На практике дети из благополучных классов перепредставлены в подготовительных классах и высших школах, которые получают государственное финансирование в два-три раза больше в расчете на одного учащегося, чем университеты, куда попадает большинство детей из менее благополучных классов. Чтобы оправдать эту систему, был придуман лозунг: "республиканский элитизм". Предполагается, что это хорошо. Существование элитаризма признается, но он оправдывается как "республиканский", потому что он якобы служит общим интересам, основан на заслугах и равенстве возможностей. Следовательно, он предположительно не имеет ничего общего с наследственными привилегиями, которыми пользовалась элита при Анцианском режиме. Как и любая идеологическая система, эта имеет определенное правдоподобие prima facie. Всем обществам необходимо отбирать людей, которые будут занимать ответственные посты, и делать это с помощью конкурсных экзаменов и вложения значительных государственных средств может показаться более справедливым, чем отбор на основе высокой платы за обучение и родительских подарков. Тем не менее, французскую систему образования можно рассматривать как особенно неэгалитарную и лицемерную. Поскольку существует безграничная вера в экзамены как основу справедливого неравенства, судьба человека может быть решена по результатам обучения в школе в возрасте 18 или 20 лет. Также трудно оправдать тот факт, что гораздо больше государственных средств достается социально благополучным студентам, чем студентам из менее привилегированных слоев общества. В конечном итоге, результатом такой политики является скорее усугубление, чем уменьшение существующих различий между семьями.
Фактически, избирательные левые, став партией образованных, стали также защитниками и поборниками республиканской элитарности, даже в большей степени, чем "буржуазные" партии, против которых левые выступали, когда были партией рабочих. Возглавляемые Социалистической партией, левые на выборах неоднократно удерживали власть с начала 1980-х годов (чуть больше половины времени). Каждый раз они получали парламентское большинство, которое должно было позволить им преобразовать французское высшее образование. Например, они могли бы принять решение о структурных изменениях, инвестируя в университеты столько же средств на одного студента, сколько и в высшие школы. Почему социалисты не сделали этого? Возможно, потому что они считали элитарную структуру финансирования высшего образования оправданной, или потому что они предпочли потратить деньги на другие приоритеты (включая снижение налогов для благополучных классов).
В целом, рассматривая распределение ресурсов по всей системе образования (начального, среднего и высшего), мы обнаруживаем, что нынешняя система инвестирует почти в три раза больше государственных средств в каждого ребенка, принадлежащего к верхнему децилю по расходам на образование, чем в каждого ребенка из нижних 50 процентов. Эти значительные образовательные неравенства, которые во многом перекрывают социальные неравенства, обусловлены как различиями в доступе к среднему и высшему образованию, так и неравенством расходов внутри системы. Кроме того, следует отметить, что из-за отсутствия адекватных данных эти оценки занижают степень неравенства. В частности, они основаны на гипотезе, что все дети получают одинаковые средние расходы за каждый год обучения в начальной или средней школе. Однако факты свидетельствуют о том, что расходы на детей из наименее благополучных групп также ниже на этих уровнях.
Более конкретно, ряд исследователей показали, что в социально неблагополучных школах, коллежах и лицеях работают менее опытные учителя. В них также было больше временных учителей и незамещенных прогулов, несмотря на то, что влияние этих недостатков на учеников было убедительно показано как негативное и значительно более высокое для менее благополучных учеников. Например, если мы посмотрим на государственные колледжи в Парижском регионе, мы обнаружим, что процент (не имеющих контрактов) учителей, работающих по контракту, и начинающих учителей едва достигал 10% в Париже и в наиболее благополучных департаментах, таких как Верхняя Сена, но достигал 50% в неблагополучных департаментах, таких как Валь-де-Марн и Сена-Сен-Дени. Конечно, то же самое происходит и в большинстве стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) (что вряд ли можно назвать обнадеживающим): ученики из привилегированных слоев населения с большей вероятностью будут обучаться у опытных, постоянных учителей, чем ученики из неблагополучных слоев населения, которых часто обучают учителя на замене или по контракту. Исследования показали, однако, что разрыв особенно велик во Франции.
О необходимости новых норм справедливости в образовании
Лицемерие в этой сфере особенно велико, поскольку, с одной стороны, французские правительства создали зоны приоритетного образования (которые существуют во Франции с 1980-х годов), в которых определенные школы определяются как особо неблагополучные и нуждающиеся в дополнительной поддержке, а с другой стороны, больше ресурсов на самом деле выделяется школам в более благополучных районах. Конечно, в некоторых зонах приоритетного образования были созданы системы премирования учителей. Но все указывает на то, что этих (довольно непрозрачных) механизмов недостаточно, чтобы компенсировать лишь малую часть огромных разрывов, связанных с тем, что в бедных школах гораздо выше доля неопытных и работающих по контракту учителей. Если мы рассмотрим общий объем ресурсов, выделяемых на каждого ученика, в зависимости от социального положения родителей, то с большой долей вероятности обнаружим, что самые значительные суммы достаются наиболее привилегированным ученикам и школам, и особенно самым престижным лицеям больших городов, на факультетах которых наиболее высока доля опытных преподавателей с высшим образованием.
