Свободный рынок, разумеется, подразумевает, что представленные на нем компании имеют возможность получать доход в той его части, где это возможно. Однако для того, чтобы глобализация приносила пользу, подобная деятельность должна осуществляться в разумных пределах. Дело в том, что в определенный момент в результате таких действий компаний те территории, на которых они были созданы или осуществляли свою деятельность, перестают получать хоть какую-то выгоду. Если один из участников общественного договора нарушает его условия, последствия сказываются на всех остальных заинтересованных сторонах. Именно это произошло во многих промышленно развитых странах в ходе последней волны глобализации 1990-х и 2000-х годов, когда многим рядовым работникам компаний она уже не приносила прежней выгоды. Сокращение рабочих мест приводило к уменьшению собираемых местных налогов, в результате чего многие городские, региональные, а иногда даже федеральные органы власти были не в состоянии выполнить свою часть обязательств в рамках общественного договора, в том числе и по выплате пенсий или предоставлению качественного медицинского обслуживания, жилья и образования. Власти Детройта, как известно, в 2013 году вынужденно объявили о признании города банкротом, поскольку он уже не мог погасить возникшую задолженность по облигациям, в том числе по тем, которые гарантировали выплату пенсии бывшим работникам городской администрации. Хотя это событие и не является прямым следствием глобализации, однако она никоим образом не помогла восстановлению производственной базы, разрушенной за предыдущие годы. Такие страны, как Япония, Италия и Франция, все чаще испытывают трудности не только при финансировании необходимого обеспечения текущих потребностей граждан и компаний, но и сохранения конкурентоспособности стран в будущем. С учетом описанного выше, неудивительно, что политические стратегии и экономические системы все чаще вызывают у граждан недовольство, а также что их возмущение все чаще обращено в адрес транснациональных корпораций, которые занимают в мировой экономике лидирующие позиции и порой слишком легко уклоняются от уплаты налогов.
Вторым негативным следствием глобализации на сегодняшний день является та политическая обстановка, которая сложилась в мире за последние 30 лет стараниями правительств многих стран. Убежденные в том, что глобализованный мир естественным образом создаст для всех участников множество преимуществ, с начала 1990-х годов руководство стран мира начало ускоренными темпами развивать свободную торговлю, внедрять плавающий курс национальной валюты и устранять преграды для привлечения иностранных инвестиций в свою экономику. Тогда эта задача не казалась слишком сложной, особенно с учетом того, что совсем недавно произошло событие, которое Фрэнсис Фукуяма метко назвал «концом истории»: американская капиталистическая модель мира одержала верх над коммунистической, продвигаемой СССР. Но они не учли того, что рынок не всегда способен самостоятельно определить оптимальное направление развития (21) или как минимум соблюсти интересы всех участников. Такие экономисты, как Джозеф Стиглиц, Мариана Маззукато, Дэни Родрик и многие другие, в своих недавних работах отмечали, что растущая роль финансового сектора и финансовая глобализация в действительности лишь делают экономическую систему еще менее стабильной и увеличивают вероятность возникновения и масштаб финансовых кризисов. Одной из стран, чей опыт показывает, насколько велики риски неконтролируемой финансовой глобализации, является Венгрия. Жолт Дарвас, уроженец Венгрии и экономист из Института Брейгеля (чьи графики неравенства мы рассматривали ранее в главе 2), объяснил, почему, по его мнению, первопричиной многих социальных, политических и экономических проблем, с которыми сталкивается страна сегодня, являются события того периода. В разгар мирового финансового кризиса 2008 года он писал (22):
«Поскольку инфляция в Венгрии была намного выше, чем в других странах еврозоны, процентные ставки по кредитам в венгерских форинтах также были намного выше. По этой причине многие потребители и предприятия, желавшие получить деньги по более низким ставкам, перешли на кредиты и займы в иностранной валюте: 90 % новых ипотечных кредитов сейчас выдаются в иностранной валюте. В Чехии и Словакии, где процентные ставки были близки к ставкам стран еврозоны, кредиты в иностранной валюте составляют менее 2 % от общего объема займов».
Мировой финансовый кризис развивался стремительно и к сентябрю (2008 года) достиг своего апогея. Многие экономисты, в том числе и автор этой книги, не предполагали, что новый кризис окажется настолько разрушительным для стран Центральной и Восточной Европы, входящих в состав Евросоюза. Наши банки не несли финансовых убытков от американских субстандартных займов и были хорошо капитализированы. Однако вскоре стало ясно, что ни одна страна не сможет избежать последствий глобального финансового кризиса. Число инвесторов, не желающих рисковать и нести убытки, росло, и они начали продавать свои акции и вкладываться в экономики развивающихся стран.
