Сильная струя воды входит, как клин, между берегом и «Электроном», быстро отжимает катер к шумящему стрежню реки.
От испуга Полозов немеет. Ночь… Узенький островок, который под утро непременно затопит… А на острове — загадочно молчащий человек. Он бредет впотьмах, сам не зная куда…
И Полозов подбегает к Василию Руму, пытается перебороть его, повернуть рулевое колесо обратно.
«Да как же так! Бросить на острове человека! Совсем одного. На гибель…»
— Васька… Васька…
Рум отбрасывает его толчком плеча.
— Тополя с макушкой никогда не заливает, — цедит он сквозь зубы. — Зайцы и то на деревьях отсиживаются. Пусть и Жук посидит.
— Утонет… Он же не в себе…
— Хотел бы утопиться, к берегу не поплыл бы.
С острова доносится жалобный, плачущий вскрик. На косе, посреди залитых водой тальников, стоит Жук, машет руками, зовет.
— Подойдем, Васька, ну давай подойдем к нему, — просит Полозов. И зубы у него часто постукивают.
— Ага! Понял! Только сейчас понял, что на острове, — жестко говорит Рум. И кричит в темноту: — Эй, Жук! Ты понял? Может, не все еще понял? До утра все поймешь!
— Давай возьмем… — бормочет Полозов. — Мы на собрании так его проработаем…
— Ступай в нос с багром. Отбивай коряги. Не напороться бы. Мне отсюда ничего не видно, — говорит Рум. — А на Жука посвети прожектором. Пусть он сам на себя посмотрит…
В темном небе тускло мерцают летние звездочки. Дрожащими струйками, серебристой рябью отражаются в черных волнах Сургута. «Электрон» резво бежит вниз по течению. На палубе глухо стонет Левидов.
Остров остается далеко позади, сливается впотьмах с гористыми берегами реки.
Но Сургут делает крутой поворот, и на какое-то время над водой снова вдруг возникают рогатые, уродливые вершины тополей, когда-то исковерканных злыми ледоходами.
© Сартаков Сергей Венедиктович, текст, 1957