Дуан стиснул зубы. Даже будучи пиратом, он никогда не бил врачевателей; начинать делать это, став королем, было просто глупо, а хотелось страшно. Но, вовремя приблизившись, принц Арро положил руку ему на плечо.
– Идемте. Идемте же, ко’эрр.
Вечер они провели вдвоем, на верховой прогулке по лесу. За это время король Альра’Иллы так и не развеялся, хотя принц даже пытался, преодолевая обычную прохладную сдержанность, о чем-то шутить. На следующий день нирец, вероятно, осознав, что помощь его в данный момент бесполезна, оставил Дуана и отправился договариваться о найме корабля: до Тура он хотел добираться морем, хотя и отложил свой отъезд на пару дней. Дуан отказался составить юноше компанию в Большом Порту. Мысли – все и каждая – зациклились на одном, на непреходящем страхе родом из детства. Оказалось, защищенному со всех сторон королю так же легко потерять кого-то, как и пирату, живущему бок о бок с богами и чудовищами. Оказалось, он так и не научился это переживать, скольких бы ни терял.
Примерно с часа, как принц Арро отбыл из Альра-Гана, небо начало темнеть, а совсем скоро, еще до обеда, зарядил тяжелый обильный дождь. Какое-то время Дуан бездумно смотрел на него из окна, но почти сразу покинул флигель. Стены давили со всех сторон. Тучи тоже, но это хотя бы было привычнее.
Накануне он вывесил над балконом красный фонарь, не очень, впрочем, надеясь на помощь и впервые не зная, какая именно помощь нужна. С учетом множества обстоятельств, неожиданно закрутившихся в мерзкую, как штопорный клинок, спираль, он даже не мог сбежать в море, домой.
А главное, он не был уверен, что это – правильный выход.
Как и накануне, Дуана не пустили в палаты. Тогда он решил в который раз напомнить, что поданные, так или иначе, имеют дело с человеком, проспавшим десять Приливов и глубоко внутри оставшимся мальчишкой. Сделав вид, будто уходит, король Альра’Иллы обогнул часть госпитального крыла и затаился в мокрых зарослях кустарника. Здесь он подождал, пока поблизости не останется никого из врачевателей, и крадучись пошел вдоль стены.
В альраганском госпитале лечились только обитатели резиденции и ближнее окружение правящей семьи. Слугам и страже отводились многоместные палаты на втором этаже, господам – одиночные на первом. Кеварро имело смысл искать именно там.
Дуан осторожно заглядывал во все окна подряд. Он не слишком сомневался, что если кто и заметит его, то примет за морок шан’ и спишет на температуру. Тем не менее он старался двигаться бесшумно, а возле нужного проема замер, прислушиваясь, и только потом повторно прильнул к окну.
Комната плохо освещалась, и все же черное тело на белых простынях различить было нетрудно. Король Альра’Иллы постучал ногтем по мокрому стеклу. Фигура советника сначала не шелохнулась, но через четверть швэ Кеварро сел, с явным усилием поворачивая голову. Дуан к тому моменту уже вставил между рамами нож и поддел щеколду; окно открылось. Вскоре он спрыгнул в комнату, бросив сапоги в траве. Не оставлять следов – очередной совет, который он хорошо усвоил.
– Вы… ты… – от удивления Кеварро снова сбился.
Дуан приблизился с самодовольной улыбкой.
– Так или иначе, – я. Просто пришел убедиться, что ты не умер и меня не водят за нос.
Советник откинулся назад. Черные волосы тяжелыми патлами легли на подушку. Дуан всмотрелся в заострившиеся черты лица. Эта заостренность да странный, особенно яркий, почти невыносимый блеск глаз – все, что выдавало болезнь, но выдавало резко, страшно и заметно.
– Я не отниму много твоего времени. Отдыхай, сколько нужно, я ненадолго…
Дуан не стал заканчивать и присел возле низкой кровати на корточки. Улыбка уже сошла с губ и не хотела возвращаться. Взгляд зацепился за пять или шесть банок с какими-то разноцветными пилюлями и порошками, громоздившимися на прикроватном столе. Склянки были небольшими, но почему-то казались огромными, как валуны.
– Признайся мне. – Чуть подавшись навстречу, Дуан заглянул советнику в глаза. – С тех пор, как мы не виделись, с того вечера, ты… ни с кем не трапезничал? Не получал в подарок вина или фруктов? Новых мантий? Не…
– Меня не отравили. – Опустив все вопросы, Кеварро покачал головой. – Я просто…
– Значит, вина моя. – Дуан коснулся черного лба, обжигающего, намного горячее, чем у больных белых. Пальцы непроизвольно отдернулись сами. – О Светлые, зачем ты за мной полез в воду?
– Меня учили, что так нужно делать, если служишь королю. – Кеварро явно увидел выражение, появившееся у Дуана на лице, и слабо усмехнулся. – А сам я знаю, что так поступают ради настоящих друзей.
Дуан закусил губу.
– Я прикажу прислать тебе лучшего вина, погреть его, сдобрить специями. Оно всегда помогает, если хвораешь.
В глазах Кеварро неожиданно появилось лукавое, необычное выражение.
– Ты так уверен в этом потому, что тебе говорил в детстве адмирал Ноллак?
Дуан спохватился и с быстрой лживой улыбкой пожал плечами.
