Все изменилось с наступлением так называемой Первой промышленной революции, начавшейся в Великобритании. К 1760-м годам Джеймс Ватт и его паровая машина подготовили почву к совершению переворота в промышленности. Поначалу прогресс был неравномерным, но к началу XIX века британские предприниматели уже уверенно шли к тому, чтобы стать самыми успешными в мире. В считаные десятилетия британские паровозы, корабли и машины захватили мир, и Великобритания стала самой могущественной империей. Произошла полная трансформация целых отраслей, в первую очередь сельского хозяйства и текстильной промышленности. Все, что раньше приводилось в движение человеком или лошадью, теперь делали машины. Урожайность в сельском хозяйстве и производительность в обрабатывающей промышленности многократно выросли. По показателям производимой продукции британская экономика начала расти на несколько процентов в год, в сравнении с 0,1–0,2 % в предыдущие столетия. Население быстро увеличивалось. И хотя нужно было кормить гораздо больше ртов, в сельскохозяйственном секторе теперь требовалось меньше людей (и лошадей). К концу XIX века более половины населения переместилось в промышленные города, такие как Лондон, Манчестер и Ливерпуль, и большинство горожан работали на фабриках.
Больше всего от Первой промышленной революции выиграли британские капиталисты. В капитализме не было ничего нового. Он существовал в Европе, по крайней мере с тех пор как венецианские купцы начали объединять свои риски, торгуя в Средиземноморье в Средние века. Теперь же такой подход в основном использовался для финансирования фабрик и их оборудования, а не торговли. Те, у кого в руках оказывалось достаточно капитала, – зачастую крупные землевладельцы, успешные торговцы и члены аристократических семей – могли инвестировать в новые технологии и создавать успешные компании. Теперь, когда мировые рынки были в их распоряжении, они получали огромные прибыли. А поскольку рабочая сила, необходимая для работы с машинами, была не такой специализированной, как для мануфактурного производства, первые промышленники имели возможность диктовать рабочим свои условия, то есть эксплуатировать их (и это касалось лишь Великобритании, самой богатой страны того времени; государства, где ремесленное производство было уничтожено, такие, как Индия и Китай, оказались в гораздо худшем положении, там практически не было победителей).
На протяжении XIX века технологии Первой промышленной революции распространились и на другие страны, в основном на территории континентальной Европы (в первую очередь в Бельгии, Франции и Германии) и бывшей британской колонии на другой стороне северной части Атлантического океана – Соединенных Штатах. Технологические преобразования совпали здесь с политической, экономической и социальной трансформацией. К концу 1800-х годов положение простых рабочих в Англии, Бельгии, Франции и Германии стало настолько тяжелым, что некоторые представители новых ведущих классов активно выступали против подобного произвола. В те годы вышел известный роман «Отверженные», где описывалась жизнь простых французов в условиях эксплуатации. Немецкие эмигранты Карл Маркс и Фридрих Энгельс писали разгромные газетные статьи и даже книги о судьбе пролетариата в индустриальной Англии. Широко известно высказывание Чарльза Диккенса, писавшего несколькими десятилетиями раньше о том, что это не только «лучшие из времен», но и «худшие из времен», «время тьмы» и «зима отчаяния» (37). Было ли это результатом индустриализации или глобализации? По правде говоря, вероятно и то, и другое. Как мы видели в предыдущей главе, рабочие начали объединяться против несправедливости, требуя политических прав, повышения заработной платы, улучшения условий труда и даже уничтожения новой социальной иерархии, в которой промышленники заменили королей и духовенство на высшем уровне общества, тогда как фабричные рабочие заменили крепостных и мелких земледельцев на нижнем уровне.
В Америке Первая промышленная революция тоже привела к катастрофе. Технологический прогресс в области транспорта, финансов и энергетики стимулировал образование олигополий и монополий: компании с наибольшим капиталом и начальными ресурсами имели больше возможностей масштабно применять новейшие технологии, предлагать более качественные услуги и, в свою очередь, завоевывать большую долю рынка, получая максимальную прибыль и вытесняя конкурентов или скупая другие компании. В транспортном секторе, например, это привело к доминированию железнодорожных компаний, соединяющих Средний Запад с Нью-Йорком, принадлежавших Корнелиусу Вандербильту, магнату, чьи интересы также охватывали сферу судоходства. В энергетическом секторе это позволило проницательному Джону Д. Рокфеллеру практически из ничего создать крупнейшую в мире нефтяную компанию. Standard Oil, а затем и первый деловой траст (Standard Oil сегодня продолжает жить в виде ExxonMobil, по-прежнему крупнейшей нефтяной компании Америки). В сталелитейной промышленности американец шотландского происхождения Эндрю Карнеги создал предшественника компании U.S. Steel, ставшей впоследствии монополистом производства стали в США. Генри Фрик основал компанию Frick Coke Company, контролировавшую 80 % добычи угля в Пенсильвании (38), и возглавил несколько других конгломератов того времени. А в банковской сфере это создало ситуацию, когда такие магнаты, как Эндрю Меллон, известный по BNY-Mellon, и Джон Пирпонт Морган, основатель того, что сегодня называется JPMorgan Chase, сумели создать одни из крупнейших финансовых фирм, которые когда-либо видела Америка.
