Эти взгляды до сих пор широко распространены. По-прежнему принято считать желательным любое вмешательство государства. Приписывать все зло рынку и оценивать любые новые предложения о государственном контроле как идеальные, исходя из предположения, что за этот контроль будут отвечать способные и честные люди, на которых не смогут повлиять никакие лоббисты. Сторонники свободного предпринимательства и ограничения вмешательства государства вынуждены уйти в оборону, как и несколько десятилетий назад.
А между тем ситуация изменилась. Теперь у нас есть опыт нескольких десятилетий реального государственного вмешательства. Поэтому больше нет необходимости сравнивать реальную работу рынка с государственным вмешательством, каким оно могло бы быть в идеале.
Если мы займемся таким сравнением, то ясно увидим, что разница между фактическим и идеальным функционированием рынка, сколь бы велика она в действительности ни была, не идет ни в какое сравнение с разницей между заявленными целями и реальными результатами вмешательства государства. Кто сегодня может надеяться на улучшение человеческой свободы и достоинства при той массовой тирании и деспотизме, которые сейчас безраздельно царят в России? Когда-то Маркс и Энгельс писали в «Коммунистическом манифесте»: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Кто может утверждать, что цепи пролетариев в Советском Союзе сегодня слабее цепей пролетариев в США, Англии, Франции, Германии или в любой другой стране Запада?
Давайте посмотрим, что происходит сейчас у нас в Америке. Есть ли хотя бы одна великая «реформа» последних десятилетий, которая достигла своих целей? Оправдались ли надежды сторонников этих реформ?
Регулирование железнодорожных перевозок для защиты интересов потребителей быстро превратилось в инструмент, с помощью которого железные дороги защищают себя от новых конкурентов, разумеется, за счет потребителей.
Подоходный налог, первоначально взимавшийся по низким ставкам, а затем использовавшийся для перераспределения дохода в пользу бедных слоев населения, превратился в фасад для прикрытия разных лазеек и специальных поправок, практически лишающих высокие прогрессивные ставки их эффективности, на которую рассчитывали сторонники этих налогов. Единая ставка подоходного налога 23,5 % с дохода принесла бы такие же налоговые поступления, какие приносят применяемые сейчас прогрессивные ставки от 20 до 91 %. Подоходный налог должен был уменьшить неравенство и способствовать рассредоточению богатства. На практике же он способствует реинвестициям прибылей корпораций, тем самым стимулируя рост крупных корпораций, мешая развитию рынка капитала и созданию новых предприятий.
Реформы монетарной системы, которые должны были обеспечить стабильность экономики и цен, обострили инфляцию во время и после Первой мировой войны, а затем привели к рекордно сильной нестабильности. Финансовые органы, образованные в результате осуществления этих реформ, непосредственно виноваты в перерастании серьезного экономического спада в катастрофическую Великую депрессию 1929–1933 годов. Система, созданная прежде всего для предотвращения банковской паники, вызвала самую сильную банковскую панику за всю историю США.
Сельскохозяйственная программа, предназначавшаяся для оказания помощи бедным фермерам и для оптимизации сельскохозяйственного производства, привела к национальному скандалу. Это произошло когда стало известно о связанных с этой программой растратах общественных средств, нецелевом использовании ресурсов, более жестком и детальном контроле фермеров и возникших из-за нее проблем в отношениях США с другими странами. Но эта программа практически не улучшила положение бедных фермеров.
Программа строительства социального жилья должна была улучшить жилищные условия бедняков, снизить подростковую преступность и помочь избавиться от трущоб. Но на самом же деле она ухудшила жилищные условия бедняков, привела к росту подростковой преступности и расширению масштабов упадка городов.
В 1930-е годы слово «труд» для интеллектуалов являлось синонимом слова «профсоюз». Веру в чистоту и добропорядочность профсоюзов можно было сравнить только с верой в домашний очаг и материнство. Тогда начало действовать обширное законодательство, создававшее благоприятные условия для деятельности профсоюзов и формирования «справедливых» трудовых отношений. В течение следующих двадцати лет профсоюзы значительно окрепли. В результате в 1950-е годы слово «профсоюз» превратилось чуть ли не в ругательство. Теперь никто уже не воспринимает его как синоним слова «труд» и не верит, что профсоюзы всегда выступают на стороне добра.
Запускались программы социального обеспечения, которые должны были узаконить право на получение социальной помощи и устранить необходимость непосредственного ее предоставления. Хотя в настоящее время миллионы людей получают пособия по программам социального обеспечения, списки на получение пособий становятся все длиннее, а суммы, выделяемые на непосредственную помощь, продолжают расти.
