– На улицу не пойдем! Холодно, – Док поднялся из-за стола навстречу Андрею. – Вижу, вы не заплутали.
– Тут сложно заплутать, Док. Как вы и сказали, ехал прямо, никуда не сворачивал. И да, спасибо вам, не ожидал: машина – воистину царский подарок.
– Не за что, Андрей. Все равно она стоит у меня без дела. А продавать жаль, люблю я ее. Вот для гостей и приспособил. Кстати, такая особенность Кипра, – Док явно хотел спрыгнуть с темы, сопряженной с обменом любезностями, – поезжайте по любой дороге, и там, где она заканчивается, вы обязательно упретесь в таверну. Киприоты любят хорошую еду. Иногда даже чересчур, в ущерб своему здоровью. Вот я не киприот, а перенял у них деструктивную черту характера! – Док, дурачась, похлопал себя по заметно выпиравшему из рубашки округлому животу. – Я не очень нарушил ваши планы?
– Ну что вы, Док, нет, совсем нет. Я отлично поработал несколько часов с утра и вряд ли вернусь к работе сегодня.
Еда в таверне была свежей, вкусной, но приготовленной без особых гастрономических изысков. Скорее домашней, а не ресторанной.
– Да, – продолжал Док, – тем, кто привык к мишленовским звездам, на Кипре делать нечего. Здесь все просто. Слишком по-настоящему, без глупостей и условностей. Много солнца, много ветра, много вкуса. Много жизни. Кстати, Андрей, выходя из дома, никогда не забывайте солнечные очки. Они тут совсем не модный аксессуар, а физиологическая необходимость.
Андрей знал. Аэлита тогда, в первый день, вышла без очков, а потом несколько часов «зайчиков» ловила, уцепившись за Андрея во внезапной куриной слепоте.
– Док, я вам в прошлый раз о себе рассказал. А вы чем занимаетесь?
Док, похоже, ждал этого вопроса. Широко улыбнувшись, он сказал просто и без рисовки:
– У меня успешные бизнесы, Андрей. Бизнесы, не требующие моего ежедневного присутствия. Так что я могу позволить себе быть просто пенсионером.
– Вам не скучно, Док? Честно говоря, вы не похожи на пенсионера!
– О, нет! Я составил себе список. Там книги, что прошли мимо меня. Там фильмы, что я не видел. Там целые дискографии, а я не имел о них представления. На ближайшие тридцать лет я занят, и занят весьма плотно.
Андрей замолчал. Такой список был и у него. Только у Андрея не было ни времени, ни сил, ни возможности перевернуть в нем хотя бы первую страницу.
– Какой кофе вкусный! – Андрей с блаженством на лице смаковал последние капли из маленькой чашечки.
– Здесь сложнее найти место, где кофе плох. Сколько тут живу, столько получаю удовольствие от нюансов букетов местного шираза и неподражаемого кофе, – согласился с ним Док. – Еще не поздно. Прогуляемся, осмотрим окрестности?
Они вышли на стоянку.
– Садитесь ко мне. Можем, конечно, и пешком, но дорога сильно под уклон. А мне, с моим лишним весом, будет весьма затруднительно подниматься в гору. – Док открыл двери Росинанта.
Машина устремилась вниз по узкой асфальтовой дорожке. В конце спуска дорога делала петлю вправо и заканчивалась в двух сотнях метров, возле меленькой бухты, очевидно, в теплое время года используемой для купания.
Однако Док не доехал до бухты. Там, где начинался изгиб дороги, Росинант, свернув налево, а не направо, по-сайгачьи перескочив через бруствер, оказался на пересеченной местности и бодро устремился туда, где мощно гудел морской прибой. Не доехав до кромки обрыва метров десять, Док улыбнулся:
– Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны.
Когда они подошли к краю обрыва, Андрей взглянул вниз и оторопел. Это был вовсе не обрыв. Там, где заканчивалась земля, где они с Доком стояли, в метре ниже начиналось гладкое молочно-белое зеркало, полого спускавшееся от берега в море. Видимый его участок имел не меньше ста метров в ширину и метров двадцати от кромки земли до полосы прибоя.
– Что это? – Андрей недоуменно повернулся к Доку. – Это же искусственное образование!
Док лишь усмехнулся.
– Андрей, а теперь вам самое время повернуться на сто восемьдесят градусов.
Они были возле берега моря. И храм, и гостиница с таверной, где они только что обедали, и автомобильная стоянка – на ней виднелся выданный Андрею во временное пользование «икс-пять» – стояли на плоской равнине сотней метров выше. Но это была не равнина.
Точнее, геометрически это была равнина. Но холм, где они провели предыдущие полтора часа, не был холмом. Он оказался весь сложен из ровных огромных каменных блоков. Торец каждого блока был не менее десяти метров в ширину и метров семи-восьми в высоту. Блоков было очень много. Их ряд уходил влево и скрывался за изгибом бухты. На них, словно детские игрушки, как раз и стояли дома, автомобили, росли деревья, суетились люди. Блоки образовывали безупречно ровную площадку, а сразу под ними и вплоть до берега начиналась полоса, очень похожая на застывшие потеки какой-то расплавленной породы. По ней и была проложена автомобильная дорога.
– Кто? Кто все это сделал? – Андрей стоял, открыв рот от изумления, словно восьмилетний мальчишка.