Последние исследования частично приоткрыли завесу. Если рассчитать среднюю зарплату учителя на любом уровне (начальная школа, колледж или лицей), учитывая не только надбавки, выплачиваемые в зонах приоритетного образования, но и все другие дополнительные выплаты (за стаж, уровень образования, постоянный или контрактный статус и т.д.), то окажется, что чем выше процент учащихся из привилегированных социальных классов, тем выше средняя зарплата учителя. Эта зависимость строго возрастает как в колледжах, так и в лицеях. Среднее число учащихся на класс также выше в более привилегированных школах, и эти два эффекта уравновешиваются, так что средние расходы на одного ученика почти постоянны. Тем не менее, более привилегированные ученики коллежа и лицея, возможно, получают лучшее обращение: их больше на класс, но средний уровень учеников выше, и у них более опытные, лучше обученные и лучше оплачиваемые учителя. В любом случае, сам факт того, что такая информация не публикуется регулярно, чтобы она могла служить основой для развивающейся и проверяемой политики реформы образования, вызывает серьезные вопросы. Это тем более прискорбно, что прозрачные, открытые усилия по направлению дополнительных ресурсов в наименее благополучные школы (особенно на начальном уровне) могли бы существенно снизить социальное неравенство в отношении успехов в учебе.
Помимо проблемы неравенства ресурсов, важно также отметить, что социальная сегрегация во французской системе образования резко возросла. Из 85 000 учеников, зарегистрированных в 175 парижских коллежах (младших школах), 16% являются выходцами из наименее благополучных классов. Но если посмотреть на географическое распределение, то окажется, что в одних коллежах менее 1 процента неблагополучных учеников, а в других - более 60 процентов. Среди колледжей, почти полностью закрытых для менее благополучных классов, подавляющее большинство - частные, в них учится почти треть парижских коллежан, и все же - это одна из удивительных особенностей французской системы - они почти полностью финансируются из государственных средств, хотя они сохраняют право отбирать своих учеников по своему усмотрению без обязательств соответствовать каким-либо общим правилам. Мы также обнаружили множество государственных колледжей, в которых всего несколько процентов учащихся находятся в менее благоприятных условиях, в то время как в других государственных колледжах, расположенных всего в нескольких остановках метро, почти половина учащихся находятся в неблагоприятном положении. Причины включают в себя значительную сегрегацию по месту жительства, обращение к частным школам, чтобы вырваться из рамок государственного распределения, и, самое главное, отсутствие какой-либо государственной политики, направленной на изменение ситуации. Тем не менее, недавние эксперименты показали, что более продуманные и прозрачные алгоритмы распределения могут обеспечить более тщательное социальное смешение.
Я не утверждаю, что эти факторы сами по себе достаточны для объяснения разворота образовательного раскола за последние несколько десятилетий или того факта, что наименее благополучные классы чувствуют себя все менее и менее представленными левыми партиями. Очевидно, однако, что такое вопиющее неравенство в образовании могло заставить людей настороженно относиться к социалистам у власти и придать уверенности мнению, что они больше заботятся о более образованных людях и их детях, чем о детях из более скромных слоев населения.
После финансового кризиса 2008 года бюджеты на образование стагнировали, что усугубило разочарование, особенно среди обездоленной молодежи, которой внушали, что работа над получением бакалавриата откроет двери к высшему образованию и трудоустройству. На самом деле, если в 1980-х годах бакалавриат получали едва ли 30 процентов от каждой возрастной когорты, то к 2000 году этот показатель вырос до 60 процентов, а в 2018 году - почти до 80 процентов, отчасти благодаря очень резкому увеличению числа технологических бакалавров. Число студентов университетов с 2008 по 2018 год выросло на 20%, увеличившись с едва ли 2,2 млн до почти 2,7 млн человек. К сожалению, ресурсы не увеличились соразмерно: в реальном выражении бюджеты выросли всего на 10%, что означает, что бюджет на одного студента сократился на 10%. Обратите внимание, что ресурсы на одного студента в элитарных и селективных школах, где большинство студентов были из благополучных групп, сохранились. В отличие от них, студенты обычных университетов вынуждены были учиться в условиях, которые далеко не соответствовали тем обещаниям, которые им давали. Например, несмотря на быстрый рост числа студентов с технологическими или профессиональными дипломами, количество мест в так называемых технологических институтах университета (IUT) увеличилось очень незначительно из-за отсутствия ресурсов. Это создавало напряженность, которая усугублялась тем, что студенты с общим бакалавриатом также стремились занять эти места; многие из них происходили из благополучных семей, но не смогли попасть в подготовительный класс для поступления в высшие школы и предпочли поступить в IUT, а не в общий университет (где трудно найти профориентацию, а возможности трудоустройства после окончания учебы иногда отсутствуют).