Мы взяли уже третью линию обороны и прорвались глубоко вперёд по каменистым сопкам, прежде чем залегли под плотным огнём нескольких пулемётов, дальше нам хода нет, мы сделали всё что смогли. Высадка была произведена успешно. Действуя дерзко и неожиданно, чёрная лавина морской пехоты смела заслоны егерей и довольно далеко продвинулась, прежде чем встретила серьёзное сопротивление. Десанту удалось занять довольно значительный плацдарм.
Моей роте досталась для обороны голая сопка, в самом центре плацдарма, теперь это КП батальона. Сопка как сопка, если бы она не состояло сплошняком из камня и вечной мерзлоты, густо засыпанной снегом. Мороз в минус двадцать пять только добавлял приятных ощущений. Окоп не вырыть, блиндаж не построить, дров для обогрева нет, а люди одеты кто как. Короткую передышку, что дали нам немцы, мы используем что бы выложить из камней укрытия, рыть мёрзлую землю невозможно.
— Жрать будешь? — рядом со мной падает Гриша, перебежав из своего окопчика, в который превратили воронку от снаряда, пули с запозданием бьются в камень, выбивая искры и осыпая нас осколками — тепленькая, за пазухой весь день носил!
— Точно не в штанах?! — с сомнением говорю я, разглядывая подозрительно теплую банку тушёнки, мы на плацдарме уже пятый день, спим и едим урывками, адский холод кажется проник в каждую клеточку моего тела и горячего поесть очень хочется.
— Да жри, не бойся, я что, без понятий что ли? — обиделся Гриша — я тут понимаешь весь день этот кусок льда отогревал для любимого командира, а он нос воротит!
— Лады, открывай, шутила я, как любил говорить Рома, помнишь такого? — хмыкнул я, доставая ложку.
— Как не помнить, мудрый был человек, он ещё тогда знал, что Витька дурак. Был бы умный мы бы сейчас тут жопу не морозили — язвит боцман, вскрывая консервы — чего там слышно то?
— Теперь я с Ромой согласен, дурак и есть — вздыхая соглашаюсь я — а командиры наши как обычно, обещают подкрепление, боеприпасы и горячую жратву с теплой одеждой.
— Уже пятый день обещают уроды! — вздыхает Гриша и выглянув из-за камня начинает материться — да что бы вам морского ежа поперёк горла, пожрать нормально не дадут козлы горные! К бою!
Я с сожалением смотрю на начавшее застывать мясо и беру в руки автомат, толкая ногой заснувшего корректировщика. Похоже нам опять сейчас придётся отбивать атаку, кажется уже шестую за сегодня…
Мы держались почти десять дней. К плацдарму стягивалось всё больше и больше сил врага, а наши ряды редели. Погиб Изя… Нет не Изя, а Израиль Коган, герой подорвавший себя гранатой вместе с окружившими его егерями, получил тяжёлое ранение Иваныч, его только чудом удалось эвакуировать с плацдарма, погибли трое бойцов из моего экипажа… Укрепившись, бойцы вели упорную оборону, отбивая по несколько атак врага в день. Корабли флота и артиллерия как могли оказывали артиллерийскую поддержку десанту. Снабжение плацдарма велось крайне нерегулярно, по морю, под бомбёжками и огнём противника. Нас засыпали бомбами каждый день, немногочисленные истребители с красными звёздами почти ничего не могут сделать для нашей защиты. Только редкие катера прорывались к нам, не получив повреждений. Нас теснили день ото дня, пока мы не упёрлись в берег. Уже стало очевидным, что на сухопутном фронте без дополнительных сил выбить противника за Западную Лицу невозможно. Поэтому в этот день было принято решение об эвакуации десанта. Операция была произведена отлично, силами десяти сторожевых катеров и девяти морских охотников, под прикрытием дымовой завесы. Оставшийся в живой личный состав батальона (девяносто шесть человек), со всем вооружением и снаряжением, погрузился на катера и смогли благополучной уйти. Я и заслон из тридцати добровольцев, и корректировщик артиллерийского огня, прикрывали эвакуацию до последнего, и практически прямо во время боя грузились на последний морской охотник, который оставался с нами. Когда погиб почти весь экипаж катера, я поднялся на его мостик и теперь управляю незнакомым мне судном.
— Звезда нам похоже командир — весело рассмеялся неунывающий Гришка — а ничё, хорошо погуляли! За такое и умереть не страшно.
— Там не сдохли, и тут не сдохнем! — стиснув зубы от злости возразил я, приноравливаясь к управлению катером — тут на катере только заговорённые остались, хрен им, а не Витька Жохов! Спорим на пузырь, что мы сможем вырвать?
— Хитрый ты командир, то есть пузырь только я тебе буду должен при любом раскладе? Как ты мне его отдашь, если нас на дно пустят? — заржал Гришка — а и согласен я, спорим!
