Две тысячи шагов — это ничтожное расстояние для орудия, рассчитанного на попадание в десятисантиметровый круг с семи километров. Снаряд с керамо-вольфрамовым сердечником попал точно в гвоздь, разнеся руку по предплечье и выбив железяку на сотни метров в сторону. Я бы её вообще никогда не нашел, если бы интерфейс Восхождения не подсвечивал настойчиво мне этот предмет. Гвоздь отлетел метров на двести и вошёл в почву сантиметров на двадцать.
Когда я за ним сходил и подобрал, то Наблюдатель обозначил его как живой гвоздь и выдал странное задание. Его следовало вернуть в Вечность и получить награду в виде половины рун и звёздной крови, которая попала в гвоздь. Или вернуть хозяину в храме Вечности, получив за это особую награду. Попытки отдать мужику сразу и как-то приладить к другой руке успеха не возымели. Гвоздь не хотел прирастать, а Наблюдатель продолжал выдавать задания и обещания. Для всех существ в Единстве это был обычный гвоздь, и только для меня и однорукого он являлся особенным. Задание было секретным, и никому никогда о нём нельзя было рассказывать, кроме нас, под страхом Позора. Пришлось шугнуть Склизкую, объяснив это страшными карами с неба и вкратце наедине изложить мысли мужику, за что мне начислили целую звёздную монету.
Как я понял, основная задача Гвоздя — это перенос души и рун в Вечность. Артефакт прекрасно хапнул руны и звёздную кровь, а вот Восходящий остался жив. При подобном ранении почти со стопроцентной вероятностью подобную оплошность быстро бы исправили, добив и сделав гвоздь обычным, но я опять поступил неформально, оставив однорукого живым. Теперь мужик стал диким Восходящим, как рыбообразная, с объедками звёздной крови и навыками, а остальное — в гвозде.
— Вот только зачем такие кары, если я расскажу об этом кому-то, кроме тебя? — задал я почти риторический вопрос болезному.
— Ты не понимаешь. Я — бронзовый Восходящий, и половина того, что в гвозде, — это очень много, а если это рука Рикса с золотыми и серебряными рунами, то за таким трофеем может случиться весьма занятная охота. Если об этом способе узнают, что можно получать не крохи, а половину, то всё Единство содрогнётся от безруких. Именно поэтому задание получил только ты и обязан рассказать только мне.
Оставив очередные заморочки на потом, решил выдвигаться. Оставалось улыбнуться своей команде, состоящей из изначально недоделанного Восходящего, как я, дикой Склизкой и покалеченного на всю руку. Компанию нам должен был составить Тарантул, состояние которого было далеко от идеала. Искин аппарата был уничтожен полностью, а из электроники оставалась только функциональная, и симбионту приходилось управлять каждым сервомотором напрямую, создавая алгоритмы движения на ручном контроле.
Радовал дальнобойный антиматериальный комплекс и сто сорок выстрелов к нему. Все выстрелы — бронебойно-зажигательные. Кроме того, Тарантул обладал совсем немаленькими габаритами и отлично мог исполнять роль вьючного животного. Раз здесь все пользуются Кархами и тауро, то вполне возможно пользоваться Тарантулами. Схема машины была непривычная, но и не отличалась радикально. За многие десятки тысяч лет, когда человечество впервые встретилось с нелюдями в космической войне, схемы особо не поменялись.
Самыми лучшими оказались аппараты именно паукообразного типа — от миллиметровых паучков-наблюдателей до огромных десятилапых шагающих танков, перевозимых в трюмах линкоров. Почти все внутрикорабельные дроны и мехи были пауками.
Долгое нахождение в состоянии энергосберегающего режима имела особенности. Примитивная система живучести Тарантул поддерживала оружейный комплекс в состоянии боевой готовности, а всё остальное ушло в режим энергосбережения. Пока паук представлял собой стационарную огневую точку, а симбионт постепенно подключал к работе все лапы и основной энергоблок, чтобы перегнать машину к нам.
Завершив с одноруким атлетом и поняв, что гвоздь мы по-быстрому не приладим, вколол ему обезболивающее, регенератор и до кучи — антидот, если вдруг он получил заражение крови. И опять отправился к мосту. Есть такое ощущение, когда ты знаешь, и всё. Испытывал это много раз, патрулируя Космос. Я знал, что рядом есть азур-твари, скрывающиеся в темноте Космоса или прячущиеся в глубинах астероидного пояса. Точно чувствовал иное присутствие, хотя все приборы извещали: пространство чистое. Возможно, это профессиональная деформация капитана малого тральщика, всегда находящегося впереди и ищущего подвох даже там, где его нет.
Но тут я опять не ошибся.
Мужик подготовился основательно и всё точно рассчитал, за исключением двух бродяг, имеющих схожие с настоящими целями сигнатуры. Как только я начал было уже примеряться, как стану укладывать двести пятьдесят кило взрывчатки в криптор и нагружу полезным имуществом Тарантула, который будет выполнять функции маленького тауро, — а в трудную минуту будет поддерживать меня в своим дальнобойным комплексом, — как появились истинные хозяева праздника. Их было двое. На той стороне почти на пределе видимости показались одетые в тряпьё бродяги. Они были ещё далеко. Высокоточный комплекс Тарантула может вести огонь в темпе два-три выстрела в секунду, а в блоке подачи оставалось ещё сто сорок зарядов. Это больше минуты. Машина открыла огонь.
