Обратите внимание, что в Европе также были волны национализации (в некоторых случаях настоящая национализация-экспроприация), степень которой варьировалась от страны к стране. В целом, вера в частный капитализм была сильно поколеблена экономическим кризисом 1930-х годов и последовавшими за ним катаклизмами. Великая депрессия, вызванная крахом Уолл-стрит в 1929 году, ударила по богатым странам с невиданной силой. К 1932 году в США, Германии, Великобритании и Франции без работы осталась четверть рабочей силы в промышленности. Традиционная доктрина laissez-faire о невмешательстве государства в экономику, которая преобладала во всех странах в XIX веке и в значительной степени до начала 1930-х годов, была окончательно дискредитирована. Почти везде произошел сдвиг в пользу интервенционизма. Правительства и народ, естественно, требовали объяснений от финансово-экономических элит, которые обогащались, ведя мир к краю пропасти. Люди начали представлять себе формы "смешанной экономики", включающие определенную степень государственной собственности на фирмы наряду с более традиционными формами частной собственности или, по крайней мере, усиление государственного регулирования и надзора за финансовой системой и частным капитализмом в целом.
Во Франции и других странах эта общая подозрительность к частному капитализму была усилена в 1945 году тем, что значительная часть экономической элиты подозревалась в сотрудничестве с немцами и непристойной наживе во время оккупации (1940-1944). Именно в этой наэлектризованной атмосфере во время освобождения прошла первая волна национализаций: они затронули в основном банковский сектор, угольные шахты и автомобильную промышленность, включая знаменитую "национализацию-санкцию" Renault. Луи Рено, владелец автомобильной фирмы, был арестован как коллаборационист в сентябре 1944 года, а его заводы были захвачены временным правительством и национализированы в январе 1945 года. Другим видом санкций против капитала был налог национальной солидарности, установленный законом от 15 августа 1945 года. Это был специальный прогрессивный налог на капитал и прибыль, полученную во время оккупации, единовременный налог, чрезвычайно высокая ставка которого стала еще одним ударом по судьбе отдельных лиц. Налог представлял собой единовременный платеж, основанный на оценке состояния по состоянию на 4 июня 1945 года, со ставками до 20% для самых крупных состояний, дополненный исключительным налогом на прирост капитала в период с 1940 по 1945 год со ставками до 100% для тех, кто имел самые большие доходы.
В Европе эти послевоенные национализации сыграли важную роль, в результате чего во многих странах в период 1950-1970 годов возникли очень крупные государственные сектора. В главе 11 мы рассмотрим, каким образом Германия, Швеция и большинство других стран Северной Европы разработали новые формы организации промышленности и корпоративного управления после Второй мировой войны. В частности, власть акционеров в советах директоров была уменьшена, а власть представителей работников - увеличена (наряду с властью региональных правительств и других государственных заинтересованных сторон в некоторых случаях). Этот опыт особенно интересен, поскольку он иллюстрирует разрыв между рыночной стоимостью капитала и его социальной ценностью. Опыт показывает, что эта политика привела к снижению рыночной стоимости акций компаний в этих странах (что продолжается и по сей день), не нанося ущерба бизнесу или экономическому росту - скорее наоборот: более активное участие работников в долгосрочных стратегиях немецких и шведских компаний, скорее, повысило их производительность.
Наконец, помимо национализации и новых форм разделения промышленной власти, в период с 1914 по 1950 годы большинство европейских стран проводили разнообразную политику регулирования рынка недвижимости и финансовых рынков, которая имела своим следствием ограничение прав владельцев собственности и снижение рыночной стоимости их активов. В качестве примера можно привести развитие контроля за арендной платой, начавшееся во время Первой мировой войны. После Второй мировой войны сфера действия контроля за арендной платой расширилась настолько, что реальная стоимость французской арендной платы в 1950 году упала до одной пятой от того, что было в 1914 году, что привело к сопоставимому падению цен на недвижимость. Эта политика также отражала глубокие изменения в отношении легитимности частной собственности и неравенства, вытекающего из отношений собственности. В период очень высокой инфляции, неизвестной до 1914 года, когда реальная заработная плата часто не возвращалась к довоенному уровню, казалось неразумным позволять помещикам продолжать обогащаться за счет рабочих и других людей со скромным достатком, только что вернувшихся с фронта. Именно в таких условиях в разных странах начали регулировать арендную плату, расширять права арендаторов и вводить меры защиты от выселения; сроки аренды продлевались, арендная плата устанавливалась на длительные периоды, а арендаторам предоставлялись льготные возможности выкупа квартир, в некоторых случаях со скидкой. В самых амбициозных случаях такие меры были схожи по духу с аграрной реформой (обсуждавшейся ранее в Ирландии и Испании), целью которой было разделить самые большие участки земли и облегчить их покупку людьми, которые фактически занимались сельским хозяйством. В целом, помимо каких-либо дополнительных правил, низкие цены на недвижимость в период 1950-1980 годов естественным образом облегчили доступ к собственности и распространили богатство на новые слои общества.
Частные сбережения, государственный долг и инфляция
Обратимся теперь к роли, которую сыграли низкие частные инвестиции, а также инфляция и государственные займы в падении частного богатства в период между 1914 и 1950 годами. Прежде всего, отметим, что на протяжении большей части этого периода - не только военных лет, но и 1930-х годов - инвестиции в низкоприоритетные гражданские сектора были настолько слабыми, что зачастую не покрывали расходы на замену изношенного оборудования. В период 1914-1945 годов большая часть частных сбережений была вложена в растущий государственный долг, вытекающий из расходов на войну и подготовку к ней.
В 1914 году, накануне Первой мировой войны, государственный долг был равен примерно 60-70% национального дохода в Великобритании, Франции и Германии и менее 30% в США. После Второй мировой войны, в 1945-1950 годах, государственный долг достиг 150 процентов национального дохода в США, 180 процентов в Германии, 270 процентов во Франции и 310 процентов в Великобритании (рис. 10.9). Заметим, что общая сумма была бы еще выше, если бы часть долга, взятого в Первой мировой войне, не была бы погашена инфляцией в 1920-х годах, особенно в Германии и в меньшей степени во Франции. Чтобы финансировать такой рост государственного долга, сберегателям в каждой стране пришлось направить большую часть своих сбережений не на обычные инвестиции (в недвижимость, промышленность или иностранные активы), а почти исключительно на покупку казначейских облигаций и других инструментов государственного долга. Богатые люди в Великобритании, Франции и Германии постепенно продали значительную часть своих зарубежных активов, чтобы ссудить суммы, необходимые их правительствам, иногда, возможно, из патриотизма, но также и потому, что они увидели хорошую инвестиционную возможность. Теоретически, основная сумма и проценты по займам гарантировались полной верой и кредитом их собственных правительств, и эти же правительства всегда выполняли свои обещания в прошлом. В некоторых случаях кредиты были квази-обязательными, особенно в военное время, поскольку правительства требовали от банков держать большое количество государственного долга и принимали меры для установления потолка процентных ставок.
РИС. 10.9. Колебания государственного долга, 1850-2020 гг.
Интерпретация: Государственный долг резко вырос после двух мировых войн и достиг 150-300 процентов национального дохода в 1945-1950 годах. Затем он резко снизился в Германии и Франции (из-за списания долгов и высокой инфляции) и более медленно в Великобритании и США (умеренная инфляция, рост). Государственные активы (в частности, недвижимость и финансы) менялись с течением времени не так сильно и в целом составляли около 100 процентов национального дохода. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Все обернулось не очень хорошо: частные сбережения и доходы от продажи активов, которые инвесторы вкладывали в государственные облигации, вскоре таяли так же быстро, как снег в солнечный день, когда "полная вера и кредит", которые правительства обещали владельцам облигаций, уступали место другим приоритетам. На практике правительства прибегли к печатанию банкнот, и цены на них взлетели. В восемнадцатом и девятнадцатом веках инфляция была близка к нулю (рис. 10.10). Стоимость валюты была привязана к содержанию в ней золота и серебра, и покупательная способность данного количества драгоценного металла оставалась практически неизменной. Это относится как к фунту стерлингов, так и к золотому франку, который во время Французской революции вытеснил турнуазский ливр, но сохранил тот же паритет с золотом, оставаясь неизменным с 1726 по 1914 год - доказательство, если бы требовалось доказательство, преемственности собственнического режима. Эквивалентность валюты, будь то ливр или франк, по отношению к золоту была настолько сильной, что французские романисты начала XIX века использовали обе меры для обозначения границ между социальными классами, часто переходя от одного к другому незаметно.
РИС. 10.10. Инфляция в Европе и США, 1700-2020 гг.
Интерпретация: В восемнадцатом и девятнадцатом веках инфляция была практически нулевой, а в двадцатом веке выросла. С 1990 года она составляла порядка 2 процентов в год. Инфляция была особенно сильной в Германии и Франции с 1914 по 1950 год и в меньшей степени в Великобритании, Франции и США в 1970-х годах. Примечание: Средняя инфляция в Германии, составлявшая примерно 17 процентов в период с 1914 по 1950 год, не включает гиперинфляцию 1923 года. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.