чуть не расплатился за его опыт собственной поджелудочной железой.
— Это было настоящим свинством с его стороны! — невольно возмутился Герти.
Питерсон ответил на это печальной усмешкой.
— Если бы только это… На заре моей карьеры темпоральной шлюхи не всё складывалось гладко. Меня лягала лошадь — какой-то идиот, впервые её увидевший, попытался подёргать её за хвост. Меня трижды выгоняли из публичных домов. Я не стану рассказывать, за что, хоть мы все с вами и джентльмены. Лучше поверьте мне на слово, в будущем свобода нравов зачастую граничит с чем-то невообразимым… Не менее пяти раз меня избивали где-то в Шипси. Дважды я приходил в себя в полицейском участке. Один раз я чуть не утоп. Около десяти раз попадал под парокэбы. А один раз подрядился надсмотрщиком на филиппинские сахарные плантации и, придя в себя, чудом успел удрать с отходившего корабля…
Герти ощутил невольное уважение к этому щуплому неказистому человеку. Судя по всему, в свои тридцать с небольшим лет он вместил множество жизней. Пусть и прожитых не им, а другими людьми.
— Сочувствую вам, — сказал он смущённо.
Питерсон лишь махнул рукой.
— Пустое. С тех пор я поумнел и давно поставил дело на надёжную основу. Моё тело слишком дорогой товар, чтобы предоставлять его первому встречному без обязательств. Нет, сэр. Теперь каждый желающий арендовать моё тело, теперь подписывает со мной трехстраничный контракт. Я составил его со въедливостью лучших адвокатов. Там перечислено, чем позволяется заниматься в моём теле, и чем нет. Указаны нормы потребления выпивки и диета, которой стоит придерживаться. Я не поленился предусмотреть все мелочи. Уличённый в несоблюдении контракта пожизненно лишается возможности иметь со мной дело. Если хотите, можете взглянуть…
Питерсон достал из кармана сложенный лист бумаги, пестрящий знаками параграфов и выглядящий весьма внушительно. Количеству его пунктов и подпунктов, прикинул Герти, мог бы позавидовать любой лондонский судья. Не собираясь читать текст, некоторые пункты он машинально выхватил взглядом.
— Запрещается фотографировать самого себя, — прочитал он с удивлением.
— Был один случай, — Питерсон смущённо усмехнулся, — Какому-то дураку вздумалось сфотографировать самого себя практически в упор. То есть, самого меня. От вспышки магния я получил чувствительный ожог лица, в придачу чуть не ослеп.
— Запрещается целовать полисменов…
Питерсон смутился ещё больше.
— У них там и в самом деле очень свободные нравы. Очень.
Герти с показной внимательностью перевернул несколько страниц.
— А как на счёт стрельбы, мистер Питерсон? Стрельбу в живых людей ваш контракт, случайно, не предусматривает?
Питерсон вздёрнул голову.
— Любому моему клиенту запрещено умышлено причинять вред людям. В любой ситуации. Как вы понимаете, я не хочу одним прекрасным днём очнуться на каторге или того хуже…
— Значит, речь идёт не только о покушении на убийство, но и о нарушении контракта, — Герти попытался воспроизвести хищную улыбку мистера Беллигейла и, судя по выражению лица Питерсона, вполне преуспел, — Если не возражаете, я задам вам несколько вопросов.
— Конечно! Именно за этим я вас и пригласил.
— Когда вы… снова стали собой?
— Этим утром, — с готовностью ответил Питерсон, — Обычно я работаю по шесть дней в неделю без перерыва, но в этот четверг позволил себе выходной. Немного побаливает колено. Подозреваю, кто-то из моих клиентов в нарушение контракта увлекается долгими прогулками…
— Вы заметили что-то странное после того, как восстановили контроль над собственным телом?
— В нашем деле акт приёма-передачи не подписывается, — Питерсон натянуто улыбнулся, — Но у меня есть обыкновение проверять сохранность всего того, что принадлежит мне. Все члены были на месте, боли отсутствовали, лицо не расцарапано, так что я счёл, что имущество возвращено без дефектов. Мне, правда, показалось, что я улавливаю лёгкий запах сгоревшего пороха от правой руки, но до момента вашего визита я не был в этом уверен.
— Попытайтесь вспомнить, кто арендовал ваше тело вчера.
— Минутку, минутку… — Питерсон ожесточённо потёр подбородок, припоминая, — Ах да, вчера была среда, день, который я выкраиваю для постоянных клиентов. Сейчас… Ага, был мистер Паддз, очень воспитанный пожилой джентльмен, обычно любуется морем и лакомится пирожными с заварным кремом. Потом ещё Мистер Боуз, точно. Этот без ума от старых британских пабов и готов сидеть в них днями напролёт, но мы договорились, что я не позволяю ему более трёх пинт пива. Я-то не хочу превратиться в бочонок! Так… Мисс Лентингтон. Очень милая особа. Её интересует мода викторианской эпохи и ничего кроме. Мистер Брейтман, учёный, почтенный историк. Мистер Лоувер, студент, пишет научную работу по теме банковского дела конца девятнадцатого века. Мистер Троут, пишет исторический роман. Даже обещал сделать меня в благодарность одним из персонажей… Вот, кажется, и всё. Конечно, я могу сверится с журналом и бухгалтерией, но уверен, что всех назвал. Все мои клиенты очень благонадёжные и законопослушные люди, никому из них не пришло бы и в голову стрелять в служащего Канцелярии!