Этот список легко можно продолжить: программа закупки серебра в 1930-е годы, проекты создания государственных электростанций, послевоенные программы помощи иностранным государствам, Федеральная комиссия по связи, программы реконструкции городов, программы создания стратегических запасов… У этих и многочисленных других проектов и программ результаты не только сильно отличались от заявленных целей, но, как правило, оказывались прямо противоположными.
Однако были и некоторые исключения. Скоростные шоссе, пересекающие всю страну, огромные плотины, перегородившие могучие реки, успешно запущенные искусственные спутники – все это свидетельство способности государства эффективно распоряжаться большими ресурсами. Система школьного образования, при всех ее проблемах, недостатках и возможностях дальнейшего совершенствования за счет задействования рыночных механизмов, существенно расширила перспективы молодых американцев и способствовала распространению свободы. Ее успешное развитие подтверждает верность гражданскому долгу десятков тысяч членов местных школьных советов и готовность общества платить повышенные налоги ради общей цели. Антимонопольное законодательство Шермана, несмотря на все проблемы его применения, одним фактом своего существования способствовало усилению конкуренции. Государственные программы по охране здоровья привели к сокращению инфекционных заболеваний. Программы помощи вызволили из бедности людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Местные власти часто предоставляют общинам все необходимое для их нормальной жизни. Государство обеспечивает соблюдение законов и порядок, хотя во многих больших городах осуществление даже этой элементарной функции оставляет желать много лучшего. Я живу в Чикаго, поэтому на своем личном опыте знаком с этой проблемой.
Но если подвести итог, то он, несомненно, будет разочаровывающим. Большинство программ, начатых государством в последние десятилетия, не достигло своих целей. Соединенные Штаты продолжали двигаться по пути прогресса. Американцы стали лучше питаться и одеваться, улучшились их жилищные условия и транспортные средства. Постепенно стираются классовые и социальные различия. Улучшилось положение национальных меньшинств, массовая культура развивается стремительными темпами. Все эти плоды принесли частная инициатива и предприимчивость людей, которые сотрудничали с помощью механизмов свободного рынка. Предпринимаемые государством меры тормозили это развитие, а не способствовали ему. Пойти на эти меры и преодолеть их последствия мы смогли только благодаря исключительной плодовитости рынка. Невидимая рука, направляющая прогресс, оказалась сильнее видимой руки, его тормозящей.
Можно ли считать случайностью, что многие государственные реформы последних десятилетий провалились и связанные с ними огромные надежды были развеяны в прах? Может быть, это произошло просто потому, что ошибки были в каких-то деталях этих программ? Уверен, что дело совсем не в этом. Главный недостаток этих программ заключается в том, что они пытались с помощью государства заставить людей, вопреки их личным интересам, делать то, что якобы служит интересам общества.
При этом конфликты интересов, или несовпадение взглядов на то, что именно служит этим интересам, улаживались не с помощью некоей структуры, которая может устранить эти конфликты, или с помощью нахождения некоего компромисса между интересами разных людей, а только принуждением людей действовать вопреки их собственным интересам. Эти программы жертвовали ценностями своих участников ради ценностей других людей. Говорили одним, что для них является благом, либо предусматривали, что государство может взять что-то у них и передать это другим. В результате все эти меры вызвали противодействие одной из самых сильных и изобретательных сил, которые известны человечеству. А именно: желание людей защищать личные интересы, жить своей жизнью в соответствии с собственными ценностями. Именно так объясняется то, что эффект от применения этих мер оказался прямо противоположным ожидаемому. Эта сила является одним из главных источников мощи свободного общества, которое вмешательство государства не способно поставить под контроль.
Интересы, о которых я говорю, – не просто эгоистические интересы отдельного человека. Напротив, они включают в себя ряд вечных ценностей, ради которых люди готовы пожертвовать своим состоянием и жизнью. Немецкие антифашисты, отдавшие жизнь в борьбе с нацизмом, преследовали собственные интересы так, как они их себе представляли. То же самое можно сказать о людях, которые, не жалея времени и сил, сегодня занимаются благотворительностью, просвещением и миссионерством. Разумеется, подобные интересы только немногие считают главными в своей жизни. Поэтому преимущество свободного общества состоит именно в том, что оно дает все возможности для удовлетворения этих идеалистических интересов и не подчиняет их материалистическим интересам, преобладающим среди остального человечества. По этой причине капиталистическое общество является менее материалистическим, чем коллективистское.