– Одно я знаю точно, – Док вкусно пыхнул трубкой, – тех, кто это сделал, сейчас среди нас нет. Садитесь в машину. У нас еще час-полтора, пока не стемнело. Покажу вам еще кое-что.
Росинант выбрался на дорогу, поднялся на плато и поехал в сторону Пафоса. Буквально через полминуты Док свернул налево, на неприметную асфальтированную дорожку. Прижался к обочине, остановился, включил полный привод:
– Пригодится.
Через километр дорога резко пошла вправо и вниз, в ущелье. Потом резко влево и вверх, из ущелья. Тут-то асфальт и кончился.
– Ну вот, Росинант наконец-то дорвался до своей стихии! – Док ехал по каменистой тропе небыстро, чтобы не растрясти Андрея, не привыкшего к прелестям офф-роуда.
Спустя где-то километр дорога пошла вниз. По бокам были отвесные стены, и дорога словно ненадолго уходила в тоннель без верха. В пятидесяти метрах располагался каменный мостик, а за ним, еще километра на два, простиралась равнина. Море было слева.
Док съехал на мостик, перескочил через него, проехал еще метров пятьдесят и остановился.
– Знаете, Андрей, в моей машине чистые и прозрачные стекла. Зачем высаживаться, мы и так всё увидим.
С этими словами Док резко развернул машину в обратном направлении. Дорога, по которой они только что съехали, прорезала стену из таких же монолитных блоков, как и те, что были на берегу. Только размеры блоков здесь были раза в полтора солиднее, чем там.
Постояв с полминуты, Док снова развернулся и выехал на то самое двухкилометровое плато, что они видели впереди. Андрей пригляделся и понял, что справа, на все два километра вперед, стоит стена из таких же монолитных блоков. Некоторые из них покосились, некоторые были разбиты, один или два стояли вообще на ребре.
– Кстати, Андрей, если бы мы с вами сейчас переместились в море – ну, например, была бы у нас лодка, – то увидели бы, что наш Росинант стоит на плато, состоящем точно из таких же «кубиков». А теперь посмотрите направо, только выше верхнего края этой стены.
Где-то в полукилометре выше был следующий такой же уступ из блоков. А за ним, еще выше, угадывался еще один.
– Не может быть, – у Андрея пересохло в горле, и он жадно присосался к бутылке с водой, – не может быть, чтобы вот такой искусственный фундамент тянулся на два километра кряду!
– Конечно, не может, – голос Дока звучал глухо и буднично, – на самом деле эти образования тут имеют протяженность километров в двадцать. Может, в тридцать. А может, и еще больше – просто ближе к городу начинается застройка и современные домики маскируют мегалиты: они на них стоят. Ведь как сейчас строят? Выскребают сантиметров пятьдесят вглубь и заливают фундамент.
– А чего так мало?
– А зачем больше? Мегалиты и так отлично держат дома. Зачем заглубляться?
Андрей молча курил в открытое окно.
– Вот знать бы, кто все это построил.
– Так зачем? – вздохнул Док. – Вы думаете, это что-то изменит? Думаете, будет полезно? Многие знания умножают скорбь, друг мой. Все, что мы знаем, – думаю, вполне достаточно. Вот был кто-то, кто все это построил. Потом произошло что-то. И этих кого-то больше здесь нет. Зато теперь есть мы. А та цивилизация, судя по тому, что я видел и экстраполирую из увиденного, была уничтожена. Уничтожена кем-то, кто смог. А те, кто строили, они проиграли. И были стерты с лица земли.
– Это несправедливо. А как же этика? Как можно было разрушить такой мир, способный на строительство таких сооружений?!
– Андрей, вы о чем? Какая-такая этика? Этики не существует. Она лишь в умах писак и виршах пиарщиков. На самом деле природа руководствуется лишь целесообразностью. Сегодня здесь одно, завтра другое. Вы же киношник?
– Телевизионщик.
– Да какая разница. В первом павильоне «Мосфильма» бывали?
– И не раз.
– Ну вот. А теперь представьте. Сегодня там снимает Бондарчук-младший. Через две недели Бекмамбетов. А сорок лет назад снимали Рязанов, Митта, Гайдай и Швейцер. Каждая группа свои декорации строила, творила в них. А потом – раз! – и пусто, хоть шаром покати. А следом – раз! – и другие декорации. Все изменяется, одно только остается неизменным.
– Что?
– Не что, а кто. Хозяин павильона.
Уже начало темнеть. Солнце в декабре светит ярко, но за горизонт заваливается быстро. Росинант было тронулся в обратный путь, но кофе и вода сделали свое дело.
– Док, давайте остановимся.
– Вы что, в туалет хотите? Проходи, не стесняйся! – отозвался Док голосом Крючкова из «Осеннего марафона». Андрей в голос заржал.
Они стояли рядом и с удовольствием облегчали мочевые пузыри.
– Кстати, Андрей. Вы там что-то про этику говорили, как сейчас помню. Под ноги себе посмотрите.
В метре от них была муравьиная тропа. Она именно была – до того самого момента, когда Андрей и Док вышли из Росинанта. Теперь же она была смыта мочой. Маленькие мертвые муравьишки плавали в лужах. Это была катастрофа.
– Андрей, а ведь еще бы тысячу поколений – и среди них стали бы рождаться свои Микеланджело, Менделеевы и Капицы. А вы взяли – и уничтожили их цивилизацию. Вот так, походя. Раз и всё. Зачем вы это сделали? Вы так хотели?