universitas (сообществом, к которому человек принадлежит) подразумевала, что надо определить отношения между церковью и каждым из верующих, а также между государством и индивидом. Иннокентий IV ввел в каноническое право понятие «юридического» лица (или «фиктивного» — например, отдельной церкви, пребенды, наделенных той же правоспособностью, что и физическое лицо). Во Франции поняли, какие перспективы открывает такое различение для зарождающегося государства. Юристы и богословы стали отделять физическую особу государя от власти, какую он олицетворял. В XIII в. была окончательно разработана теория «двух тел короля», изученная Эрнстом Канторовичем[321].
Вопреки уклончивости королевской администрации канонический суд все больше вторгался в сферу светского. Систематическое расследование злоупотреблений бальи, проведенное в 1247 г. по повелению Людовика IX, стало необходимым из-за принципа, утвердившегося в церковных судах. Тот же король отменил в 1258 г. ордалии, потому что IV Латеранский собор запретил духовным лицам принимать в них участие. Но тогда же было введено право апелляции к королевскому суду на сеньориальный. «Книга правосудия и тяжб» отражала укрепление королевской власти в таких выражениях: «То, что угодно государю, имеет силу закона, как если бы весь народ наделил всей своей силой и властью закон, какой издает король».
Дипломатические и военные действия Святого престола в интересах папской монархии, претендовавшей на всемирный охват, требовали и крупных финансовых средств. А ведь если церковь обладала значительным состоянием, папство как таковое располагало только доходами Римского епископства и патримония Святого Петра, который был маленьким феодальным государством. К ним добавлялись пожертвования паломников, приходивших ad limina («к порогам (апостольским)») — «обол святого Петра», — и феодальные чинши, с недавних пор взимавшиеся в нескольких королевствах. Римская курия никогда не облагала податью мирян. Зато она пыталась вычесть из доходов духовенства долю, которая пошла бы на оплату потребностей центральной церковной администрации.
Так, чтобы вознаграждать свой все более многочисленный персонал, курия присвоила себе право предоставлять все больше бенефициев. Другим крайним средством, к которому часто прибегали папы, было более или менее регулярное взимание налогов, пропорциональных доходам каждой церкви и каждого бенефиция. Дарения (oblationes), какие делали клирики, возведенные в новый сан, стали обязательной «услугой», сумма которой была точно оговорена при французских папах Урбане IV (1261–1264) и Клименте IV (1265–1268). «Десятину», первоначально собиравшуюся для финансирования крестовых походов, Климент IV превратил в постоянный налог. После альбигойского крестового похода, использованного в качестве прецедента, все крупные политические кампании папства в XIII в. стали называть «крестовыми походами», тем самым обеспечивая их финансирование, то есть священная война уже не велась исключительно против неверных, а могла быть объявлена кому угодно, кто в данный момент оказался врагом папства.
Применение любого из этих крайних средств вызывало резкое неприятие французского епископата. Платить десятину соглашались только в случае, если она пойдет на оплату крестового похода. В 1263 г. национальный собор отказал Урбану IV в выделении субсидий, которые тот просил, чтобы оказать помощь бывшему латинскому императору Константинополя. В 1267 г. епископы Реймсской провинции резко отреагировали на финансовые требования Климента IV. В самом деле, римская теократия, которой крах амбиций императора как будто открывал новые перспективы, уже ощущала угрозу в стремлении капетингских королей освободиться от ее власти, притом что в XIII в. распространилась максима: «Король не должен зависеть ни от кого, кроме Бога и самого себя». Как Филипп Август, так и Людовик IX сознавали важность сотрудничества трона и алтаря, которое символизировал церемониал миропомазания, но не всегда отождествляли церковь с папством. Получив помазание, Капетинг возглавлял церковь своего королевства, предоставлявшую ему важные ресурсы — непосредственно под рукой у него находилось двадцать пять королевских епископств и более шестидесяти монастырей.
