Что осталось от катарской церкви после Монсегюра? Лораге, где еще находило приют больше всего верующих и священнослужителей. Церковь Каркассона пришла в почти полный упадок. В Альбижуа пышным цветом расцвели доносы. В Аженё продолжалась охота на еретиков: в 1249 г. под Аженом погибло на костре восемьдесят катарских верующих. Теперь продолжать облаву и терпеливо искоренять катаризм надлежало инквизиторам. Это были времена выкупов или, точнее, поручительств. «Близкие брали на себя обязательство за значительные суммы гарантировать явку в суд обвиняемых, которых оставили на свободе» (Жан Дювернуа). Это были и времена ренегатов, которых подстерегала месть бывших единоверцев. Новообращенным катарам оставалось только уходить в изгнание и добираться до Ломбардии, подобно Пьеру де Банвилю, купцу из Авиньонне, который бежал сначала в Ланьи, оттуда с товарами переправился в Геную и наконец достиг Пьяченцы и Кремоны. Иногда уезжали группами, как известно из реестров инквизиции в Тулузе, из записей позже 1273 г. То есть Людовик IX как будто достиг цели, которую поставил перед собой: очистить свою землю от еретиков. В третьей четверти XIII в. «лорагеский катаризм агонизировал», — отмечает Жан Дювернуа. Но «совершенные» не замедлили вернуться из Ломбардии, чтобы «пробудить веру своих еще многочисленных верующих и прежде всего вдохнуть в них смелость». Это возрождение особенно ярко проявилось в Монтайю около 1300 г.
Отношение Людовика Святого к евреям — особо болезненная тема, вызывающая жаркие споры[221]. Если верить одному современнику, Вильгельму Шартрскому, «он питал такое отвращение к евреям, ненавистным как людям, так и Богу, что не мог их видеть и отказывался пользоваться их услугами, каким бы ни было их имущество. Он не хотел, по его словам, сохранять ничего из их яда и позволять им заниматься ростовщичеством, желая, чтобы они зарабатывали на жизнь только при помощи любых дозволенных ремесел и торговли, как принято в других землях».
Надо ли делать из Людовика IX предтечу современного антисемитизма? Несведущий человек, ограничившись беглым прочтением сборника королевских ордонансов, мог бы счесть, что да. Красноречив уже простой перечень мер, принятых монархом. Ордонанс 1230 г. запрещал евреям давать ссуды и урезал долги перед ними на треть. Перед отъездом короля в Святую землю имущества евреев были конфискованы. Великий ордонанс 1254 г. предписывал: «Пусть евреи откажутся от ростовщичества, от богохульств, от колдовства и пусть их Талмуды и прочие книги, сочтенные богохульными, будут сожжены, евреи же, которые не пожелают подчиняться этим ордонансам, да будут изгнаны из королевства, а нарушители наказаны по закону. И пусть все евреи живут трудом своих рук или иными делами, не связанными с ростовщичеством». В 1258 г. долги перед ростовщиками было приказано отдавать в королевскую казну. На Рождество 1260 г. ордонанс велел мэрам добрых городов выяснить, какие преступления совершили на подведомственных им территориях крещеные евреи. В июне 1269 г. почитателям Ветхого завета было под угрозой штрафа предписано носить на одежде знак, отличающий их от христиан. На этой стадии подготовки крестового похода во множестве принимались дискриминационные меры против внутренних врагов. Отметим, что в этом король был не оригинален, ведь еще Латеранский собор в 1215 г. приказывал евреям носить особую одежду, а Арльский собор в 1234 г. потребовал только, чтобы они крепили к одежде отличительные значки. Тем не менее эти законодательные решения Капетинга дали повод обвинить его в антииудаизме. Первое возражение, выдвинутое его защитниками, может показаться смехотворным: он соглашался быть крестным отцом евреям, которые крестились. Короче говоря, он ничего не имел против евреев, но — обращенных! Другой, более весомый аргумент: в королевстве иудеи жили в таких же условиях, как и в Папском государстве, где их положение особо плохим не было. Они пользовались свободой совести и вероисповедания, и их нельзя было обращать насильно; но они не имели права нанимать слуг — Христиан, поскольку власти опасались обращения этих слуг в иудаизм. Третий довод, который приводят, ловко подменяет проблему: Людовик IX панически боялся богохульства, а ведь папа и видные парижские магистры, такие как Вильгельм Овернский и Альберт Великий, уверили его, что евреи «под видом Талмуда распространяют книги, наполненные богохульствами и оскорблениями Христа, Богоматери, христиан и самого Бога»[222]. Для защиты Талмуда перед королем и парижскими богословами были приглашены самые знаменитые раввины. После дискуссии, произошедшей 24 июня 1240 г., король назначил комиссию для изучения Талмудов, последствиями доклада которой стали гигантские аутодафе в июне 1242 г.: было сожжено двадцать телег книг, но ни один раввин не подвергся преследованиям. Прославленный рабби Иехиэль продолжал учить своих трехсот парижских учеников до 1257 г.
