— Ночью. Днем заметят издалека, с какой бы стороны мы не зашли, позиция, ничего не скажешь, у них превосходная.
— Ночью, особо если лунная будет, тоже хорошо видать.
— Да, ты прав. Но какого черта им скажи на территории дружественной страны, когда все вокруг принимают вас за археологов, выставлять часовых? Хотя не исключено. Но пробовать подобраться будем.
— А если в открытую? Мол, мы на работу, пришли наниматься.
— Думал уже. Закончится ничем. Нас сразу отошьют. И что? Конечно, никто нам не помешает осматривать старинный замок, но глаз с нас не спустят, можешь не сомневаться. Ну, говори, говори, не мучай себя?
Руины Замковой горы
Капитан заметил, что Василий порывается что-то сказать, но на полпути ко рту слова задерживает.
— Това… Борис Аркадьевич, а если…
Он замолчал, наморщив лоб.
— Ну?
— Эх. Если… мы не найдем ничего такого… То ведь получится ошибка. Как тогда? Ведь на заставу не вернешься. Потому что за нами приедет один из тех, кто тут живет среди археологов, опознает нас, и что мы сможем сделать, когда вокруг целая застава венгров? Поймают.
— Если я, — капитан выделил интонацией это «я», — просчитался, то мы возвращаемся домой. Больше нам здесь делать будет нечего. За свою ошибку я буду отчитываться и отвечать.
— Я не думаю, что вы ошибетесь, — попробовал успокоить сержант товарища Шепелева. — Может быть, перекусим?
— Давай.
Василий вытащил из-под себя мешок. Их ждала тушенка, хлеб и купленная у Имре-пчеловода баклажка с медовухой.
— Ты говоришь, раньше они набирали в землекопы местных жителей? — задумчиво произнес капитан. — Вот, кстати, и посмотрим, пойдут-поедут ли по домам вечером люди, похожие на местных жителей.
Никто по домам вечером не пошел. Похоже, не работали местные жители на археологов. Зато любители древностей много ездили на своих автомобилях. Чаще других — на спортивной машине. А по-другому они мало чем выдавали свое присутствие людям, не отрывающим взглядов от Замковой горы. Но очень трудно было разглядеть людей с их позиции, разве только, если те вышли бы из-за стен и показали бы себя. Но не выходили. Определить, сколько же их там всего, возможности не представилось никакой.
Вечер, а за ним и ночь наступили в запланированное природой время. Село, в котором когда-то, надо думать, проживали принадлежащие князю из замка крестьяне, наглядно отходило ко сну. Гасли одно за другим окна. Понять, что делают в столь поздний час археологи было посложнее. Иногда мелькнет какой-то огонек, то ли от фонарика, то ли от открывшегося входа в палатку, и опять ничего, опять темнота на вершине горы. Впрочем, темнота относительная. Как и предыдущая, эта ночь выдалась лунной. Но что вчера радовало и помогало, сегодня огорчало. Однако они не собирались шататься по окрестностям, как черти по болоту, днями и неделями, дожидаясь ночи безлунной.
— Пора, Василий, — дал капитан команду. — Развязываем наши мешочки.
Развязывали не только мешочки, но и тряпицы, в которых было завернуто оружие. Капитан взял с собой, подобрав в оружейных запасах львовского НКВД, свой любимый пистолет, давно уже не табельный маузер. Правда, в модификации 1932 года, так называемую «модель 712» с переводчиком режима огня, позволяющим вести стрельбу очередями. Отсутствовала в вещмешке капитана лишь деревянная кобура-приклад. Маузер, хоть и был тяжел, нравился Шепелеву за точность, надежность и десятипатронный магазин. Пистолетом номер два в его арсенале стал малыш ТК[38].*
Василий выбрал для себя два ТТ. Что ж, каждый должен пользоваться тем, к чему привык.
Ввинтили запалы в гранаты Ф-1, распределили их по карманам. Василий укрепил на поясе двое ножен с финскими ножами. Забрали запасные магазины для пистолетов. Пустые вещмешки они оставят здесь, спрятав под камень.
Операцию капитан видел в общих чертах, во множестве вариантов. Выбор одного из вариантов и перевод общих черт в конкретные контуры зависел от взгляда с близкого расстояния.
Глядеть вблизи они и отправились.
Подъем они совершали по самому крутому из склонов, он же был в тот час и самый темный. Тишина стояла жуткая, никак не устраивающая. Потому выводило из себя даже собственное дыхание, которое, казалось, разносится окрест барабанным треском. Развалины, когда поднимаешь к ним взгляд, снизу, в подсветке луны представали эдакой романтической обителью призраков.
Подниматься было нелегко, легко было покатиться под горушку, поэтому они не спешили, тщательно готовя каждый следующий шаг. Тщательно готовить заставляла и тишь. Не дай бог наступить на сучок, неведомым образом откуда-то взявшийся на склоне. А уж про «покатиться» и речи быть не могло.
О терпении капитан Василия предупредил. Терпение больше всего пригодится, когда до вершины будет уже близко и захочется поскорее преодолеть последние метры пути, утвердиться на ровной площадке и отдышаться, и перестать чувствовать себя таким уязвимым.
