свободными людьми, зачастую опытными химиками или врачами. Они обладали обостренными чувствами вкуса и обоняния. Услуги этих людей ценились гораздо выше, чем услуги рабов или животных. Иногда, особенно в Империи, пробы пищи перед ее подачей на стол буквально подвергались химическому анализу. Несмотря на это, множество императоров умерло за обеденным столом. Любопытно добавить, что при дворах варваров этим вопросам уделялось очень мало внимания или совсем не уделялось. Варварские дворы обладали однообразным этносом, упорядоченным единством, органической целостностью племени и общины. Человека обычно окружали близкие люди, товарищи по оружию, так сказать, братья. Между собой их связывали прочные узы. Другое дело — в цивилизованном обществе, где человека окружали не родственники и товарищи, а настороженные, подозрительные чужаки, скопище корыстолюбцев, часто враждебные, конкурирующие группы, чуждые чести и традиций, многие из которых могли пойти на что угодно, лишь бы завоевать власть. Кроме того, в поселениях варваров обычно не встречалось ни лабиринта безымянных улиц, ни огромных толп, в которых можно было быстро раствориться, ища спасения или убежища.
В варварских общинах виновного находили почти сразу: охотники были хитры и беспощадны. Здесь склонялись к органичной, сложной иерархии, в которой каждая ступень жила в согласии с другой. Это очень сложные взаимоотношения, но никто и не требует забираться в их глубь. Просто было известно: с друзьями можно пировать, с чужаками есть опасно.
— Они могут убить нас хоть сейчас, если захотят, — заявил Отто. Он взял с блюда кусок мяса и, зажав его в обеих руках, начал рвать великолепными зубами, не нуждаясь в помощи ножа и вилки.
— Видишь, имперский пес, — немного погодя сказала Геруна. — Еда не отравлена.
— Зато плохо приготовлена, — возразил Юлиан. — Будь ты моей рабыней, я научил бы тебя готовить как следует.
— Меня — готовить? — изумилась Геруна.
— Да, это входило бы в круг твоих обязанностей.
— Каких?
— Конечно, тебе нетрудно догадаться.
— Пес! пес! — закричала она.
— Кажется, еда не испорчена, — заявил Отто.
— Конечно, это было незачем делать, — кивнула Геруна.
— Почему?
— Утром вы узнаете это, господин.
— Тебе не хочется больше говорить об этом? — спросил Отто.
— Берегитесь жрицы Гуты.
— Из народа тимбри?
— Да, господин.
— Что у нее общего с ортунгами? — удивился Отто.
— Она оказывает сильное влияние на моего брата, — объяснила Геруа.
— И ты этого не одобряешь?
— Нет, господин.
— Каким образом она будет участвовать в завтрашних событиях? — спросил Юлиан.
— На тебе цепи, — презрительно заметила Геруна.
— Если бы ты и вправду была рабыней, ты бы дорого поплатилась, — сказал Юлиан. — Пытки вынудили бы тебя заговорить.
Она отшатнулась, сжавшись и плотнее завернувшись в плащ.
— Говори дальше, — сказал Отто.
— То, что готовится, достойно Империи, а не моего народа.
— И тебя это тревожит?
— Да, господин.
— Ты можешь говорить?
— Нет, господин.
— Говори! — вскричал Юлиан.
— Нет, голый раб, — прошипела она.
— Ты еще узнаешь вкус хлыста, принцесса, — пригрозил Юлиан.
— Пес!
— Я свяжу тебе руки за спиной и заставлю тебя мучиться и кричать, как рабыню!
— Ты не смеешь! — взвизгнула она. Юлиан шагнул к ней, взяв наручники.
— Нет, — сурово сказал Отто. Юлиан в гневе остановился.
— Будь ты моей рабыней, ты бы быстро смирилась с собственной участью!
Она отодвинулась к самой стене шатра.
— Нет, — сказал Отто. — Она свободна.
Юлиан раздраженно отвернулся.
— Давайте спать, — предложил Отто, поднял колпак фонаря и задул пламя.
— Господин! — позвала она поздно ночью.
— Что? — откликнулся Отто.
— Вы хотите женщину, господин?
— Ты свободна.
— Но завтра утром вы умрете!
— Ты свободна.
— Да, господин.
Глава 10
— Узнаем предзнаменование! — объявил Ортог с помоста.
Оделась в своем шатре и появилась во всем великолепии королевских варварских одежд, расшитых золотой нитью и богато украшенных драгоценными камнями.
Двое мужчин, которые поставили сосуд на накрытую тканью поверхность козел, удалились.
Две прислужницы сняли крышку сосуда. Отто огляделся. На поляне было столько же воинов, сколько вчера в шатре; он различал знакомые лица посыльных, воинов, торговцев, гостей, свободных мужчин и женщин.
На помосте рядом с Ортогом стояли его оруженосец, писец и несколько приближенных. Гундлихт и Хендрикс расположились справа от помоста.
Жрицы принесли длинную палку, сунули ее в сосуд и принялись помешивать жидкость. Когда палку вынули, с нее закапала свежая, яркая кровь. Толпа вскрикнула.
— Почему она остается жидкой? — удивился Отто. — Она обычно запекается и твердеет.
— К ней подмешали химикаты, — раздраженно отозвался Юлиан.
