Интерпретация: В период 1950-1970 годов за демократов в США и за различные левые партии в Европе (рабочую, социал-демократическую, социалистическую, коммунистическую, радикальную и экологическую) голосовали больше менее образованных избирателей; в период 2000-2020 годов - больше более образованных избирателей. Мы находим тот же результат в США и Европе, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Примечание: "1960-1969" включает выборы между 1960 и 1969 годами, "1970-1979" включает выборы между 1970 и 1979 годами и так далее. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Единственным реальным исключением из этой общей эволюции расслоения электоральной демократии в развитых странах является Япония, в которой никогда не развивалась классовая партийная система, подобная той, что наблюдалась в западных странах после Второй мировой войны. В Японии Либерально-демократическая партия (ЛДП) находится у власти почти непрерывно с 1945 года. Исторически сложилось так, что эта квазигегемонистская консервативная партия добилась наилучших результатов среди избирателей из числа сельских фермеров и городской буржуазии. Поставив послевоенное восстановление в центр своей программы, она преодолела разрыв между экономической и промышленной элитой и традиционным японским обществом. Это был сложный момент, отмеченный американской оккупацией и крайним антикоммунизмом, вызванным близостью России и Китая. Напротив, Демократическая партия обычно добивалась наилучших результатов среди скромных и средних городских наемных работников вместе с более высокообразованными избирателями, которые стремились оспорить присутствие США и новый моральный и социальный порядок, представленный ЛДП. Однако она так и не смогла сформировать альтернативное большинство. В более общем плане, специфическую структуру японского политического конфликта следует рассматривать в связи с давними расколами вокруг национализма и традиционных ценностей.
Переосмысление краха лево-правой партийной системы послевоенной эпохи
Подведем итоги: По сравнению с очень высокой концентрацией доходов и богатства, наблюдавшейся в XIX веке и до 1914 года, в период 1950-1980 годов неравенство доходов и богатства упало до исторически низкого уровня. Отчасти это было вызвано потрясениями и разрушениями периода 1914-1945 годов, но более важной причиной изменений стала масштабная критика, которой подверглась доминирующая собственническая идеология XIX и начала XX века. В период с 1950 по 1980 годы были созданы новые институты, социальная и фискальная политика, направленные на снижение неравенства: это смешанная государственно-частная собственность, социальное страхование, прогрессивные налоги и так далее. В этот период политические системы всех западных демократий были построены вокруг "классового" конфликта между левыми и правыми, а политические дебаты были сосредоточены на перераспределении. Социал-демократические партии (в широком понимании - Демократическая партия в США и различные коалиции социал-демократических, рабочих, социалистических и коммунистических партий в Европе) черпали свою поддержку в основном у социально ущемленных классов, в то время как правые и правоцентристские партии (включая республиканцев в США и различные христианско-демократические, консервативные и консервативно-либеральные партии в Европе) черпали свою поддержку в основном у социально обеспеченных слоев населения. Это происходило независимо от того, какой аспект социальной стратификации - доход, образование или богатство - рассматривался. Эта классовая структура политического конфликта стала настолько распространенной в послевоенные десятилетия, что многие люди стали считать, что никакая другая форма политической организации невозможна и что любое отклонение от этой нормы может быть лишь временной аномалией. В действительности, эта классовая лево-правая структура отражала конкретный исторический момент и была продуктом конкретных социально-экономических и политико-идеологических условий.
Во всех изученных странах за последние полвека эта лево-правая система постепенно разрушилась. В некоторых случаях названия партий остались прежними, как в Соединенных Штатах, где ярлыки "демократ" и "республиканец" сохранились, несмотря на их бесчисленные метаморфозы. В других странах партии иногда обновляли свою номенклатуру, как, например, во Франции и Италии в последние десятилетия. Но независимо от того, изменились названия или остались прежними, структура политических конфликтов в западных демократиях в 1990-2020 годах уже не имеет много общего с той, что была в период 1950-1980 годов. В послевоенный период левые на выборах везде были партией рабочих, но в последние десятилетия они стали партией образованных ("браминские левые"): чем образованнее избиратель, тем больше вероятность проголосовать за левых. Во всех исследованных странах менее образованные избиратели постепенно перестали голосовать за левые партии, что привело к полному изменению образовательного раскола; те же избиратели резко сократили свое участие в политическом процессе. Когда развод такого масштаба происходит в столь многих странах в результате длительного процесса, продолжающегося шесть десятилетий, становится ясно, что происходит нечто реальное и что это нельзя объяснить каким-то досадным недоразумением.
