Май не радовал мистера Ливингстона и не мог смягчить своей волшебной пышностью несомненное разлитие желчи в его организме.
Поднявшись по ступеням, гость решительно вошел внутрь. За время, прошедшее с отплытия капитана Кидда к туманным мадагаскарским берегам, мистер Ливингстон стал в доме миссис Джонсон-Кидд совсем своим человеком.
Он приезжал когда ему вздумается.
Приводил кого пожелает.
С удовольствием ел и пил.
Впрочем, соломенную вдовушку это мало стесняло. Она не ограничивала себя в знакомствах. Любила шумные застолья и всевозможное музицирование.
Клавесин в ее доме не умолкал.
Часто она в большой компании отправлялась на лодках вверх по Гудзону. Тогда устраивались очаровательные пикники, с кострами и плясками вокруг них.
Правда, заплывали не слишком далеко, чтобы, не дай бог, не столкнуться с индейцами.
В большой гостиной Ливингстон никого не обнаружил. Тогда он прошел дом насквозь и оказался на заднем крыльце, мало чем уступавшем парадному. С него открывался вид на парк, устроенный как бы по английской моде.
Газон.
Кусты, подстриженные в виде шаров.
Пруд с ажурной беседкой на берегу.
Лодка возле беседки.
Все это великолепие прозябало без внимания миссис Джонсон.
Ливингстон вернулся и столкнулся с Ситти, мулаткой-горничной. На ее лице был написан ужас. Еще бы, она пропустила появление гостя и не доложила о нем госпоже.
– Где миссис Джонсон?
Ситти силилась что-то сказать, теребила фартук, судорожно сглатывала слюну.
– Да что с тобой? Не заболела ли миссис Джонсон?! Мулатка невнятно помотала головой и еще яростнее взялась за свой фартук.
Ливингстон был весьма удивлен. Он понимал, что поставил девчонку в дурацкое положение своим внезапным, после двухнедельного отсутствия, появлением, но уж больно она нервничает.
Может, и правда что-то случилось?
Вот будет номер, если Камилла действительно заболеет.
Как раз к приезду мужа.
А алмаз не подействует!
– Ты мне ответишь что-нибудь? Ладно, я сам поднимусь в спальню.
– Мистер, мистер, мистер… – быстро заговорила Ситти, но ничего сверх этого слова.
Ливингстон быстро поднялся по широкой, украшенной ковровой дорогой лестнице на второй этаж. Прошелся вдоль шеренги не в меру развесистых кадочных пальм и положил ладонь на золоченую ручку белой ампирной двери. Другой рукой решительно постучал.
– Кто там? – недовольно, но томно спросила мадам.
Ситти стояла за Ливингстоном, как тень, питающаяся собственным ужасом. Торговец подмигнул ей и ответил измененным голосом:
– Капитан Кидд! – и нажал на ручку.
Дверь охотно распахнулась.
Портьеры были подняты, комната с неглубоким эркером была ярко освещена майским солнцем. Почетное положение в спальне занимала, естественно, кровать. Над ней царил квадратный белый балдахин. Под балдахином нежилась миссис Джонсон. Или ежилась. Гость не рассмотрел. Его внимание привлек доктор. Доктор, носивший ту же фамилию, что и миссис.
Он был без камзола, даже без рубахи. В одном шейном платке. Левый его башмак стоял на бархатной подушке кресла, а он в это время завязывал ленты чуть ниже своего колена. Ленты своих панталон, надетых за несколько мгновений до появления Ливингстона.
– Прошу прощения, миледи, – по инерции произнес друг капитана Кидда.
– С каких это пор вы взяли за обыкновение в любое время дня и ночи врываться в мою спальню?! – Претензия была только в словах хозяйки, но ее не чувствовалось в тоне.
Ливингстон кратко поклонился:
– Когда спешишь обрадовать человека, не думаешь, какое время на дворе.
– Обрадовать?!
– Вот именно, миссис Джонсон-Кидд. Прибыл ваш муж. Капитан Уильям Кидд!
Доктор в этот момент менял ногу, он потерял большую часть равновесия и чуть было не свалился на пол.
– Он здесь?!
Лицо возлюбленной жены капитана сделалось серым.
Ливингстон с удовольствием сказал:
– Да!
Доктор, поддерживая руками кое-как подвязанные у колен панталоны, крикнул:
– Но его же должны арестовать! Почему же его не арестовывают?!
Серость на лице миссис Джонсон-Кидд начала сменяться краснотой.
– Он сейчас войдет?! Сюда войдет?!
Друг капитана с сожалением вынужден был сказать:
– Нет. Он на моей ферме на Лонг-Айленде.
– Не бойся, Камилла, он еще далеко.
Ливингстон всплеснул руками:
– Доктор, и вы здесь?! А я вас сразу не заметил.
Доктор поискал глазами свой камзол.
– Да, я здесь.
– А, я понял, вы не только осматриваете миссис Джонсон, но и себя показываете.
– Вы угадали. Это такой новый, прогрессивный способ излечения глубокой меланхолии.
Ливингстон поощрительно кивнул:
– Я всегда был на стороне прогресса. Но если вы не против, я попросил бы вас прервать сеанс. Мне необходимо обмолвиться с больной несколькими фразами с глазу на глаз.