Сегодня многие из этих промышленных магнатов известны нам благодаря их общественному вкладу, включая Рокфеллер-центр, Карнеги-холл и многие доныне действующие благотворительные организации. Но в конце 1880-х годов они славились прежде всего своим богатством и зачастую сомнительными деловыми приемами. В то время как их состояние на сегодняшний день превышало бы даже состояние Билла Гейтса и Джеффа Безоса, благосостояние рядовых мужчин и женщин практически было равно нулю. Крайняя нищета была нормой в многоквартирных домах крупных городов, таких как Нью-Йорк, Филадельфия, Питтсбург и Чикаго. Рабочие получали мизерную зарплату, а экономическая мощь трастов не позволяла им диктовать свои условия. Контраст между уровнем жизни богатых и бедных был настолько шокирующим, что Марк Твен и Чарльз Дадли Уорнер в 1873 году написали об этом сатирическую книгу с названием «Позолоченный век», ставшим прозвищем для той эпохи. Ситуация начала 1900-х годов дала старт и первой «эре популизма» в американской политике. Народная партия в 1892 году стала первой из трех партий, получившей голоса выборщиков на президентских выборах, выступая за права «сельских и городских рабочих» и против «морального, политического и материального разорения», которое, по их утверждению, вызвал тогдашний правящий класс. В 1896 году кандидат от этой первой Популистской партии (Уильям Дженнингс Брайан) даже был избран Национальным съездом демократов официальным кандидатом в президенты, хотя и не победил на выборах, проиграв республиканцу Уильяму МакКинли.
Первая промышленная революция обеспечила невероятный рост благосостояния в тех странах, где она происходила, но одновременно принесла огромные лишения бедной части населения в промышленно развитых странах. Она также нанесла урон жителям отсталых в промышленном отношении стран, включая азиатские, до того времени лидировавшие в мире по уровню ВВП: Китай, Японию и Индию. Там рушились политические системы, воцарялся хаос или приходили к власти колонизаторы. Однако в Америке и Западной Европе, когда общественное недовольство стало настолько сильным, что его стало невозможно игнорировать, приняли меры, чтобы изъять излишки богатства и положить конец страданиям рабочего класса. В Европе, от Великобритании до Германии, после серии реформ, продолжавшихся с 1870-х по 1920-е годы и увенчавшихся введением всеобщего избирательного права, в правительства избрали членов социалистических партий. Консервативные и Христианско-демократические партии также приняли более социально-ориентированные программы. Например, консервативное правительство Отто фон Бисмарка в Германии в 1880-х годах осуществило серию социальных реформ, ставших основой системы социальной защиты, существующей в Западной Европе по сей день.
В Америке, напротив, в те годы основное внимание уделялось не социальному обеспечению, а усилению антимонопольного законодательства. (Программа социального обеспечения появилась только в 1935 году, на фоне Великой депрессии (39), лишившей работы, еды и крова десятки миллионов людей.) К 1890 году до законодателей наконец дошло, что нужно разобраться с губительными действиями баронов-грабителей, коррумпировавших политику и монополизировавших целые отрасли промышленности. В том же году был принят первый антимонопольный закон, и в последующие годы в него несколько раз вносились поправки. В 1914 году были приняты еще два важных закона, в том числе «О создании Федеральной торговой комиссии». Они должны были гарантировать, что трасты таких людей, как Рокфеллер, больше не смогут создавать фактических монополий, скупая всех конкурентов или вступая с ними в ценовой сговор. Самым известным последовавшим разделением монополий стало разделение Standard Oil в 1911 году, «контролировавшей на рубеже веков более 90 % рынка переработанной нефти Соединенных Штатов» (40). Компанию разделили на 34 части, некоторые из которых существуют и по сей день как отдельные бренды или фирмы, включая ExxonMobil (когда-то разделенные как Exxon и Mobil), Chevron и Amoco. Другие отрасли также оказались под контролем регулирующих органов. Регуляторы полагали, что монопольная власть вредна для инноваций, потребителей и конкуренции. Ее нужно было ликвидировать.
Как это часто бывает в экономической и политической истории, действия правительств в промышленно развитых странах оказались в основном успешными в решении проблем настоящего и прошлого, но не слишком успешными в отношении проблем будущего. Произошла Вторая промышленная революция, и технологии, которые она породила – двигатель внутреннего сгорания и электричество, – привели к появлению таких новых продуктов, как автомобили, самолеты, электрические сети и телефон. Со временем они будут создавать, изменять и господствовать в промышленности, во многом так же, как происходило до них с изобретениями Первой промышленной революции. Но в 1914 году геополитические трения нарушили динамику экономического развития промышленно развитых стран. Во время Первой и Второй мировых войн изобретения рассматривались прежде всего с точки зрения их разрушительной силы, а не двигателя экономики. Первая мировая война стала последней из войн, где лошади использовались как стратегический ресурс. Вторая мировая война была первой, в которой танки и самолеты доминировали на поле боя. В той войне в результате использования новейших технологий погибли десятки миллионов людей.