Разложение послевоенной лево-правой системы и, в частности, тот факт, что обездоленные классы постепенно перестали доверять партиям, которым они оказывали поддержку в период 1950-1980 годов, можно объяснить тем, что эти партии не смогли адаптировать свои идеологии и платформы к новым социально-экономическим вызовам последнего полувека. Среди этих вызовов выделяются два: расширение образования и подъем глобальной экономики. С беспрецедентным ростом высшего образования левые избиратели постепенно становились партией высокообразованных ("браминские левые"), в то время как правые избиратели оставались партией высокооплачиваемых и богатых ("купеческие правые"), хотя с течением времени это было не так заметно. В результате социальная и фискальная политика двух коалиций сблизилась. Более того, по мере того, как коммерческие, финансовые и культурные обмены стали развиваться в глобальном масштабе, многие страны испытывали давление обострившейся социальной и фискальной конкуренции, от которой выигрывали те, кто обладал наибольшим образовательным капиталом, с одной стороны, и наибольшим финансовым капиталом - с другой. Однако социал-демократические партии (в самом широком смысле этого слова) так и не пересмотрели свое перераспределительное мышление, чтобы выйти за пределы национального государства и ответить на вызовы глобальной экономики. В некотором смысле, они так и не ответили на критику, предложенную Ханной Арендт в 1951 году, когда она заметила, что для регулирования необузданных сил глобального капитализма необходимо разработать новые формы транснациональной политики. Вместо этого, в 1980-1990-х годах социал-демократические партии способствовали либерализации повсеместного движения капитала без регулирования, обязательного обмена информацией или общей фискальной политики (даже на европейском уровне).
Другие важные факторы, объясняющие разложение послевоенной партийной системы, включают в себя конец старых колониальных империй; рост торговли и усиление конкуренции между старыми промышленными державами и бедными, но развивающимися странами, где рабочая сила была дешевой; и, наконец, приток иммигрантов из бывших колоний. В совокупности эти факторы способствовали в последние десятилетия возникновению беспрецедентных идентичных и этнорелигиозных политических расколов, особенно в Европе. Новые антииммигрантские партии возникли справа, в то время как существующие партии (такие как республиканцы в США, консерваторы в Великобритании и различные традиционные правые партии на континенте) заняли более жесткую позицию по вопросам, связанным с иммиграцией. Однако следует отметить два момента. Во-первых, разложение классовой лево-правой структуры послевоенного периода происходило очень постепенно; оно началось в 1960-х годах, задолго до того, как иммиграционный раскол стал заметным в большинстве западных стран (что, как правило, произошло только в 1980-х и 1990-х годах, а в некоторых случаях даже позже). Во-вторых, когда мы смотрим на различные западные страны, бросается в глаза то, что за последние полвека изменение образовательного расслоения происходило почти везде одинаковыми темпами и без видимой связи с величиной расслоения по расовому или иммиграционному признаку (рис. 16.1-16.2).
Другими словами, хотя очевидно, что антииммигрантские партии (и антииммигрантские фракции в старых партиях) использовали раскол идентичности в последние десятилетия, так же очевидно, что разворот начался по другим причинам. Более удовлетворительное объяснение заключается в том, что обездоленные классы почувствовали себя брошенными социал-демократическими партиями (в самом широком смысле), и это чувство брошенности послужило благодатной почвой для укоренения антииммигрантской риторики и нативистских идеологий. До тех пор, пока отсутствие перераспределительных амбиций, ответственных за это чувство брошенности, остается неисправленным, трудно понять, что может помешать дальнейшему использованию этой благодатной почвы.
Наконец, дополнительной причиной краха лево-правой системы послевоенной эпохи, несомненно, является падение советского коммунизма и последовавший за этим сдвиг в политико-идеологическом балансе сил. В течение многих лет само существование коммунистической контрмодели оказывало давление на капиталистические элиты и политические партии, которые долгое время враждебно относились к перераспределению. Но это также ограничивало перераспределительные амбиции социал-демократических партий, которые де-факто были интегрированы в антикоммунистический лагерь и поэтому не чувствовали особого стимула для поиска интернационалистской социалистической альтернативы капитализму и частной собственности на средства производства. Действительно, крах коммунистической контрмодели в 1990-1991 годах убедил многих политических деятелей, особенно среди социал-демократов, что перераспределительные амбиции стали излишними. Рынки, по их мнению, теперь были саморегулирующимися, и новой целью политических действий стало их максимальное расширение, как в Европе, так и во всем мире. 1980-е и 1990-е годы стали решающими годами, когда были приняты многие ключевые меры, начиная с полной либерализации потоков капитала (без регулирования). Эти усилия в значительной степени возглавлялись социал-демократическими правительствами, а социал-демократические партии и сегодня не способны воспринимать альтернативы той ситуации, которую они сами создали.