Доктор надел камзол на голое тело и вышел из спальни, напевая на мотив гэльской песенки:
– Несколько фраз, с глазу на глаз.
– Ситти, закрой дверь.
Невидимая мулатка мгновенно подчинилась. Двери закрылись.
Ливингстон повернулся к супруге капитана. Она уже отчасти овладела собой.
– Так, значит, он прибыл.
– Я пришел сообщить именно это.
– С алмазом?
– Да.
– Вы видели камень?
– Он мне его, конечно, не показал, но я чувствую, что он у него.
– С каких это пор вы стали полагаться на чувства?
– В жизни всякого человека рано или поздно наступает такой момент.
Камилла усмехнулась:
– Я жила подобным образом всегда.
– Поэтому я всегда перед тобой преклонялся.
– Оставим эти ядовитые любезности для более удобного случая. Ты сказал, что он на твоей ферме?
– Да.
– Ты скрываешь его от ареста?
– Можно сказать и так.
– Я должна туда поехать?
– Без этого не обойтись. Он должен испытать алмаз на тебе. Ты выздоровеешь, он отдаст камень мне, я отдам его губернатору, он отвезет его премьер-министру.
– Премьер-министру? Дело зашло так высоко?
Ливингстон понял, что проговорился. Впрочем, слегка. Камилла знала, что камень добывается для Лондона. Остальное она могла бы додумать и сама. Не надо было ей рассказывать про камень, пусть бы думала, что Кидд охотится только за каким-то сундуком с монетами. С другой стороны, Кидд сам бы не удержался и все рассказал любимой жене.
Ливингстон уже два года мучился сомнениями на тему, что и кому следовало в этой истории знать, чтобы она завершилась как можно успешнее.
И ни к какому выводу не пришел.
– Не имеет значения.
Камилла усмехнулась:
– Пусть так. А когда я получу свои деньги?
– Как только губернатор вернется из Лондона.
Лицо женщины снова посерело.
– Речь не шла ни о каком Лондоне. Кидд должен был привезти клад. Вам алмаз, мне деньги.
Ливингстон вдруг почувствовал страшную усталость. Как выбраться из паутины этой путаницы? Столько всего было наговорено, столько времени прошло с той поры, когда это говорилось! Человек, который выдумывает, должен точно знать, как оно было на самом деле.
– Я не буду участвовать в вашем балагане, пока не получу то, что мне причитается.
Ливингстон усмехнулся:
– А сколько тебе причитается?
Миссис Джонсон задумалась.
Клад – это нечто большое и неопределенное. Сказать тут что-нибудь конкретное – это значит прогадать.
– Мне причитается то, что мне причитается.
Торговец удовлетворенно кивнул:
– Согласен.
Лорд Белломонт также принял Ливингстона в постели. Его спальня была намного мрачнее спальни миссис Джонсон. Стены обиты коричневой тканью с тусклым золотым рисунком, на окнах – темные портьеры, мебель – смесь старого красного дерева с потускневшей бронзой.
Губернатор страдал от простуды, лоб в испарине, голос севший, глаза немного воспалены.
Было и еще одно сходство между его спальней и будуаром Камиллы.
Здесь тоже наличествовал врач.
Различие было в том, что он занимался своим прямым делом. Лечил. Ливингстон застал тот момент, когда лекарь выходил из губернаторских покоев с медным тазом, забрызганным горячей кровью лорда Белломонта.
Кровопускание было если не единственным, то самым популярным методом лечения у врачей того времени. Самое смешное, что в большинстве случаев оно действительно приносило облегчение. Особенно людям пожилым.
– А, – сказал губернатор, увидев гостя. Было непонятно, приветствует он Ливинстона или в чем-то уличает.
– Рад вас видеть… – У торговца чуть было не сорвалось с губ «в добром здравии», и он быстро закруглил: – милорд.
Его превосходительство сдвинул шелковый колпак и вытер испарину со лба.
– Отчего же вы один?
– Я не один.
Лорд Белломонт тихонько покашлял, это означало, что он смеется.
– Говорят, что при сильном жаре у человека может двоиться в глазах. У меня же все уполовинивается. Ливингстон понял, что разговор будет неприятным.
– С вашими глазами все в порядке, милорд.
– Тогда что-то не в порядке с вашими словами.
– Кидд в Нью-Йорке, вернее, он на Лонг-Айленде. На моей ферме.
– Где же камень?
– Камень у него.
Губернатор закрыл глаза и на некоторое время погрузился в приятное блаженство.
– Как он выглядит?
– Немного постарел, но все такой же рыжий.
Его превосходительство дернулся. С его головы скатился колпак, обнажая бледную лысину.
– Вы кого имеете в виду?
– Простите, милорд. Самого камня я не видел.
Глаза Белломонта начали медленно вылезать из орбит.
– То есть?
– Он мне отказывается его показывать. Он требует, чтобы ему сначала дали излечить жену. Такой был договор.
– Договор с идиотом, – прорычал губернатор.
Ливингстон промолчал.
– Скажите мне, как он объясняет то, что индийским властям стало известно, у кого находится алмаз, и с каким документом в кармане он плавает по морям?
– Он был поражен этим известием, милорд. Он теряется в догадках.