дстояло понести, угнетала. Угнетала, несмотря на то, что казна, из которой Талл Воитель почти ничего не тратил и которую регулярно пополнял, легко могла выдержать и не такое. Просто Дуан давно отвык от роскоши и не видел в ней смысла, как и во всех излишних предпраздничных телодвижениях. Поэтому само наличие старшего церемониймейстера, который при новом чрезвычайно оживился, было просто даром Светлых богов.
Дуан придумал несколько вариантов писем знатным семьям – иностранным и альраилльским. В этих вариантах можно было сочетать или менять местами слова, и Дуан старательно менял. А три периодически сменяющихся, тощих как палки и одинаково сутулых писаря, присланных Королевской Канцелярией, записывали каждое послание под диктовку. На самом деле, когда все только началось, Дуан надеялся, что управится быстрее, чем Лува поднимется на четыре-пять ступенек. Но дело затянулось.
«Уважаемый граф Лорак, имею честь пригласить Вас…»
«Достопочтенная кхарра Танкуццино, мне было бы очень приятно…»
«Дорогой барон Коцулье, возможно, Вы и Ваш благородный племянник…»
Язык начал заплетаться уже где-то на тридцать пятом письме. Происходящее казалось очень тоскливым. Дуан, не особенно беспокоясь о королевском достоинстве, уронил голову на скрещенные руки и позволил короне свалиться на пухлую стопку бумаг.
– Перерыв, – вяло сообщил он. – Велите кому-нибудь принести воды. А лучше чего-то покрепче.
Он почти почувствовал, как писари с сомнением переглядываются, но не стал удостаивать их взглядом. Дуан немного жалел, что не поручил составление всех приглашений тому же церемониймейстеру или еще кому-то из ответственных за мероприятия при дворе, но здесь скрывался один нюанс. В некоторых письмах требовалось аккуратно и изящно упомянуть о второй, помимо безудержно пьяного укрепления дипломатических союзов, цели приглашения. О сестре.
Писари Королевской Канцелярии славились своей немногословностью, поэтому им Дуан доверился. К тому же, обслуживая сразу три или четыре ведомства, они писали столько, что, вероятно, давно перестали вообще вникать в смысл того, что им диктуют. А если и вникали, намеки о «возможном совместном будущем» были настолько смутными, что их углядел бы только кто-то более сообразительный.
На стол поставили воду, но Дуан уже не хотел пить, а только вылил немного прямо себе на голову. Зевая, выпрямился и посмотрел на лежавший сверху лист. Тот – как и все прочие – был исписан именами, возрастами, цифрами дохода и титулами. Но если «отработанные» листы заполнял в путешествии сам Дуан, то на оставшихся почерк был резче и крупнее. Отцовский. Листы никак не озаглавливались, но Дуан без труда догадался, что старого короля тоже беспокоила судьба дочери. Напротив одного имени – настолько заковыристого, что прочесть его удалось с четвертой попытки – стояла жирная галка.
Принц Фаарродда́н о’Конооа́рр. Славный малый.
Приписка заставила Дуана с любопытством вскинуть брови: во-первых, потому что это было единственное имя с примечанием, а во-вторых, потому что отец редко отзывался о ком-то подобным образом. Он предпочитал более холодные формулировки, как правило содержащие слова «неплохой», «терпимый» и «приемлемый». «Славный» могло значить либо то, что неизвестный Фаарроддан перевешал у себя в стране пару сотен пиратов, либо то, что за прошедшие Приливы отец изменился. Впрочем, первое было куда вероятнее. Дуан усмехнулся, водрузил корону обратно на свою многострадальную голову и сообщил:
– Продолжаем.
Писари зашевелились и зашуршали, как разбуженные птичницей наседки. Продолжая рассеянно постукивать пальцем по листу, Дуан обратил на одного из них взгляд.
– Овиус, давайте вы запишете. Итак… Достойнейший принц о’Конооарр, имею честь…
…Дуан вздохнул свободнее, только когда Лува, потанцевав немного наверху небесной лестницы, начала плавно спускаться по ней и спустилась до середины. Зато он был крайне доволен собой и приказал организовать себе прямо здесь, в кабинете, поздний обед или ранний ужин. А пока спешно принесенный трапезный стол сервировали, занялся наиболее важным с его точки зрения делом – поиском общества.
В последние Круги своей жизни Дуан крайне редко ел в одиночестве: на «Ласарре» это было невозможно в принципе; там завтракали, обедали и ужинали вместе, сопровождая это болтовней и песнями, чуть реже – драками. Здесь же порядки внушительно отличались.
– Принцесса изволила трапезничать, пока вы работали, маар, и теперь занята рисованием, – смиренно сообщила камеристка, вышедшая в коридор, когда Дуан постучал в покои к сестре. – Может быть, вам неизвестно, но ваш отец чаще разделял стол с членами Правого полусовета.
Дуан слабо, без удивления усмехнулся, окидывая девушку цепким взглядом: врёт про сестру или нет? Камеристка истолковала взгляд как-то иначе: покраснев, прикрыла веером кружевной вырез на груди, хотя прикрывать было особо нечего. Дуан досадливо вздохнул.
– Благодарю за подобный совет, та’аша, но, учитывая, что заседаний нет, вряд ли кто-то осчастливит меня обществом и беседой.