Первые десятка три бронебойно-зажигательных снаряда просто расплескались искрами о сферы, появившиеся вокруг. Тарантул был по-прежнему за холмом, а симбионт корректировал огонь по моим глазам. Парочка не сразу поняла, откуда прилетает, а уже через несколько секунд от фигур полетели ошмётки, и даже отрывало руки и ноги, а потом они начали метаться, отращивая потерянные конечности и затягивая рваные дыры. Тарантулу становилось всё сложнее попадать по передвигающимся на удивительной скорости фигурам.
Нам надо было срочно бежать, пока нас не заметили, но я не мог, пока симбионт корректировал огонь по моему зрению. Разум симбионта и мой слиты в одно целое, но разительно отличаются. Мой, любитель математики и технической документации, уже получил всю информацию о технических характеристиках Тарантула и просчитал ситуации, когда я не смогу корректировать огонь лично. Из металлического паука вылетела тройка небольших дронов, взмывших на высоту. Крошки не были рассчитаны ни на что, кроме наблюдения. Вполне интересная функция для автономного дальнобойного комплекса. Снаряд может пролететь гораздо дальше, чем позволяет оптика в пыльную погоду, туман и дождь, а ещё вести огонь с закрытых позиций, что я, собственно, и делал, заменив возможностями импланта шлем корректировщика.
Электроники у Тарантула не было, и паук будет вести огонь только пока до него дотягивается мой симбионт, но зато отпала необходимость находиться в прямой видимости. Это был шанс быстро сбежать, но опять что-то пошло не так. Один из пришельцев рванулся в сторону Тарантула, а второй — к мосту, а мы, подхватив под мышки здоровяка, бегом.
Что это были за чудовища, которые могут принять такое количество попаданий и не издохнуть? Огромные снаряды разносили тела, а они вновь и вновь мгновенно отращивали руки и ноги, залечивали дырки.
Тот, кто побежал к нам, уже был на мосту, и я просто сказал симбионту, чтобы он всё сделал, как посчитает нужным. Взрывы прогремели почти одновременно, уши заложило грохотом, а с той стороны моста, сделав изящную дугу, на нашей стороне пропасти приземлилось измятое тело. Тушка пролетела метров двести. Наш однорукий рванул обратно, держа в руке свой нож с гадостью, переливающейся по лезвию, но добивать не пришлось.
Кусок мяса, пробитый множеством дыр, был мёртв, не имел одной ноги, обоих кистей рук, зато стал обладателем множественных переломов. Я коснулся тела, но ни рун, ни звёздной крови не получил. Странно… Обычный человек не мог иметь такую живучесть, и я предполагал, что это сильный Восходящий. О возможности лечить себя с помощью рун и даже отращивать конечности мне рыбообразная рассказывала, и я был уверен, что это именно тот случай.
На той стороне пропасти продолжал идти бой. По Тарантулу летели удары, принимаемые силовым щитом и бронёй, а в ответ машина вела беглый огонь. Прежде чем окончательно удариться в бега, я достал Смертник и сунул под мёртвое тело. На приборе находился рычаг. Я его откинул и нажал, запустил индикатор на обратный ход. На всякий случай включил датчик объёма и прикосновения, а затем снял небольшую пластиковую полоску с корпуса и приклеил на дерево метрах в пятидесяти.
Смертник сработает, если отожмут рычаг, тронут или приблизятся слишком близко, но об этой гадости мало кто знал. Вживую я такую модификацию видел всего один раз, и если бы симбионт мне не подсказал, то тоже не заметил. Небольшую пластинку фиксировали немного в стороне, и если смещали заряд относительно этой пластинки на десяток-другой метров, то происходил подрыв, даже если все остальные датчики не срабатывали. Для деактивации датчика смещения достаточно было нажать на определённое место на пластиковом индикаторе, который обычно устанавливали поодаль.
Никогда бы не подумал, что эту штуку придумали так давно. Был уверен, что изобретение подобной пластинки происходит корнями в первую войну людей и насекомоподобных рас. Тогда нелюди вовсю использовали гипноз и боевую химию, подчиняя сознание бойцов, а для противодействия и были придуманы симбионты и немало хитрых ловушек.
Удовлетворившись количеством гадостей, которые мы подстроили, опять побежали. Я волок мужика, а Склизкая несла Суворов. Когда Симбионт потерял связь с Тарантулом, на индикаторе оставалось шесть выстрелов. Возможно, паук тоже смог уничтожить пришельца либо вынудил бежать. Выходило, что мы прибили обоих или одного как минимум.
Дорога вела на холм. Моя банда продолжала двигаться. Не знаю, что меня заставило посмотреть назад, наверное, опять моё уже — и не знаю какое по счёту — чувство. Территория около моста с нашей возвышенности просматривалась, но было уже очень далеко. Я достал бинокль. С такого расстояния мелких деталей не различить, но заметил: над полянкой, где мы минировали тело, висел корабль. Он был странный. Я никогда не видел такой геометрии корпуса. Ни люди, ни насекомые не делают таких форм. В брюхо корабля поднимался здоровенный кусок земли. Он почти ушёл внутрь, когда лес осветила яркая вспышка.