Отныне функция короля как будто состояла в том, чтобы проводить морализацию и все более «светскую» рационализацию (в двойном значении слова ratio — «разум» и «расчет») экономики и общества. Еврейского меньшинства не должно было даже существовать, потому что отныне это подрывало единство, какого король ожидал от своего народа. Людовик IX оказывал королевское покровительство и предоставлял налоговые льготы евреям, которые обратятся в христианство. Может быть, остракизм, жертвами которого стали евреи, представлял собой «побочный продукт» процесса рождения государства. В ту же логику вписываются изданные Людовиком IX между 1254 и 1269 г. ордонансы, направленные против ростовщичества и проституции, а также ордонансы 1263–1266 гг., предписывавшие чеканить хорошую монету. Говоря о временах царствования Людовика IX и более поздних, можно, не используя анахроничного выражения «лаицизация» королевской власти, утверждать вслед за Ле Гоффом, что «увеличивалась доля (королевских) функций, относившихся к светскому началу, которое эволюция структур и ментальностей все более отделяла от духовного»[322]. Называть политику капетингских государей XIII в. антиклерикальной было бы анахронизмом. Но оказалось, что папская налоговая служба конкурирует с королевской. Благодаря привилегиям церковных судов последние присваивали полномочия королевской и сеньориальной юстиции и сокращали ее финансовые доходы. Без конца возникали конфликты. Григорий IX осудил вмешательство королевских чиновников в дела, подлежавшие церковному правосудию, в Бове в 1234 г. и в Нарбоннской провинции, а также в Альбижуа. Еще в 1236 г. папа жаловался королю на отношение баронов к церкви. Он упрекал их в том, что они игнорируют приговоры церковных судов и посягают на судебные привилегии епископов и клириков. В 1246 г. бароны обнародовали манифест, направленный против превышения полномочий судами официалов. В 1258 г. Эду Риго, архиепископу Руанскому, Рим поручил созвать собрание «некоторых французских прелатов и баронов, поднявшихся друг против друга, чтобы восстановить между ними мир и согласие». В 1274 г. ордонанс Филиппа III, сохранив привилегию церковного суда (for), отказал в ней тем клирикам, кто был женат, занимался торговлей или носил оружие. Все ясно — папство забирает часть доходов, которые интересуют короля! Так возрождение монархии подрывало «полноту власти», на которую претендовали понтифики в XIII в.
Понятно, что Капетинги продолжали оказывать косвенный нажим на соборные капитулы во время избрания епископов (особенно в двух десятках «королевских епископств», с которых король взимал регальные пошлины). И папство все более открыто вмешивалось в процесс назначения обладателей «высших» бенефициев (в том числе епископств). Но фактическое равновесие, установившееся между обеими этими силами в течение двух первых третей XIII в., гарантировало французским епископам реальную свободу действий. Епископы в XIII в., по преимуществу выходцы из мелкой знати и обычно выбиравшиеся из членов соборных капитулов, как правило, люди знающие и компетентные, продемонстрировали эффективность своих методов пастырской службы.
Действительно, в XIII в. церковные полномочия епископов, дававшие им власть над верующими, характерным образом расширились. К прежнему перечню общественных провинностей, какие могли прощать лишь эти прелаты, добавилось еще много «грехов, разрешаемых только епископом». Поскольку церковное судопроизводство неуклонно усложнялось, каждый епископ нуждался в том, чтобы при нем был судья — «лиценциат того и другого права» (кодекса Юстиниана и канонического права). Во всех епархиях за два первых десятилетия XIII в. были учреждены суды официалов (officialites) (впервые упомянутые собором, состоявшимся в 1163 г. в Туре), чтобы вершить церковный for. Официал был епископским судьей, а IV Латеранский собор распространил его юрисдикцию на мирян. Вскоре свои суды официалов появились также у капитулов и архидиаконов. Иннокентий IV в декреталии за 1246 г., изданной по итогам Лионского собора, должен был разграничить компетенции судов, уточнив, что при апелляции суд епископского официала имеет преимущество над всеми остальными епархиальными судами.
Кроме рассмотрения вопросов церковной дисциплины и матримониальных дел, суды официалов отныне выносили решения о завещаниях, а IV Латеранский собор разрешил им вести особое производство — регистрировать скрепленные клятвой договоры. Их деятельность способствовала распространению инквизиционного процесса, то есть расследования путем опроса свидетелей, давших клятву, — прежде всего в матримониальных делах.
Работу судам официалов давали и пастырские визиты, которые епископ должен был регулярно проводить у себя в епархии: миряне, на которых поступали доносы в ходе таких визитов, вызывались к официалу, чтобы ответить за свои провинности и выплатить штраф, если будут признаны виновными.
В самой по себе процедуре епископских визитов не было ничего нового, но после IV Латеранского собора каждый епископ был обязан совершать такой пастырский объезд не реже раза в год. Впоследствии архиепископы постарались распространить это право инспекции и на епархии своих викарных епископов; хоть последних это совсем не радовало, Лионский собор 1245 г. в конечном счете велел им подчиниться.
Перед таким объездом рассылались епископские мандаты, сообщавшие приходским кюре и заведениям, не освобожденным от обязанности приема, о дате прибытия епископа или его подчиненных и требовавшие от местного духовенства и прихожан присутствия на проверке. В назначенный день в сельских приходах производился осмотр приходской церкви и часовен — проверялись состояние построек, количество и качество о