Камеристка кивнула, но тут же, спохватившись, покачала головой.
– Маар Кеварро может быть в саду, у пруда. Когда у него нет дел, он нередко там. Мы застаем его с книгами, гуляя. Если, конечно, вас устроит его…
Она замялась, чуть поведя тонким плечом. В комнате принцессы что-то громко стукнуло, потом еще раз, – будто там как минимум кидали камни в стену. Рисование у Розинды явно не ладилось.
– Цвет? – уточнил Дуан. От расовых предрассудков он тоже отвык, море уравнивало всех.
– Именно так. А теперь простите, мне пора.
Дуан поблагодарил девушку, и дверь быстро захлопнулась. Наступила тишина, такая, что было слышно шаги часового на дальней лестнице.
Оставалось только убираться прочь: сестра даже не сочла нужным поздороваться, не говоря уже о том, чтобы посидеть за одним столом. Впрочем, вполне ожидаемо: Ро наверняка здорово дулась. Дуан тоскливо посмотрел на одну из особенно безвкусных картин, украшавших стену, – голые купальщицы на пенистом берегу, – и ускорил шаг.
Коридор давил на него. Как и все другие коридоры этого места.
Небольшой полукруглый пруд весь зарос водяными лилиями. Желтые, фиолетовые и розовые венчики нежились в рассеянном сиянии Лувы, подставляя ей переливчатые лепестки. Трава – густая, сочная, никем не подстриженная – поднималась по щиколотку. Дуан вспомнил, как любил это место в детстве, и невольно улыбнулся. Не поменялось ничего. Отец неоднократно грозился закопать пруд и поставить несколько изваяний Бодрствующих Предков. Особенно часто он обещал это, если наследник престола или принцесса делали что-то не так. Дуан не сомневался, что с его исчезновением исчезнет в скором времени и этот дикий уголок окультуренного парка… но все осталось прежним. Застыло. И, оглядываясь вокруг, он забыл, зачем пришел, пока его не окликнули:
– Ваша светлость?
Черная как уголь фигура, одетая сегодня в черные же одежды, сидела на одной из скамей с книгой. Стоило Дуану повернуть голову, как нуц быстро, гибко вскочил и поклонился.
– Доброго вечера.
– Доброго вечера, – отозвался Дуан, делая несколько шагов навстречу. – Вы заняты?
– Все мы – всегда к вашим услугам. – Желтые глаза советника блеснули. – Чем могу быть полезен?
Дуан задумался, как бы это сформулировать. Просто хлопнуть по плечу со словами: «Закусишь со мной, старина?» не подходило, хотя на «Ласарре» все делали именно так, и от таких предложений сроду не отказывались. Подумав, он начал издалека:
– Мне несколько скучно.
– Ваш отец одно время держал при себе шутов, – последовал невозмутимый ответ.
– Простите, что… – Дуан спохватился, махнул рукой и заговорил уже прямо: – Нет-нет. Не в этом смысле. Время ужина. Я, как вы могли заметить, не обзавелся пока никаким ближним кругом. Разделите со мной трапезу? Не помешало бы выпить, у меня выдался трудный день.
Последние слова вызвали у Кеварро явное удивление. Он склонил к плечу голову, сводя пальцы в замок.
– Думаю, у королей не бывает легких дней. Несомненно, я приму ваше приглашение, если вы так хотите. Хотя оно несколько неожиданно.
– Если, конечно, вас не ждет супруга или друзья…
– Меня никто и нигде не ждет, – равнодушно отозвался нуц. – Никогда, не здесь. Идемте.
Дуан кивнул, пытаясь переварить начало ответа. Оно показалось крайне печальным, хотя выражение лица советника так и осталось бесстрастным. Перехватывая поудобнее свою книгу с каким-то очень длинным, едва влезающим на обложку названием, Кеварро шагнул вперед.
– О неожиданности я сказал по другим причинам. – Голос советника снова раздался уже на расчищенной садовой дорожке. – Ваш отец приглашал к своему столу кого угодно, кроме меня, я же привык держаться на расстоянии.
– А мне вот захотелось пригласить именно вас. – Дуан пожал плечами. – Мне неизвестно положение дел в Совете, но вы там явно выделяетесь… – Тут он подмигнул с лукавым смешком. – И я хочу с вами дружить. Мне нужны умные головы рядом.
Темные брови Кеварро, едва различимые на таком же темном лице, приподнялись.
– Надеюсь, не отрубленными? Насколько мне известно, этим нередко оканчивается дружба с королями.
– У дикарей, – парировал Дуан. – И у заморцев. А я в случае чего просто вас повешу.
– Более чем утешительное обещание, ваша светлость. Это совсем другое дело.
Разговаривая подобным образом, они вернулись в замок, а вскоре сели друг против друга в кабинете. Дуан, отпустив слуг и окинув быстрым взглядом щедро накрытый стол, увидел на нем графин вина. Ничего крепче не было, хотя король не отказался бы, например, от настоянной на розовом или белом жемчуге висхи. Тем не менее, решив довольствоваться малым, он отвинтил от графина крышку и, приподняв сосуд за горлышко, осторожно взболтнул. Волна терпкого сладкого запаха подсказала хороший фииртовый сорт винограда и приличную выдержанность. Нотки можжевеловой свежести выдали даже местность: прохладный суровый Тур.