[328] города. Сравнительно высокая концентрация капиталов в городах вызывала высокое социальное напряжение, чаще всего выражавшееся в глухом, «распыленном» насилии. Бедность нарушала спокойствие городов, делала нечистой совесть церковников и волновала власти. К 1230–1250 гг. образовался «средний слой» — мастера-ремесленники, нотарии, а также разорившиеся рыцари. Он тревожился из-за пауперизации и заботился о сохранении установленного порядка, гарантировавшего социальное равновесие.
Папство поначалу отнеслось к нищенствующим орденам с недоверием. Побуждения их основателей нередко совпадали с нравственными и духовными требованиями противников существующей церкви. Как и некоторые элементы городского бюргерства, они точно так же превозносили бедных и евангельскую бедность, что побудило некоторых из них отречься от сана. Но поскольку эти монахи нового типа питали уважение к церковной иерархии, они подчинились ей. Разумеется, вскоре наметились две тенденции: идеал бедности мог стать либо «чем-то вроде лозунга, постепенно утрачивавшего всякое реальное содержание» (Андре Воше), либо поводом для споров внутри самих нищенствующих орденов. С тех пор эти движения, выходившие за рамки епархий и зависевшие только от вселенской церкви, стали самыми эффективными проводниками теократической политики папства. Во второй половине XIII в., подражая «якобинцам» (доминиканцам) и «кордельерам» (францисканцам), тот же образ жизни усвоили и другие объединения, такие как кармелиты или августинцы.
Благодаря поддержке папства минориты обосновались на юге страны, где развитию их движения способствовала проповедь Антония Падуанского (португальца Фердинанда из Лиссабона) в 1224, 1225 и 1227(?) гг. Прозванный «Молотом еретиков», этот блестящий проповедник жил, в частности, в Тулузе, где в 1222 г. был основан монастырь. Периоды строительства этого заведения отражают этапы укрепления позиций францисканцев в этих краях. В первый его период работы еще сильно зависели от разных дарений. На втором, в середине XIII в„строительство поддержали городские нотабли. Третий период, после 1275 г., финансировала церковная иерархия.
Описывая это успешное внедрение миноритов сначала в города Юга (с 1220 г.), а потом и Севера (после 1224 г.), нельзя упускать из виду, что их укоренению способствовали высшая аристократия и особенно королевская фамилия: так, монастырю миноритов в Париже покровительствовал Людовик IX, а в 1263 г. он основал в Лоншане монастырь клариссинок для своей сестры Изабеллы.
В отличие от францисканцев, основание ордена доминиканцев было связано прежде всего со специфической ситуацией во Франции, поскольку Доминго (Доминик) де Гусман главным образом стремился пресечь альбигойскую ересь на ее собственной территории. После смерти Симона де Монфора в 1218 г., когда политико-религиозный контекст в Лангедоке снова стал переменчивым, Доминик рискнул расселить своих братьев, еще малочисленных, в больших городах, переживавших бурный подъем (в частности, в Париже и Орлеане). В этих интеллектуальных центрах братья-проповедники могли совершенствовать богословские знания и даже вовлекать в свои ряды признанных магистров (таких, как Режинальд, декан церкви Сент-Аньян в Орлеане). Орден братьев-проповедников, отличавшийся высокой степенью централизации и зависевший непосредственно от папства, пользовался помощью Рима и поддержкой Людовика IX и его брата Карла Анжуйского. После смерти основателя в 1221 г. монастыри (два десятка, а также четыре женских) были разделены на пять «провинций». Через поколение в провинциях Прованс и Франция было уже шесть десятков монастырей, в основном расположенных в значительных городах. Среди них были studia (учебные центры, школы), способствовавшие подготовке знающих и активных теологов. В 1259 г. генеральный капитул организовал нечто вроде современной «школьной карты»[329]. В университетских центрах (Париже, Монпелье, Тулузе, Кагоре) существовали studia generalia, дававшие высшее образование. В городах, важных для ордена, но не имеющих университетов, приличное, как считалось, образование давали studia solemnia (обычные учебные центры). На провинциальном уровне обучение искусствам и философии находилось в ведении studia particularia, разъезжавших из одного монастыря в другой.
Нищенствующие ордены обзавелись интеллектуальными ресурсами, необходимыми для развития теологии с учетом чаяний светских элит. Но в то же время всемирные притязания этих агентов папства ставили перед ними задачу упрочения позиций ордена в христианском мире.
В том, что касается «дела веры», папство положилось на нищенствующие ордены, прежде всего на доминиканцев. В 1231 г. Григорий IX учредил инквизицию, которая для начала обосновалась в Тулузе. В 1232 г. булла «Illе humanigeneris» известила епископат о присылке братьев-проповедников с поручением истреблять ересь. Епископский суд оставался правомочным, но инквизитор отправлял исполнительное правосудие в рамках специальных полномочий, полученных от папы.
