– Все понял?
Конторский опять выразительнейшим образом пожал узкими плечами.
– Тогда последнее. Беги сейчас на улицу. По направлению к порту, пожалуй. Догони мистера Кидда.
– Да, сэр.
– Скажи ему, чтобы он вернулся. Скажи, мы немедленно едем с визитом к миссис Джонсон.
Как и все состоятельные жители Нью-Йорка, вдова судовладельца и рогоносца Сэмюэля Джонсона жила в доме с колоннами, стоящем в яблоневом саду. От ворот к широкому крыльцу вела дорожка, выложенная красным кирпичом.
В свеже-голубом небе расплывались тихие облачка, в кронах цветущих яблонь блуждали задумчивые пчелы, в тени под коляской дрыхли два негра.
Одновременно ударяя в кирпич своими тростями, мистеры Ливингстон и Кидд приближались к дому.
Когда до крыльца оставалось не более десяти ярдов, на верхней ступеньке появился пожилой джентльмен с седой раздвоенной бородой и в белом парике.
Визитеры поклонились.
– Мистер Ливингстон с другом, – внушительно сказал Ливингстон.
Мажордом удалился.
Появился вскоре и сообщил, что миссис Джонсон принять джентльменов готова, но просит подождать. В библиотеке.
Библиотека оказалась в доме бывшего судовладельца довольно странной.
Веселая французская мебель в стиле Людовика XIII, золото, гобелены, всякие там секретеры, бронзовые аллегорические статуэтки, ниспадающие занавеси с кистями, подсвечники и две карликовые пальмы в кадках, что, видимо, было уступкой местному колориту.
И ни одной книги!
«Оригинально», – подумал торговец.
Капитан не подумал ничего.
Он волновался.
Хозяйка появилась неожиданно и не с той стороны, с которой ждали.
За спинами джентльменов раздался приятный, чуть в у нёбо, голос:
– Здравствуйте, джентльмены.
Джентльмены обернулись, одновременно принимая положение легкого полупоклона.
Французская мода целования руки женщины при встрече еще не распространилась повсеместно в те времена, поэтому, когда хозяйка вытянула свою длань, это означало лишь, что она предлагает гостям сесть.
Самое время ее описать.
Довольно высокая, довольно крупная и совершенно довольная жизнью дама лет сорока пяти. Когда-то она была, очевидно, красива, нынче же можно было, не лукавя, сказать лишь, что она хороша собой.
Былая и белая красота. В том смысле, что ни тени загара не было заметно на ее ланитах. Достичь этого было не так-то просто в здешнем теплом и щедром на солнечные дни климате.
Разумеется, Уильям Кидд был не способен анализировать детали ее облика, он был влюблен, а значит, почти слеп. Собственно, он почти что ее и не видел, потому что боялся смотреть на нее в упор.
Только искоса.
Только украдкой.
Край платья, мизинец, локон – этого было достаточно, чтобы воспламениться его воображению.
– Дорогой мистер Ливингстон, чему я обязана такой честью и радостью?
– Разве для того, чтобы навестить красивую женщину, нужны какие-то особые причины?!
Хозяйка улыбнулась, показывая, что поняла, что ей сделан комплимент.
Бесшумно ступая по начищенному восковому полу, вошла мулатка в синей юбке и белом тюрбане на голове. В руках у нее был серебряный поднос, на нем – большой серебряный же кофейник и три микроскопические чашечки. Кроме того, большая пергаментная коробка, украшенная тиснеными, опять-таки серебряными, рисуночками.
– В этот час я привыкла пить шоколад с перуанскими сладостями, вы не согласились бы разделить со мной эту трапезу, джентльмены?
Мистер Ливингстон выразил полный восторг перспективой закусить.
Кидд испугался, что у него кусок в горло не полезет и это обидит хозяйку.
– Миссис Джонсон…
– Называйте меня просто Камилла, ведь вы старинный друг моего мужа.
– Дорогая Камилла, хочу представить тебе своего хорошего приятеля, Уильяма Кидда. Он недавно прибыл в Нью-Йорк, и я счел своей дружеской обязанностью свести его с лучшими людьми города. Разве я мог, в достижении этой цели, миновать твой восхитительный дом?
– Очень мило, – чуть поджимая пухлые, резко очерченные губы, проговорила хозяйка, грациозно придерживая чашечку с раскаленным какао.
Уильям Кидд встал (ничего не опрокинув) и сказал:
– Уильям Кидд.
Ливингстон продолжал:
– Я уже сказал, что он прибыл недавно, ибо все свое время тратил на непрерывные бои с этими оголтелыми французами. Кстати, не без успеха и с пользой для Англии. Это он, именно он нанес им два самых серьезных поражения в Карибском море.
Камилла Джонсон ничего не слыхала об этих сражениях, но учтиво восхитилась.
Кидд почувствовал, что его рассмотрели и можно сесть.
Хозяйка, как бы в знак поощрения за невиданные морские подвиги, передала ему чашку с шоколадом. Он бы отказался, если бы мог. Он всерьез считал, что шоколад из ЕЕ рук – слишком большая награда за то малое, что он совершил.
Разговор между тем шел своим ходом.