Защитники Людовика Святого утверждают также, что его настоящим врагом были не евреи, а ростовщичество. В самом деле, ордонанс 1269 г. обвинил ломбардцев и кагорцев, ссудодателей — Христиан, в жестоком разорении королевства и совершении многочисленных грехов в их конторах, после чего приговорил их к изгнанию на три месяца. Этот жестокий удар имел лишь ограниченные последствия: ведь с 1270 г. ломбардским купцам разрешили пользоваться некоторыми привилегиями, какие имели парижские горожане. Евреи же, хотя их ссудные операции имели небольшой масштаб, обвинялись не только в ростовщичестве, но также в богохульствах и колдовстве, а такой набор мог повлечь за собой сколь угодно опасные последствия. Действительно, в Анжу и Пуату, в апанажах королевских братьев, произошло несколько инцидентов.
В конечном счете антииудаизм Людовика Святого не вызывает сомнений, даже если он не дошел до степени истерии и даже если самые тяжкие обвинения — в ритуальных убийствах — распространялись за пределами королевства, в Вальреа и Вьеннской епархии, с 1247 по 1253 г. Отметим также в оправдание короля, что он позволял «врагам веры» пользоваться действующими обычаями, иметь в Лангедоке ткацкие мастерские и продолжать коммерцию. Поверим в этом рабби Иехиэлю: «У нас с ними (христианами) общие дела». В общем, Людовик IX был полностью согласен с Фомой Аквинским, который советовал герцогине Барской не лишать «ее» евреев «необходимых средств к существованию» в надежде на их обращение.
Крестоносец затмевает миссионера
Здесь мы затронем, вероятно, самый архаичный аспект личности короля — miles Christi (воина Христа), неустрашимого слуги Запада в борьбе с неверными. На самом деле оба его крестовых похода были предприятиями продуманными, тщательно подготовленными, в них неизменно присутствовали миссионерские намерения — в отношении монголов и тунисских Хафсидов.
Крестовый поход 1248–1254 гг., так называемый египетский, по счету седьмой, стал жестоким испытанием для короля и лег очень тяжелым бременем на королевство. Принять крест Людовика IX побуждал пример предшественников — Людовика VII и Филиппа Августа. Нужно было также вдохнуть новую жизнь в идеал, оказавшийся под угрозой из-за того, что походы направлялись куда угодно — против еретиков, язычников и даже восточных христиан; нельзя забывать и о непредвиденных последствиях того факта, что обет отправиться в Святую землю стал обычным делом. К этим побуждениям общего характера добавлялось влияние Жана де Бриенна, предводителя Пятого крестового похода (1217–1221), с 1231 по 1237 г. управлявшего константинопольской Латинской империей. Надо также учесть относительный успех крестового похода в Святую землю, который в 1239 г. предприняли Тибо Шампанский и Пьер Моклерк. Эта экспедиция баронов дала возможность вернуть значительную часть бывшего латинского королевства и даже сам город Иерусалим — на три года, в 1241 г. Наконец, окончательно заставила Людовика IX отправиться в поход тяжелая болезнь, поразившая его в декабре 1244 г. «Болезнь, не прекращала его терзать, — повествуют «Большие французские хроники», — так что уже наверняка думали, что король умер, и в стране, и во дворце все пришли в смятение (когда Господь вернул сознание государю). Когда он очнулся и смог говорить, он тотчас потребовал крест для отъезда за море и сделал это с благоговением»[223]. Произошло полное исцеление, которое сопровождалось глубокой духовной трансформацией: «После этой болезни он стал весьма щедрым на подаяние и благочестивым». Усилия епископа Парижского и Бланки Кастильской разубедить его идти на помощь Святой земле остались тщетными. Положение там было слишком тяжелым, чтобы Капетинг мог не вмешиваться. В 1244 г. тюрки — xорезмийцы окончательно отобрали Иерусалим у христиан, побежденных также египтянами при Газе, а через три года лишившихся Тивериады и Аскалона. В довершение несчастий они видели, что надвигается монгольская угроза.
С момента принятия обета в декабре 1244 г. до отплытия из Эг-Морта 25 августа 1248 г. прошло более трех лет. Переправить на Восток несколько десятков тысяч людей и коней оказалось очень трудно. Надо было также просить о возможном содействии других монархов и обезопасить себя как от возможного нападения Генриха III Английского, так и от арагонских притязаний. Мобилизацию сил христианства не упростило и осуждение императора Фридриха II Лионским собором в 1245 г. Следовало выделить время и на духовную подготовку: во Францию приехал легат Эд де Шатору, чтобы «проповедовать путь за море»; король встретился в аббатстве Клюни с папой, занялся исправлением несправедливостей, допущенных его чиновниками, и попытался снискать одобрение монастырских общин. Знатные бароны испрашивали у ленников разрешения на отъезд. Жуанвиль[224] и его вассалы позволили себе целую неделю празднеств и балов.
В конечном счете армия Седьмого крестового похода очень напоминала королевское войско, получившее некоторые подкрепления из Шотландии и Норвегии. Жан Ришар