По Венгрии кризис ударил значительно сильнее, чем по остальным странам Центральной Европы, поскольку бо́льшая часть огромного государственного долга этой страны находилась в руках иностранцев. Они хотели продать венгерские облигации, номинированные в форинтах, но на рынке не было новых покупателей. Процентные ставки на займы с длительным сроком погашения подскочили с и без того высоких 8 % примерно до 12 %, и рынок государственных облигаций просел. Аукционы по размещению новых государственных облигаций не привели к успеху. Венгерские «голубые фишки» на фондовом рынке также массово продавались. Давление на форинт усилилось, и на последней неделе торгов Центральный банк повысил процентные ставки на три пункта. Повышение ставки помогло укрепить форинт, но ситуация оставалась нестабильной, а рынок государственных облигаций все еще был заморожен.
Со времени описанных Дарвасом событий прошло уже более десяти лет, но их отголоски доносятся до нас до сих пор. После того как на Венгрию, ее банкиров и граждан обрушились катастрофические последствия финансовой глобализации, страна пережила сильный экономический и долговой кризис в 2008 году и другой, менее масштабный, пять лет спустя. Хотя впоследствии экономика страны вновь начала расти, недовольные венгры все чаще демонстрировали антипатию к более либерально и проевропейски настроенным политикам, которые, по их мнению, втянули их в кризис. В последние годы они голосовали против европейской экономической интеграции, против иммиграции и либерализации торговой и финансовой политики. Венгрия, в частности, закрыла свои границы для иммигрантов и отказалась участвовать в урегулировании миграционного кризиса в Европе в 2016 году. В связи с тем, что обстановка становилась все более агрессивной, Центрально-Европейский университет, основанный Джорджем Соросом, был вынужден покинуть страну. Случай Венгрии своеобразен и уникален, но он доказывает, что даже если политика, направленная на развитие процесса глобализации, проводится исходя из лучших соображений, она порой приводит к весьма неприятным последствиям. Глобализация – это мощный механизм, способный значительно улучшить положение страны и ее граждан, но к нему следует подходить прагматично, а не слепо следовать идеологии.
Наконец, новейшие технологии могут усугубить негативные последствия глобализации. Если люди не обладают необходимыми знаниями и опытом использования новейших технологий, их место в глобализованной экономике занимают выходцы из других стран, которые в этом вопросе компетентны. Иногда в действие приходят глобальные силы, противостоять которым общество едва ли способно. Ричард Болдуин отмечал, что с появлением Интернета затраты на связь резко упали, и фирмам, стремящимся к получению прибыли, имело смысл провести разделение сотрудников на «белые воротнички» и «синие воротнички». Компании могут производить товары в одной стране (в той, где совокупные производственные затраты меньше), а готовый продукт доставлять в другую страну и продавать там. В 1990–2000-е годы такой подход к производству и сбыту спровоцировал стремительное развитие процесса глобализации, что пошло на пользу многим странам мира, но нанесло серьезный ущерб промышленным центрам западноевропейских государств. Повлиять на ход событий тогда едва ли представлялось возможным. Это не означает, однако, что перед лицом глобализации, движимой технологическим прогрессом, национальные экономики абсолютно бессильны. В небольших странах с открытой экономикой вроде Сингапура, Дании, Нидерландов и Бельгии, где объем торговли зачастую превышает 100 % ВВП, осознают, что будущее каждой из них зависит от того, удастся ли внедрить новейшие технологии, являющиеся сегодня двигателем глобализации. Если инвестировать в развитие этих технологий и навыков, необходимых для их применения, то есть все шансы выйти из процесса глобализации победителем. Убедительным доказательством успешности подобного подхода можно назвать, например, порт Роттердама. Понимая, что применение таких цифровых технологий, как распределенные цифровые реестры (блокчейн), поможет в значительной степени оптимизировать работу порта, его руководство вложило крупные средства в разработку и внедрение этой технологии (23). На сегодняшний день Роттердам, вероятно, самый технологичный и современный порт в Европе, значительно превосходящий таких конкурентов, как Гамбург и Антверпен.
В будущем цифровые технологии окажут влияние не только на физическую торговлю. Как отмечалось ранее, цифровая коммерция лишь начала свое развитие и еще не оценена по достоинству, но в ближайшее время этот механизм торговли едва ли утратит популярность.
Сегодня у стран и сообществ, возглавляемых наиболее дальновидными лидерами, все еще есть возможность выстроить эффективную стратегию для получения максимальной выгоды от цифровой глобализации. Но действовать они должны быстро. Некоторые новшества вроде инфраструктуры для 5G при наличии финансирования могут быть внедрены в относительно короткие сроки. Однако, чтобы обучить людей работе с новейшими технологиями, потребуется более тщательное планирование, – тогда в будущем они смогут повторить успех Пюти Пюар.