– Помнишь тот вечер, накануне аварии? – начал я осторожно.
– Еще бы, – недовольно фыркнула жена.
– Будь добра, напомни, что тогда произошло между нами.
– Зачем?
– Не спрашивай, а делай, как тебя просят.
Прежде чем заговорить, она отхлебнула минералки прямо из горлышка.
– Я вернулась домой от Лельки около десяти и застала тебя на кухне. Ты хлестал «Мартини». Заканчивал вторую бутылку. Я спросила: «Что происходит?». А ты расхохотался как сумасшедший и ответил, что «наше дело дрянь, потому что один сообразительный фраер надумал подвинуть тебя из бизнеса». Потом ты начал ругаться, как последний сапожник. Я хотела уйти, чтобы избавить себя от этого представления, но ты швырнул в меня пустой стакан (хорошо еще, что не попал) и заорал, что разобьешь бутылку о мою голову, если я не стану тебя слушать. Мне было страшно. Ты вел себя, как бандит с большой дороги. Хвалился какими-то криминальными связями, размахивал кухонным ножом и грозился, что убьешь какого-то «продажного Мишку». Потом тебе позвонил Семен. Ты договорился о встрече и ушел.
Жена замолчала, прополоскала горло минералкой, и не успел я опомниться, как она заговорила снова.
– А знаешь, что случилось потом?
– Что? – с трудом выдавил я, чувствуя, как уже знакомый мне холодок тревожно пробежал по спине и, превратившись в тупую боль, врезался в сердце.
– Ты отвлекся за рулем и наткнулся на грузовик, а потом твой джип отбросило на автобусную остановку…
– Не надо, – прошептал я, давясь от нехватки воздуха, но она не унималась.
– На остановке находились молодая женщина с пятилетней девочкой…
– Прекрати! – крикнул я срывающимся голосом.
Перед глазами возник двадцать пятый кадр: белое лицо Любы с глазами полными ужаса, в ушах зазвенели слова ее дочери: «Он – плохой дядя», и в следующий миг вокруг меня сгустилась непроницаемая чернота.
Загрохотал подъехавший поезд. Двери отворились. Возникший из ниоткуда людской водоворот подхватил меня и потащил в душную тесноту вагона, тогда как моя кареглазая красавица осталась на платформе.
«Еще немного, и она навсегда исчезнет из твоей жизни», – больно кольнуло в голове. Эта мысль заставила испытать ужасные муки. Выбраться из вагона не представлялось возможным, и тогда, глядя ей в глаза, я громко крикнул, стараясь перекричать гудевшую толпу:
– Где!?
Сделав неопределенный жест рукой, она что-то сказала. Двери захлопнулись и поезд, стуча колесами, умчал меня от Любы в тоскливую кишку туннеля.
Мне показалось, что я не услышал ее слов. Нет. Я их все-таки услышал. Она сказала: «Прощай, Горемыка».
10.10.2010