А когда подошвы срывали с места камушки и пускали их вниз, сердце замирало. Но склон был земляной и камни не стучали друг о друга.
Когда же они наконец коснулись ладонями камней замковой стены, то долго после этого не могли пошевелиться. Впрочем, время их не подгоняло.
Объясняться теперь можно было только жестами. Увидев, что Василий пришел в себя, чувствуя, что и к самому вернулось нормальное сердцебиение, капитан сделал знак — продолжаем. Василий последовал за капитаном, а капитан обогнул стену, возле которой они оказались, и приблизился к разлому, открывающему вид на лагерь археологов. Стояло две палатки. Кроме них имелись еще полевая столовая и кухня. Между палатками громоздилась бесформенная куча, накрытая брезентом. Сложенные ящики, догадался капитан. Бродящих по лагерю часовых в тулупах и с берданками за плечами, а также иных модификаций часовых с их наблюдательного пункта выявить не удалось. Что не значит, будто их нет. «Выждем», жестом показал капитан.
Яму углядел глазастый Василий. Показал в ее сторону пальцем. Да, раскоп или имитация такового, даже лопата воткнута возле нее.
Из палаток свет не пробивался. Полное впечатление — спят люди праведным сном, себя не охраняют.
Что-то мешало капитану сдвинуться с места. Уж больно все мирно и покойно. Собаку даже не могли завести. Впрочем, будь в лагере собака, они бы ее услышали за версту или за две. Но пеленгаторы, встроенные в мозги или в печень, или в гипофиз капитана, пищали, ощущая присутствие на вершине горы какой-то подлой пакости.
Капитан достал карандаш и блокнот. Раскрыл, написал и передал Василию. Тот прочитал и стал жестами требовать карандаш для ответного послания. По его лицу капитан видел, что именно тот хочет написать, и погрозил кулаком, мол, никаких дискуссий, боец, приказ есть приказ.
Капитан двинулся вдоль обломков стены, провожаемый взглядом Василия. Дошел до места, где стена была снесена под фундамент, забрался на фундамент, спустил ноги вниз. Осторожно шагнул.
Осторожность не помогла. Завыла сирена. А через две секунды, видимо, включенные чьей-то пробудившейся рукой вспыхнули прожектора. Они были установлены где-то внизу, на земле, по всему периметру замковой стены. Капитан сразу оказался полностью освещен и полностью ослеплен. Он лишь слышал, как кричат что-то по-немецки и клацает оружие. Конечно же, клацает оно в руках выбирающихся из палаток людей.
«Хороши мирные археологи, ишь какую защиту забубенили. Чтоб мне сдохнуть, если это не селеновые фотоэлементы. А что еще? Ну и откуда у нормальных археологов возьмутся такие бешеные деньги!»
Капитан не предпринимал ничего. Не пытался бежать, вытаскивать оружие. Он пошел навстречу археологом. Кто-то прокричал ему «Halt!». Он остановился на полпути к палаткам, поднял руки, улыбаясь. Глаза понемногу отходили, и капитан уже различал тех, кто вышел его встречать. Невооруженных среди них не было. Причем не было и плохо вооруженных людей. С какими-нибудь одностволками, кремневыми пистолетами или дамскими «браунингами». Дам тоже не было. Что, кстати, нетипично для археологов. Скучно же в экспедиции.
— Geh hierher!
Без переводчика ясно, что зовут. Капитан подошел. Его окружили, держа под прицелами. Потом быстро избавили ото всех предметов, коими можно убивать себе подобных. Даже крохотный «ТК» обнаружили за голенищем сапога. Ничего не скажешь, молодцы археологи.
— Да свой я, свой! — произнес товарищ Шепелев. — Дошел, наконец.
И он произнес пароль, которым его снабдил Янош-сапожник. Кстати, его в свое время удивило, что пароль для немцев составлен не по-немецки и даже не по-украински, а по-русски. Сейчас и суждено было его удивлению пройти. Когда он услышал в ответ чистую, лишенную акцента русскую речь. Правда, то был совсем не отзыв.
— А мы ждали тебя.
Потом тот же голос что-то произнес по-немецки.
— Я сейчас сказал своим товарищем, — не стал скрывать от Шепелева незнакомец, — что все-таки оказался прав. Не упустили русские возможность заслать нам подарок.
Потревоженное прожекторами зрение окончательно вернулось к капитану, и он мог во всех подробностях рассмотреть своего русскоязычного собеседника. Высокий, с аккуратными маленькими усами, с надменной улыбкой под ними.
— Вот ты и пришел, — продолжал русский «археолог». — А чего ж не через венгерскую заставу? Врасплох захватить хотел да гранатами закидать?
— Я не понимаю, о чем вы, — сказал капитан.
— Да о том, что о провале нашей группы нам стало известно в тот же день вечером. Не ждали, да? Думали всех взяли? Думали, успеете застать врасплох? Не тут-то было.
Это была основная, главная причина, по которой капитан отказался от заставы с пограничниками. Не исключал он такое развитие событий. Не слишком верил, не желал, надеялся на лучшее, но не исключал. Он об этом ничего не сказал Василию, не всегда следует ставить подчиненного в известность обо всем. Решение все равно принимать не сержанту, ответственность нести тоже не ему, а лишние нервные перегрузки ему вовсе ни к чему.