— Что такое «химикаты»?
— Такие вещества — железо, соль и так далее. Их великое множество.
Отто промолчал. Он вырос в деревне, и многие слова были ему непонятны.
— Мы так беспомощны! — вдруг раздраженно пробормотал Юлиан и тряхнул золотыми цепями на наручниках, охвативших его запястья. Несколько людей повернулись к нему, и Юлиан прикусил губу.
Геруна тоже повернулась, оглядела Юлиана и гордо вскинула головку.
— Интересно, попробует ли Ортог связаться с имперским флотом и предложить тебя в обмен на выкуп? — вслух размышлял Отто.
— Не думай обо мне, — перебил его Юлиан.
— Конечно, он выждет время, — дальше рассуждал Отто. — Все будет сделано через посредников — Ортог не захочет раскрывать свое убежище.
— Подумай лучше о себе, друг, — сказал Юлиан.
— Интересно, дошло ли твое сообщение с Варны?
— Вероятно, нет.
— Имперский флот наверняка должен быть в этом квадранте, — сказал Отто.
— Это еще неизвестно.
— У экипажа «Аларии» было достаточно времени, чтобы послать сигналы бедствия.
— Мы находимся далеко от того места, где погибла «Алария», — возразил Юлиан.
— Но ты послал сообщение с Варны, — напомнил Отто.
— Кажется, оно не дошло.
— Принесите покрывало, — приказала Гута жрицам, — простой кусок ткани, ничем не отличающийся от других.
Покрывало принесли. Оно и в самом деле выглядело как обычный кусок ткани.
— Вы хотите проверить ткань, господин? — обратилась Гута к Ортогу.
— Нет, госпожа, — ответил тот.
Гута взяла покрывало за углы и показала толпе. Величина покрывала составляла не менее двух квадратных футов.
— Я бы хотел проверить его, — сказал Отто.
— Ты не заметил бы ничего необычного, — вздохнул Юлиан.
— Здесь много рабынь, — проговорил Отто. Это было верно. Прежде, в большом шатре у помоста было приковано только три рабыни — три блондинки, взятые в плен на «Аларии», те, которые в прежней жизни, теперь уже забытой, были гражданками Империи. А сейчас на поляне находилось сорок-пятьдесят рабынь, стоящих на коленях со скованными за спиной руками в первом ряду зрителей, перед толпой.
— Да, — согласился Юлиан. — Но самая красивая из них стоит на помосте.
— Она свободна, — напомнил ему Отто.
— Она красивая самка, — с восхищением проговорил Юлиан, уставясь на Геруну.
Та поспешно отвела глаза.
— Да, — кивнул Отто.
— Тебе не кажется, что из нее получилась бы отличная рабыня?
— Согласен. Она была бы отменно хороша.
— Смотри, — указал Юлиан, — вон где теперь ее одежда и побрякушки.
— Вижу, — подтвердил Отто.
В самом деле, теперь все эти вещи красовались на рабынях — на каждой была частица богатого убора, некогда входившего в королевское одеяние Геруны на «Аларии». Одежда была изрезана так, что теперь вся состояла из лохмотьев и длинных лент.
У подножия помоста, слева от него, были прикованы три блондинки — так называемые «рабыни для показа», бывшие гражданки Империи, обращенные в рабство на корабле «Алария». Они были одеты так, как обычно варвары наряжали рабынь. У одной на левой щиколотке, там, где обычно рабыни носили ножные браслеты с опознавательными знаками, была привязана полоска ткани, отрезанная от одежды принцессы Геруны. У другой такая лента, попросту оторванная от подола платья принцессы, была обмотана вокруг шеи, поверх ошейника. На третьей рабыне клок платья охватывал левое предплечье. Всем им достались и украшения, которые некогда носила Геруна — браслеты, надетые поверх наручников, ожерелья на шеях, под зачесанными вверх и соблазнительно уложенными волосами. Волос женщинам не подстригали со времени их пленения. У рабынь длинные волосы ценились, поскольку это было не только красиво, но и позволяло менять прически или использовать волосы в более интимных целях. Кроме того, в некоторых случаях их можно было использовать в качестве веревок. Обрезание волос или сбривание их считалось наказанием. Конечно, все зависело от того, к какой работе готовили женщину. Длинные волосы были ни к чему, если ей приходилось чистить конюшни. Длина, вид, ухоженность волос рабыни — все это зависело от воли хозяина. Рабыня должна была следить за ними так, чтобы угодить хозяину, и не имела права менять прическу без его разрешения. Точно так же обстояло дело с гривами и хвостами лошадей.
— Как стыдно, должно быть, Геруне видеть свою одежду и украшения на рабынях, — заметил Отто.
— Да, — одобрительно кивнул Юлиан.
— Неужели тебе не жаль ее?
— Она свободна, и я свободный человек — в этом смысле я, конечно, испытываю жалость, — ответил Юлиан. — Но если бы она была рабыней, мне ни к чему было бы жалеть ее.
— Да, тогда ее никто не стал бы жалеть, — согласился Отто.
— Тогда она стала бы просто рабыней.
— Да.
— Смотрите, господин, — провозгласила Гута, — я погружаю в священную кровь, кровь истины, белое, ничем не оскверненное покрывало и призываю десять тысяч богов тимбри изъявить свою волю и показать нам знак!