По представлениям XIII в., когда методы убеждения и предупреждения оказывались безрезультатными, вопроса о допустимости инквизиционных процессов не возникало. Конечно, богословы XIII в. вновь провозгласили свободу веры и осудили насилие над евреями, но преследования еретиков и казни «релапсов» (тех, кто повторно впал в свое заблуждение) казались им необходимыми для сохранения единства веры.
Непопулярность инквизиции обнаружилась почти сразу же. Однако при поддержке папства, а именно Иннокентия IV (1243–1254), постепенно были разработаны суровые методы систематического выявления еретиков (заключение подозрительных в одиночную камеру, анонимность свидетелей обвинения). Доносы поощрялись, а любого, кто отказывался дать судьям сведения, можно было подвергнуть пытке (1252 г.). Какими бы отвратительными эти процедуры ни были, они не допускали никакого произвола. Кстати, слово Inquisitio, прежде чем в ходе процессов еретиков приобрело современный смысл, поначалу означало — в частности, в сфере канонизации — расследование, при помощи которого суд собирал показания свидетелей, данные под присягой, о достоверности фактов, упомянутых в опросном листе.
Осужденных еретиков приговаривали к разным наказаниям: ношению желтых крестов, паломничеству, конфискации имущества, к более или менее строгому заключению в «стене» (mur, собственной тюрьме инквизиции). А тех, кто упорствовал в своих верованиях или возвращался к ним (релапсов), поскольку клирики не имели права проливать кровь, передавали светской власти, которая отправляла их на костер. Суровость инквизиционных наказаний, конечно, способствовала восстановлению ортодоксии, особенно в южных областях. Однако одна инквизиция не могла бы добиться исчезновения катаризма. Восстановлению ортодоксии все-таки содействовали переход городских элит, ранее соблазненных ересью, на сторону королевской власти и старания нищенствующих орденов выработать такую духовность, какая учитывала бы перемены в обществе.
В этом отношении появление университета тоже можно считать ответом церкви на вызов еретиков. Рим рассчитывал на помощь университариев в насаждении богословских истин; вот почему в 1229 г. он основал Тулузский университет.
Термин universitas первоначально применялся к сообществу преподавателей и студентов одного и того же города и не обязательно означал высшее учебное заведение. Он приобрел современный смысл только около 1260 г. Но в Париже магистры и студенты, собравшиеся на острове Сите — а потом на горе святой Женевьевы (чтобы избежать епископского контроля), — организовались задолго до этого, чтобы защищать свои общие интересы. В 1215 г. папа велел канцлеру собора Парижской Богоматери присваивать ученые степени тем, кого сочтут достойными их магистры; в 1231 г. Григорий IX пожаловал университету, вскоре получившему собственную печать, полную автономию.
Тогда же, все так же благодаря поддержке папства, зарождавшийся Парижский университет вышел из подчинения светской власти. Прибывало все больше буйных студентов, которые устраивали драки с парижскими бюргерами и с силами порядка, возглавлявшимися королевским прево. В 1230 г. после долгой забастовки преподавателей университета и их исхода в Орлеан королевская власть отказалась от юрисдикции над ними.
«Именно в Париже род человеческий, изуродованный слепотой прирожденного невежества, вновь обретает зрение и красоту благодаря познанию истинного света, какой излучает божественное познание», — провозгласил в 1255 г. папа Александр IV. А ведь обнаружение неизданных произведений Аристотеля и особенно (с 1240–1250 г.) работ его арабского комментатора Аверроэса (ум. в 1198 г.) осложнило отношения между новой философией и традиционной теологией, проникнутой августинизмом. Как показал Этьен Жильсон в своей великой книге «Философия в Средние века», это противоречие уже содержало в зародыше конфликт двух концепций университета, приятие, одной из которых якобы могло бы «превратить его в центр чисто научных и беспристрастных исследований, другой — подчинить исследования религиозным целям и поставить их на службу настоящей интеллектуальной теократии»[330]. Пытаясь разрешить это противоречие в свою пользу, папство оказывало поддержку нищенствующим орденам, преданным ему. Как ему и следовало, орден братьев-проповедников очень скоро включил в свой состав таких учителей и студентов, как Альберт Великий (ум. в 1280 г.) или его самый блестящий ученик Фома Аквинский (ум. в 1274 г.). Александр Гэльский (ум. в 1245 г.) был не первым парижским магистром, примкнувшим к францисканцам, но его вступление в этот орден в 1231 г. принесло им кафедру теологии, которую он передал своему ученику Иоанну из Ла-Рошели. Светские магистры реагировали на нечестную конкуренцию нищенствующих братьев, желавших монополизировать теологические кафедры и ничего не отдать взамен. В 1254 г. Гильом из Сент-Амура (ум. в 1272 г.) организовал сопротивление в форме забастовок и полемических трактатов. После того как Александр IV осудил его, Людовик IX в 1257 г. окончательно отстранил его от преподавания. Францисканец Бонавентура (ум. в 1274 г.) и доминиканец Фома Аквинский были названы папой