По всем расчетам, по теории вероятности, по всем тактическим и оперативным нормам, наш катер должен был погибнуть. Поочередно пикируя на катер, фашисты сбрасывали на него бомбы, предназначенные для эскадренных миноносцев. Стоя у штурвала, я маневрировал как мог, буквально кожей чувствуя момент, когда нужно взять руль влево или вправо, или застопорить ход. Со скоростью почти тридцать узлов, катер практически ложился бортом на воду, совершая очередной манёвр. Бомбы сыпались одна за другой. В течение получаса катер ни минуты не оставался на одном курсе. Не раз и не два он почти целиком выскакивал из воды, подбрасываемый силой взрывов, падавших неподалеку бомб. Осколками были повреждены мостик и рубка, два мотора из трёх, руль, разбита радиостанция, при чем сидящего возле неё корректировщика выбросило взрывной волной за борт, чудом он зацепился за обрывок леера и с помощью подоспевших на помощь моряков смог подняться на палубу. Гриша стрелял из пулемёта без перерыва, прерываясь только на то, чтобы сменить ленту. Когда два из трех моторов были повреждены, действовать пришлось с помощью только одного мотора: то давая полный ход вперед, то стопорить мотор, то давать задний ход. Разозленные пилоты спускали свои самолёты всё ниже и ниже, чтобы наверняка положить смертельный гостинец в юркий катер, и это стоило одному из них жизни, слишком низко сбросив свой груз, он подорвался на своей же бомбе. Когда последний из Юнкерсов скрылся за горизонтом, я только молча сполз по переборке, сил стоять уже не было. Прошло всего полчаса, а мне казалось, что я вечность стоял на мостике этого разбитого катера. Адский десант закончился, теперь предстояло только попытаться дойти до своих на одном моторе медленно тонущего от множества подводных пробоин катера, который не имел управления. Но это уже сущие мелочи, после того что было — легкая прогулка по городскому пруду в воскресный, солнечный день. Я выжил!
Глава 17
Поредевший батальон стоял в строю, все те, кто остались от десанта и могли стоять на ногах. Нас вышло из боя больше сотни, но сейчас тут стоят от силы человек семьдесят, остальные в госпиталях. Целым остался только каждый десятый из шести сотен морских пехотинцев. Флот за десять дней потерял сотни прекрасных специалистов, которые годами оттачивали своё мастерство. Мы в Мурманске, городе, который как кость в горле фашистам, и они делают всё, чтобы стереть его с лица земли вражеской авиацией. Хорошее зенитное прикрытие имеет только порт, а вот сам город получает по полной программе. Десант сейчас в порту, именно сюда доставили мой батальон катера Северного флота, и именно сюда я привёл полузатопленный и весь разбитый «малый охотник». Что с нами делать первое время никто даже и не знал, не рассчитывало командование, что мы сможем вырваться и поэтому, получив горячую пищу и медицинскую помощь, бойцы ждали решения своей судьбы почти два дня, они спали, порой не просыпаясь даже на приём пищи. За это время моряки продолжали выбывать из батальона, адреналин отпустил людей, и ослабленные организмы брали своё, многие переоценили свои силы. Простуды, обморожение, воспалившиеся раны, вырывали из наших рядов одного человека за другим. Только сегодня я получил приказ из штаба Северного флота и по этому поводу построил свой батальон.
— Здорова орлы! — начал я, остановившись посреди строя, так, чтобы всем меня было видно и слышно — За проявленное мужество и героизм, командование Северного флота выражает вам свою благодарность! Все отличившиеся представлены к государственным наградам! Мы сделали большое дело, оттянули на себя все резервы врага на нашем участке фронта, позволив передовым частям закрепится и построить надёжную линию обороны! Мы свою задачу выполнили, и не наша вина, что к нам не пришло подкрепление! Сейчас же настала пора послужить там, где мы нужны больше всего, поступил приказ — наш батальон расформирован. Всему личному составу предписано вернутся к местам службы! Выдвигаемся в Архангельск завтра, там же каждый из вас получит и своё предписание! Если вопросов нет, то после построения приступить к подготовке для посадки на транспорт. От меня лично хочу сказать спасибо вам братва, я был горд командовать вами и воевать плечом к плечу, мы теперь все братья, и наше братство скреплено пролитой кровью, каждый из вас может на меня рассчитывать в любое время! Всё, разойдись!
Суровые лица морпехов расплылись в улыбках, со всех сторон посыпались взаимные заверения в дружбе и готовности помочь. Несмотря на то, что тут в основном стояли только добровольцы, весть о том, что они вернутся на свои корабли, людей обрадовала, одно дело быть готовым идти в атаку из патриотических чувств, а другое дело лично в таких боях участвовать. Суровая действительность многим вправила мозги на своё место. Да и не умели мы воевать на суше, ведь кроме личной храбрости нужны ещё и навыки со знаниями, сколько потерь можно было бы избежать, знай мы как правильно нужно действовать. Бесстрашие и самоотверженности флотских добровольцев позволили нам занять плацдарм. В самые решительные моменты, контратакуя фашистских егерей, моряки шли во весь рост под пулями на врага. Было ясно, что это приведет к лишним, ненужным жертвам. Увы, на все уговоры бойцы батальона морской пехоты отвечали одно и то же: таковы, мол, морские традиции, пусть, мол, фашисты — кто из них уцелеет — запомнят советских моряков!.. Самым пагубным в батальоне оказалась боязнь передвигаться, пригибаясь или ползком. Только во весь рост!.. Эта безудержная удаль моряков вызывала панику среди фашистских егерей и обращала их вспять, и она, к сожалению, стала основной причиной безусловно больших лишних потерь. Многие, очень многие флотские добровольцы сложили свои головы на сопках Заполярья, прежде чем наш батальон морской пехоты приобрел хоть какой-то опыт боевых действий на суше и необходимую предусмотрительную осторожность.