Эта администрация находится еще в зачаточном состоянии. Она насчитывает нескольких лиц подле короля, главных коронных служащих, управляющих делами его дома; некоторых представителей королевской власти, рассеянных по домену, — прево.
Естественно, на эту примитивную администрацию влияют социальные обычаи эпохи. Если обязанности главных коронных служащих — коннетабля, виночерпия, камерария, сенешала, канцлера не являются наследственными. То они пожизненные, что можно считать первым шагом к наследованию. Кроме того, кажется, эти должности закрепляются за членами определенных феодальных домов, обладающих самыми крупными сеньориями в домене, должность коннетабля — за семьями Шомон, Монморанси и Клермон; камерария — за домами Галеран, Даммартен и Бомон; виночерпия — за Ла Тур; сенешала — за Рошфор. Мы даже видим во времена Людовика VI, как семья Гарланд пытается и на короткое время удерживает в своих руках должности сенешала (дапиферат), канцлера и виночерпия. Этьен де Г арланд даже совмещает функции сенешала и канцлера. Но всякое могущество начинает волновать короля, подстрекаемого королевой Аделаидой и святым Бернаром. Этьена лишили его должностей и выставили из дворца. После пяти лет войн он подчинился и оставил всякие претензии на сенешальство и наследование этой должности. Обстоятельства, при которых преемники Этьена де Гарланда по канцелярии — Альгрен д’Этамп, Кадюрк, Симон, Гуго де Шанфлери оставляют свои обязанности, подсказывают, что и здесь между королем и его крупным чиновником возникли серьезные трения.
Итак, сенешальство и, канцелярия являлись единственными крупными учреждениями короны, представлявшими настоящие административные функции. Сенешал был главой королевского дома. Он ведал управлением королевскими финансами, и от него зависели прево. Он командовал войском и разделял с другими крупными чинами судебную власть. Канцлер был главой бюро центральной администрации, хранителем печати, которой скреплял акты суверена, представителем королевской особы во всей полноте своих функций как судьи.
Если бы эти крупные должности стали наследственны ми, король рисковал бы быстро стать почетным лицом, обладающим лишь видимостью власти.
Капетинги XII в., кажется, разглядели эту опасность Положение было щекотливое. Они не могли пойти на отмену главных должностей короны, унаследованных от каролингских императоров, кои, кроме того, представлялись им необходимыми для достоинства и престижа и короны. Они тянут время, сохраняя власть наименее опасных сановников, оставляя должности сенешала и канцлера без назначений. Но они их не отменяют.
Оставив сенешальство вакантным с 1127 по 1131 гг после отставки Этьена де Гарланда, Людовик VI переда: должность своему кузену Раулю де Вермандуа. После короткого перерыва в два года, последовавшего после смерти Рауля, сенешальство в 1154 г. получил Тибо V, граф Блуасский, сохранивший его до своей смерти в 1191 г. Рауль и Тибо были родственниками короля и как таковые казались более верными династии. Это также были крупные сеньоры, особенно второй, и управление их личными доменами держало их довольно часто вдали от двора. С ними сенешальство стало, как и желал суверен, функцией скорее почетной, а вследствие этого менее опасной. Сенешал, сохранивший не меньше своих прав, остался способен их осуществлять. Филипп-Август, желая избежать опасности, нашел более простым не передавать должность наследнику Тибо V. Должность сенешала не была упразднена. Она просто осталась без сановника. И в течение XIII в. и еще в начале века следующего, вплоть до конца династии королевские дипломы, содержащие с XII в. подписи, впрочем, фиктивные, четырех главных коронных служащих, кроме канцлера, продолжают упоминать должность сенешала, указывая, что она не имеет сановника (без какого либа сановника — «Dapifero Nullo»).
Что касается канцлера, то его должность оказалась вакантной после немилости Этьена де Гарланда в 1128 г., но начиная с 1132 г. образумившийся фаворит занимает ее снова. Должность эта вновь оказалась без чиновника на семь лет после падения Гуго де Шанфлери в 1172 г., потом на двадцать лет, с 1185 по 1213 гг. после смерти Гуго де Пюизе. Наконец, когда в 1223 г. умер канцлер брат Герен, госпитальер, ставший епископом Санлиса, его никем не заменили, и вплоть до 1314 г. канцлера не было. Отныне королевство становится достаточно могущественным, чтобы никого не опасаться, и функции канцлера выполняет чиновник иного ранга. Если можно обойтись без сенешала, то служба канцелярии должна иметь главу. Гак что во главе ее ставят хранителя печати, лицо менее значительное, получающее свою должность исключительно по королевской воле и отзываемое.