– Это очень мило, дорогой мистер Ливингстон, что вы взялись руководить первыми поступками капитана, но, насколько я могу судить, его первая светская попытка была неудачной?
Миссис Джонсон, как и все, кто был на приеме у губернатора, знала о конфузе, понесенном рыжим капитаном-выскочкой. О мистере Ливингстоне у нее сохранились не самые лучшие воспоминания, и она не упустила случая его уколоть.
Уколотый ничуть не опечалился и не оскорбился. Он расплылся в широкой улыбке и радостно сообщил:
– Дорогая Камилла, вас ввели в заблуждение. Это не сэр Флетчер сурово обошелся с мистером Киддом, это мистер Кидд счел нужным поставить на место этого зарвавшегося негодяя с гнилыми зубами.
Лицо миссис Джонсон сделалось бледнее, чем обычно, она поняла, что чего-то не понимает, и поэтому испугалась:
– Вы уверены, мистер Ливингстон, что нашли правильные выражения для характеристики нашего губернатора?
Толстяк сиял. Ему нравилась его нынешняя роль.
– Для характеристики губернатора – возможно, но для взяточника и казнокрада эти слова как раз впору.
Волна недоумения пробежала по правильным чертам мадам. Они на мгновение стали почти неприятны. Конечно же, Уильям Кидд ничего этого не увидел. Он смотрел в чашку.
– Казнокрада?!
– Сегодня утром он арестован!
– Кем?!
– Прибыл специальный посланец короля Вильгельма и привез решение парламента с подписью короля.
– То есть… – миссис Джонсон повернулась к Кидду, – вы шли на прием к сэру Флетчеру, зная, что он фактически смещен?
Уильям залпом проглотил шоколад, жутко обжегся и отрицательно замахал руками:
– Нет, что вы, нет!
– А вы коварный человек!
Уильям обмер, хотя, говоря по правде, мужчина, услышавший такие слова от женщины, должен был бы обрадоваться.
– Я не коварный человек!
– Понимаю, понимаю.
– Я ничего не знал, ничего!
Хозяйка понимающе и затаенно усмехалась.
Ливингстон старался как можно незаметнее ткнуть друга в бок, но сделать это было нелегко.
Капитан Кидд изо всех сил портил образ рокового мужчины, победителя французов и ниспровергателя губернаторов, который уже готов был поселиться в воображении стареющей красавицы.
Надо сказать, что он преуспел в этом деле. Слишком старательно и слишком страстно он обелял свою репутацию в глазах мадам.
Наконец она, зевнув, поверила ему, что он не имел никакого отношения к истории со снятием с поста сэра Флетчера. Так уж устроена женская голова, что и все прочее, что касалось этого странного рыжего капитана, напрочь перестало ее интересовать.
Прощание было холодным.
Ливингстон вздыхал, ему было жаль своего очередного замысла. Но поскольку с крушением этого замысла он не понес никаких финансовых потерь, печаль его была светла.
Уильям Кидд был, в отличие от всех остальных, в приподнятом расположении духа. Он был уверен, что добился огромного успеха, сумел открыть своей возлюбленной Камилле глаза на свою истинную сущность. Она теперь не думает, что он интриган и проворачиватель каких-то темных делишек. Она смотрит на него открытыми глазами.
– Могу ли я, миссис Джонсон, иметь счастье и честь бывать у вас?
Улыбнувшись без всякого энтузиазма, хозяйка кивнула по чисто светским соображениям.
Капитан чуть не прослезился от счастья.
А потом была красная кирпичная дорожка через цветущий яблоневый сад.
А потом была бричка, запряженная двумя великолепными серыми в яблоках лошадками. Такими замечательными, словно они были существами из сада Камиллы.
А потом был обед в конторе Ливингстона, где тот задал Уильяму вопрос, который не мог не задать:
– Ну и каковы ваши впечатления, мой друг?
Пребывавший в состоянии сна наяву, капитан, конечно же, понял его не сразу. И даже не со второго раза. А когда понял, сказал только одно:
– Я хочу на ней жениться.
Рывки, которыми двигалось сознание капитана, поражали даже столь бывалого человека, как Ливингстон.
– Жениться?!
Глаза Кидда даже не сияли, полыхали!
– Разумеется, как же я могу на ней не жениться, когда я в нее влюблен.
– Это заметно.
– И, по моим наблюдениям, я тоже произвел на нее довольно благоприятное впечатление.
Ливингстон поджал нижнюю губу, скосил взгляд в сторону и ничего не сказал.
– И кроме того, есть еще одна, самая важная, причина, по которой я могу на ней жениться!
– Какая, откройте мне.
– Угадайте, Ливингстон!
– Потому что она богата? – с надеждой спросил друг.
Капитан Кидд снисходительно улыбнулся и потрепал его по мясистому плечу:
– Потому что она вдова!
Всего через неделю после первого посещения дома роскошной вдовы парой джентльменов мистер Ливингстон вновь сидел в «библиотеке», под карликовой пальмой, и вкушал шоколад.
– Не желаете ли чего-нибудь покрепче? – участливо спросила миссис Джонсон.
– О, это излишне.
– Отчего же?!
– Меня достаточно пьянит сама возможность беседовать с вами.
Вдова отхлебнула горячего, ныне горячительного напитка и усмехнулась: