«Господин Броутон, мировой судья, заявил в качестве председателя митинга, состоявшегося в ноттингемском городском помещении 14 января 1860 года, что среди той части городского населения, которая занята в кружевном производстве, царствует такая степень нищеты и лишений, которая совершенно неизвестна всему остальному цивилизованному миру… В 2, 3, 4 часа утра 9-ти и 10-летних детей отрывают от их грязных постелей и принуждают за одно жалкое пропитание работать до 10, 11, 12 часов ночи, благодаря чему члены их отказываются служить, тело сохнет, черты лица при обретают тупое выражение и все существо цепенеет в немой неподвижности, один вид которой приводит в ужас. Что сказать о городе, созывающем публичный митинг с целью ходатайствовать о том, чтобы рабочее время мужчины было ограничено 18 часами в сутки!» (из лондонской газеты «Daily Telegraph» от 14 января 1884 г.).
Гончарное производство (pottery) Стаффордшира в течение последних 22 лет (перед 1860 г.) послужило предметом трех парламентских исследований. Мы извлечем из отчетов 1860 и 1863 гг. некоторые свидетельские показания самих подвергавшихся эксплуатации детей. По положению детей можно сделать заключение о положении взрослых, особенно девушек и женщин, да еще в такой отрасли промышленности, в сравнение с которой бумагопрядение и т. п. могут показаться весьма приятным и здоровым занятием.
Вильгельм Вуд, девяти лет, «начал работать, когда ему было 7 лет и 10 месяцев». Сначала он относил в сушильню изготовленный товар в формах и затем приносил обратно пустые формы. Он приходит ежедневно в продолжение всей недели в 6 часов утра и кончает приблизительно в 9 часов вечера. «Я всю неделю работаю ежедневно до 9 часов вечера. Так было, например, в продолжение последних 7–8 недель». Итак, пятнадцать часов труда для девятилетнего ребенка! Дж. Мере, двенадцатилетний мальчик, показывает: «Я отношу формы и верчу колесо. Я прихожу в 6 часов, иногда в 4 часа утра. Я работал всю последнюю ночь до 8 часов сегодняшнего утра. Я не ложился с предпоследней ночи. Кроме меня, работало 8 или 9 других мальчиков всю последнюю ночь напролет. За исключением одного, все опять пришли сегодня утром. Я получаю 3 шилл. 6 пенсов в неделю. Мне ничего не прибавляют, когда я работаю без перерыва всю ночь. На последней неделе я проработал две ночи».
По заявлению доктора Гринго, продолжительность жизни в гончарных округах Сток-на-Тренте и Вулстэнтон чрезвычайно мала. Несмотря на то что из мужского населения старше 20-летнего возраста в обоих округах менее одной трети занято гончарным производством, на гончаров в первом округе приходится более половины, а во втором – около 2/5 общего числа смертных случаев, и это вследствие грудных болезней. Доктор Бутройд, врач, практикующий в Гэнли, заявляет: «Каждое последующее поколение гончаров отличается меньшим ростом и более слабым сложением, чем предыдущее». Точно так же другой врач, г-н Мак-Бин, говорит: «С того времени как я начал практиковать среди гончаров, бросающееся в глаза вырождение этого класса находит себе выражение в ускоряющемся уменьшении роста и веса». Показания эти взяты из отчета доктора Гринго от 1860 г. (Третий отчет об общественном здравии. С. 102, 104, 105).
Мы заимствуем из отчета членов комиссии 1863 г. следующее: Доктор Дж. Т. Арледж, главный врач больницы Северного Стаффордшира, говорит: «Как класс гончары, мужчины и женщины… представляют вырождающееся население как в физическом, так и в моральном отношении. Они обыкновенно низкорослы, отличаются плохим сложением и часто страдают искривлением грудной клетки. Они стареют преждевременно и недолговечны; флегматичные и малокровные, они обнаруживают слабость своего сложения упорными приступами диспепсии, нарушениями в деятельности печени и почек и ревматизмом. Но главным образом они подвержены грудным заболеваниям: воспалению легких, чахотке, бронхиту и астме. Одна форма этой последней специально свойственна им и известна под названием астмы горшечников или чахотки горшечников. Золотухой, поражающей железы, кости и другие части тела, страдает более двух третей гончаров. Если вырождение населения этого округа не достигает еще больших размеров, то это объясняется исключительно притоком новых элементов из соседних деревенских округов и браками с более здоровым населением». Г-н Чарльз Пирсон, незадолго перед тем врач той же больницы, сообщает в одном письме члену комиссии Лонджу между прочим следующее: «Я могу говорить только на основании личных наблюдений, а не статистических данных, но я могу вас уверить, что во мне снова и снова закипало негодование при виде этих несчастных детей, здоровье которых приносится в жертву алчности их родителей и работодателей». Он перечисляет причины заболеваний среди гончаров и самой главной из них признает «длинный рабочий день». Сказанное здесь о гончарном производстве Англии относится и к гончарному производству Шотландии.
Мануфактура зажигательных спичек ведет свое начало с 1833 г., со времени изобретения способа прикреплять фосфор к спичке. С 1845 г. она стала быстро развиваться в Англии и из густонаселенных частей Лондона распространилась в особенности на Манчестер, Бирмингем, Бристоль, Норвич, Ньюкасл, Глазго, всюду разнося с собой и судорожное сжатие челюстей, которое один венский врач еще в 1845 г. определил как специфическую болезнь рабочих, занятых в спичечном производстве. Половина рабочих – дети моложе 13-летнего возраста и подростки моложе 18 лет. Эта мануфактура настолько известна своим вредным влиянием на здоровье рабочих и отвратительными условиями, что только самая несчастная часть рабочего класса, полуголодные вдовы и т. д., поставляет для нее детей – «оборванных, чуть не умирающих с голоду, безответных, лишенных всякого воспитания детей». Из тех свидетелей, которых выслушал член комиссии Уайт (1863), 270 не достигли 18-летнего возраста, 50 были моложе 10 лет, 10 были всего 8 лет и 5 всего 6 лет от роду. Рабочий день, продолжительность которого колеблется между 12 и 14–15 часами, ночной труд, отсутствие определенного времени для еды, причем приходится есть по большей части в мастерских, отравленных фосфором. Данте нашел бы, что все самые ужасные картины ада, нарисованные его фантазией, превзойдены в этой отрасли мануфактуры.
На фабрике обоев более грубые сорта печатаются машинами, более тонкие – ручным способом. Наибольшее оживление производства приходится на время от начала октября до конца апреля. В продолжение этого периода работа часто продолжается, и притом почти без перерыва, от 6 часов до 10 часов вечера и позднее, до глубокой ночи.
Г. Эпсден показывает: «Когда моему мальчугану было 7 лет, я ежедневно носил его туда и обратно на спине по снегу, и он работал обыкновенно по 16 часов!.. Часто я становился на колени, чтобы накормить его, пока он стоял у машины, так как ему нельзя было ни уйти от нее, ни остановить ее». Смит, компаньон и управляющий одной манчестерской фабрики: «Мы (он разумеет те “руки”, которые на “нас” работают) работаем без перерыва для еды, и таким образом 10½-часовой рабочий день заканчивается, собственно, в 4½ часа вечера, а все дальнейшее представляет сверхурочные работы». (Интересно было бы знать, неужели же и господин Смит ни разу не ест в продолжение 10½ часа?) «Мы (все тот же Смит) редко оканчиваем ранее 6 часов вечера. Дети и взрослые (152 детей и подростков младше 18-летнего возраста и 140 взрослых) одинаково работали в продолжение последних 18 месяцев в среднем самое меньшее по 7 дней и 5 часов в неделю, или по 78½ часа. Для 6 недель, закончившихся 2 мая этого года (1863), средний вывод был выше 8 дней, или 84 часов в неделю»! И все-таки этот самый господин Смит с улыбкой прибавляет: «Машинный труд легок». А фабриканты, применяющие ручную набойку, говорят: «Ручной труд здоровее машинного». В общем, господа фабриканты с негодованием высказываются против предложения «останавливать машины, по крайней мере во время еды».
В январе 1866 г. перед лондонским Grand Jury[26] предстали три железнодорожных рабочих: кондуктор пассажирских поездов, машинист и сигнальщик. Большая железнодорожная катастрофа транспортировала сотни пассажиров на тот свет. Причиной крушения поезда послужила небрежность железнодорожных рабочих. Они единогласно заявляют перед лицом присяжных заседателей, что 10–12 лет назад их работа продолжалась всего 8 часов в сутки. В течение же последних 5–6 лет рабочее время довели до 14,18 и 20 часов, а при особенно большом наплыве пассажиров, например в разгар сезона экскурсий, оно часто продолжается без перерыва 40–50 часов. Но они обыкновенные люди, а не циклопы. В известный момент рабочая сила их отказывается служить. Они впадают в состояние оцепенения, мозг их перестает работать, глаза – видеть. В высокой степени уважаемый британский присяжный отвечает на эти показания приговором, предающим их дальнейшему суду за убийство, и в дополнительном пункте мягко выражает благочестивое пожелание, чтобы господа магнаты от железнодорожного капитала в будущем проявляли большую щедрость при покупке необходимого количества «рабочих сил» и обнаруживали большее «воздержание», или «самоотречение», или «бережливость» при высасывании покупаемой рабочей силы[27]. Из пестрой толпы рабочих всех профессий мы возьмем две фигуры: модистку и кузнеца; разительный контраст между ними лучше всего доказывает, что перед лицом капитала все люди равны.
В последнюю неделю 1863 г. все лондонские газеты поместили заметку под «сенсационным» заглавием: «Смерть исключительно от чрезмерной работы». Дело шло о смерти двадцатилетней модистки Мери Анны Уокли, работавшей в весьма почтенной придворной модной мастерской, которую эксплуатировала одна дама с симпатичным именем Элиза. Здесь вновь раскрылась старая, часто повторяющаяся история[28] о том, как эти девушки работают в среднем по 16½ часа в сутки, а в сезон часто бывают заняты 30 часов без перерыва, причем изменяющая им «рабочая сила» поддерживается время от времени приемами хереса, портвейна и кофе. Был как раз разгар сезона. Предстояло приготовить благородным леди роскошные наряды для бала в честь только что импортированной принцессы Уэльской. Мери Анна Уокли проработала без перерыва 26½ часа вместе с 60 другими девушками, по 30 человек в комнате, едва ли дававшей