– Трудно сказать. В любом случае, когда выйдешь, я непременно его в тебя волью, чтобы такого больше…
Нуц дернулся, хрипло закашлялся. Звук был надсадный – скребущий и булькающий одновременно. Затряслось все жилистое тело, но стоило протянуть руку, как советник отпрянул и – в коротком перерыве между спазмами – быстро выдохнул:
– Лучше не касайся меня. Отойди.
Дуан послушно отступил. Ему показалось, прошло не меньше швэ, а еще – что после такого кашля горло должно быть разодрано в мясо. Наконец Кеварро снова уронил голову на подушку, прижимая кисть к вздымающейся грудной клетке. Дуан опять приблизился и, взяв со стола пузырек с чем-то жидким, протянул ему. Нуц покачал головой.
– Бесполезно. Ваши лекарства не слишком нам помогают, впрочем, как и наши. Мы просто живем в тепле.
– Хочешь, я разведу тут костер? – попытался пошутить Дуан.
Кеварро улыбнулся, явно чтобы его поддержать, от этого стало только хуже. Король Альра’Иллы, спохватившись, покачал головой.
– Просто велю перенести тебя туда, где есть камин. Прости, надо было сделать это раньше. Я…
Ему вдруг показалось, будто за окном что-то мелькнуло, впрочем, коротким взглядом он убедился, что это был не более чем плод измочаленного воображения. Стекло заливали капли, и все.
– Ино, – прохрипел нуц, – а ты писал… ей?
Понять, о ком советник спрашивает, было нетрудно. Дуан с усилием сделал вдох, вспомнил о красном фонаре над балконом и кивнул.
– Писал. Знаешь, она будет здесь скоро. И… – Вспомнив кое о чем, он зашарил по карманам. – Я знаю, что ты сразу сможешь ей подарить! Она оценит!
Он осторожно вложил в черную руку раковину из нутра шан’ааца. Накануне он хотел выпотрошить ее, оставив только жемчужину, но вспомнил, что тогда она потеряет цвет, и оставил закрытой. Советник сначала разглядывал раковину с удивлением, потом медленно коснулся черно-лиловой перламутровой поверхности пальцем.
– Там…
– Да. Жемчужина. Темная, как ее кожа.
– Кажется, будто специально для нее. Что-то… общее. Благодарю тебя.
Дуан улыбнулся. Он знал, как Дарина любит все блестящее, она не смогла бы устоять. Голос снова попытался пробиться сквозь дождливую тишину:
– Я надеюсь, что я застану ее, пока…
Дуан не осознал, в какое мгновение пальцы до боли впились в спинку кровати, – но они впились так, что затрещали ногти. Кеварро вздрогнул, наверняка заметив обнажившиеся в напряженном оскале зубы. Быстро убрав руку, но сжав ее в кулак, капитан «Ласарры» произнес:
– Что значит «если»? Ты не можешь уснуть, нет. Просто подумай, – губы нервно дрогнули, – сколько советников порадуются этому!
Кеварро смежил припухшие веки. Трудно было даже сказать, понял ли он последние слова. Но неожиданно он снова с усилием посмотрел Дуану в глаза.
– Я еще должен рассказать тебе… должен признаться…
Но король Альра’Иллы уже отступал назад. В коридоре он слышал отдаленные шаги, а внутри ощущал поднимающееся, захлестывающее отчаяние. И то и другое не давало оставаться дольше.
– Тебе больше не нужно пока говорить.
– Ино…
– Отдыхай. Спи. Я еще зайду.
Он произнес это быстро, так же быстро вскочил на подоконник и вскоре, накрепко захлопнув раму, почти рухнул на траву. Он ощутил боль в коленях и руках, ледяной дождь за шиворотом и то, что волосы напрочь закрыли всю видимость. Но в чувство его привело не это, а звук знакомого голоса – слегка заикающегося, но мелодичного и сильного.
– Так-так-так… Ваше. Пиратское. Высочество-Величество.
Тилманец был в белоснежном плаще, серебряной кольчуге и длинных, остроносых, вычищенных до блеска сапогах. В тонкой руке, унизанной кольцами с красными самоцветами, зажат был кэкр – длинная палка, венчавшаяся круглым куском шкуры какой-то морской твари. По краям этого натянутого на рыбьи кости купола стекала дождевая вода, одежда же оставалась сухой. Кольца блестели серебром; сильбурры и сильданны в них сияли.
Дуан прекрасно понимал, насколько нелепо выглядит в своем положении, и с усилием начал подниматься. Руки ему не протянули; юный король Дрэн Вударэс только улыбался уголками тонких, почти бескровных, таких же бескровных, как вся бледная кожа, губ.
– Непривычно будет сказать это, но… здравствуй, мой дорогой ко’эрр. Приятно видеть тебя чистым, трезвым и выбритым. Не потеряй сапоги.
– Не потеряю…
– Ну-ну. Ты явно не в себе.
На такое проще показалось промолчать, что Дуан и сделал. И все время, что он пытался вернуть себе самообладание, за ним продолжали снисходительно наблюдать. Тилманец уступал в росте на две головы и успел увидеть на четыре-пять Приливов меньше. Возрастом он был примерно как принц Арро, но возрастом сходства и оканчивались. И слава богам.
– Вот же недотепа… – опять не отказал себе в удовольствии Вударэс.
– Просто сложный день, Дрэн.
– Все дни сложные. – Король Тилмы манерно пригладил волосы надушенной рукой. – Но не во все ведь нужно валяться в грязи? Я вот вообще в ней не валяюсь.