Чтобы заставить выполнять работу, которую он колебался препоручить главным коронным служащим, капетингский суверен предпочел обратиться к служащим своего дома, дворцовому персоналу, набираемому из мелкой знати домена, отныне приведенной к повиновению, а порой и вне этой знати; таков Генрих Ле Лоррен, которого враги при Людовике VI обвиняли в низком происхождении и которого королю пришлось защищать от всяческих обвинений. Но у этих лиц из окружения короля не было четко определенного официального положения. Они являлись друзьями короля, «familiares». Король выбирал среди них агентов, в коих нуждался и давал им временные поручения во исполнение своей воли. Ибо — и это следует подчеркнуть — вне канцелярии и ее бюро, кажется, нет настоящей организации королевского двора.
В этих условиях говорить об администрации, возможно, чересчур смело. Король живет как крупный собственник, со своего домена и в своем домене. Последний управляется на местах держателями — прево, покупающих превотство, которые делают взнос и управляют королевскими землями, осуществляя права короля в границах своих превотств или соседних сеньориях. В том, что касается остальной части королевства, то действия короля, когда они проявляются, преимущественно политического порядка. Они являются результатом соглашения, установленного между королевской властью и прелатами и баронами на часто собираемых короной ассамблеях, и, если случайно была принята какая-нибудь административная мера, суверен обращается к барону или прелату, чтобы утвердить ее исполнение даже в областях, где заседают эти временные делегаты, что никаким образом нельзя назвать управлением королевством.
Возможно, однако, что все было иначе, и эта администрация представляла собой более сложный механизм, который мы не можем уяснить по общей документации. Если правление Филиппа-Августа показывает нам лучше устроенную систему управления и администрацию, то это доказательство того, что ничего подобного не существовал до этого правления.
Правда, Филипп-Август включил в свой домен большую провинцию, которая с административной точки зрения представляла вершину того, что существовало тогда в Европе. Начиная со времени первых герцогов, и тем более когда эти герцоги получили английскую корону, в Нормандии развилась настоящая администрация. Это оказалось возможным потому, что герцоги, считавшие себя хозяевами как в Англии, так и в Нормандии, вследствие завоевания придали социальной организации специфический характер. Англо-нормандский феодализм основывался по соглашению с сеньором на базе уважения прав суверена, а не на базе дезинтеграции королевской власти и узурпации прав регалии, как во Франции.
И Филипп-Август не только получил Нормандию. Он также поглотил большую часть территорий, над которыми довлела власть Плантагенетов, и, чтобы его владычество стало эффективным, он учредил администрацию по подобию Нормандии, население которой, протестуя против жесткости этой администрации, привыкло постепенно ее терпеть.
Эти присоединения, расширив собственно королевский домен, не позволяли больше примитивной администрации первых Капетингов справляться со своей работой. Следовало произвести глубокие преобразования, если Капетинги хотели удержать в руках новые приобретения королевской власти.
Наконец, у капетингской династии отныне появились обязанности и труды, не связанные с теми, что она знала до сих пор. Чтобы играть видную политическую роль, взятую на себя, чтобы добывать ресурсы, которые эта роль требовала, старой патриархальной организации, которой доселе довольствовалась французская королевская власть, было недостаточно. Ее следовало преобразовать. Теперь недостаточно было простых держателей, управлявших доменами, таких как прево. Нужны были чиновники все более и более специализированные, многочисленные, постоянные представители особы короля в округах. Наконец, следовало, чтобы королевский двор перестал быть простым собранием клириков и друзей короля без четко определенных обязанностей, выполняющих по очереди самую разную работу и не всегда обеспокоенных тем, подготовлены они к ней или нет.
Эти преобразования совершались не в один день, тем более что суверен и его советники не всегда отдавали себе отчет в новизне проблем, встававших перед ними, и чаще всего смотрели в прошлое, ища модели действия на манер их предков. И народ, который они создавали, мыслил, также не чувствуя происходящих изменений и нужд, порождаемых ими, отказываясь понять, что минули времена, когда вещи можно было рассматривать с местной точки зрения, не сознавая, что отдельные нужды служили частным интересам.
Эти преобразования происходили беспорядочно, без плана, с желанием вводить как можно меньше нового, с трогательным уважением к существующим институтам, со странной слепотой по отношению к противоречиям некоторых институтов и условий, в которых они теперь функционировали.
Здесь не стоит вопрос изображения картины капетингской администрации в XIII в. Если в настоящее время не существует общей книги, действительно отвечающей на вопрос, то эта лакуна скоро будет заполнена[197], и в ожидании этого можно обратиться к зарисовкам того, чем была эта администрация в различные моменты капетингской истории. Хотелось бы только подчеркнуть самые важные изменения или нововведения, осуществленные суверенами династии и попытаться выделить принципы, определившие эти трансформации, отметив, однако, что эти принципы, возможно, не были сформулированы, даже бессознательно, авторами этих изменений.