Надо ли рассказывать, кто пришел мне на выручку? Хорнблауэр вкрался в мои мысли, простив годы забвения, и, как всегда, явился вместе с сюжетом, почти не требующим сознательной доработки. Вернулись авторучка с блокнотом, овощное существование было забыто, и к тому времени, как Хорнблауэр завершил свои подвиги в Балтике и слег с тифом, я привык к новому образу жизни — настолько, что еще до конца войны вновь оказался в море».
Последние изыскания Джона Форестера доказывают, что его отец не то чтобы уж совсем напрочь забыл Хорнблауэра на много лет и вспомнил о нем только во время болезни. В сорок втором С. С. Ф. писал своей жене Кейтлин: «Мне так не терпится закончить последний том о Хорнблауэре, что, боюсь, придется что-нибудь с этим сделать». В более позднем письме он еще более конкретен: «Когда я вернулся с Алеутских островов и заболел, врачи велели мне ничего не делать и вести овощную жизнь. Неделю или две я пытался, но понял, что просто не могу. Я стал искать работу полегче и нашел ее в „Коммодоре Хорнблауэре“. Еще в тридцать девятом я провел все необходимые изыскания и сочинил сюжет, но война не позволила взяться за книгу. Разумеется, меня привлекало совпадение — близкие параллели между 1812-м и 1941-м, упадок Французской империи и упадок империи Гитлера, роль Англии в тех и других событиях. Поразительно, как сюжет, придуманный мной в 1939-м, двумя годами позже воспроизвела жизнь».
Привыкнуть к новому образу жизни было тоже не так легко, как может показаться из вышеприведенных оптимистичных строк. Позже, в «Спутнике Хорнблауэра», Форестер рассказал чуть больше подробностей. «Раньше я не замечал, как часто во время работы встаю из-за стола и начинаю расхаживать по комнате — отчасти, чтобы размять ноги, отчасти, чтобы разрешить какое-нибудь мелкое затруднение. Передать мысли героя авторской речью или через его слова? Привести текст письменного приказа или пересказать? Чтобы решить эти вопросы, мне требовалось несколько раз пройтись по комнате, однако теперь ходить стало в сто раз труднее. За два часа работы я проходил расстояние, эквивалентное пятидесяти милям для здорового человека. Уже через день-два стало ясно, что так не годится. По счастью, методом проб и ошибок (по большей части бессознательно) удалось найти выход. Теперь я по многолетней привычке вставал, а потом должен был оценить, насколько серьезен вопрос: стоит ли ради него ходить, или нет. Обычно за это время он разрешался сам собой. В противном случае я стоял и смотрел в пространство, пока уже написанное не привлекало мое внимание. Тогда я садился и перечитывал готовые абзацы, а это само по себе помогало преодолеть затруднение; так лошадь, вставшая перед препятствием, возьмет его со второго раза, если позволить ей на него посмотреть и взять хороший разбег».
В 1944-м Форестер вернулся к работе журналиста, теперь на кораблях Тихоокеанского флота. Со всегдашней своей энергией он успевал писать не только пропагандистские статьи. На борту британского линкора у берегов Японии был закончен «Лорд Хорнблауэр», который вышел уже после конца войны — в 1946-м.
В 1947 году Форестер женился во второй раз (с Кейтлин они расстались несколькими годами раньше). С новой женой, Дороти, он благополучно прожил оставшиеся двадцать лет.
Хорнблауэр принес своему создателю всемирную славу и много денег. Миллионы читателей по всему миру требовали продолжений, каждую новую книгу Форестера сравнивали с Хорнблауэром. Два следующих романа — «Небо и лес» (1948) и «Рэндалл и река времени» (1950) (оба про Первую мировую войну) — публика приняла холодно. Свои отношения с Хорнблауэром в этот период Форестер описывает как дружбу-ненависть. «Когда писатель начинает новую книгу, он вступает на неизведанную территорию, создает нового персонажа, придумывает, как тот должен себя вести, — во всем этом есть свои радости. Я знал Хорнблауэра слишком хорошо — знал странности его характера и застарелые привычки. Временами он раздражал меня, как раздражает старый приятель, который слишком часто рассказывает одни и те же анекдоты. А были другие книги, которые мне хотелось писать, другая работа, которую мне хотелось делать».
И все-таки Хорнблауэр вернулся, на сей раз — совсем молодым человеком, что означало для писателя новую увлекательную задачу: придумать обстоятельства, которые сделали Хорнблауэра Хорнблауэром. Сознательно или нет, Форестер отдал молодому герою очень много своих юношеских черт, что еще больше их сблизило. Герой стал его постоянным спутником: «Вот я сегодняшний иду по улицам Далича, Кэмберуэлла и Пекхэма, и вот рядом со мной маленький щуплый мальчик, который то по-детски скачет впереди, то отстает, зарывшись носом в книжку. Это я сам пятьдесят лет назад. А порой за ним шагает другой: высокий молодой человек, чей взгляд, направленный по сторонам, преисполнен нетерпения и надежд. Пуговицы его блестят на солнце, поскольку он — флотский офицер. Его зовут Горацио Хорнблауэр».
С начала пятидесятых годов и до конца жизни Форестер написал девять книг, из них пять о Хорнблауэре: «Мичман Хорнблауэр», «Лейтенант Хорнблауэр», «Хорнблауэр и „Атропа“», «Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии», «Хорнблауэр и „Отчаянный“», — один исторический труд об англо-американской войне 1812–1815 годов («Эпоха парусных кораблей»), автобиографический «Спутник Хорнблауэра» (1964) и два не-хорнблауэровских романа: «Добрый пастырь» (1955) и «Охота на „Бисмарка“» (1959).
В «Добром пастыре» Форестер вновь вернулся к событиям Второй мировой войны. Герой, капитан второго ранга Джордж Краузе (американец немецкого происхождения), как и Хорнблауэр, Человек Одинокий, он так же (и даже более) строг к себе, но этим их сходство исчерпывается. Это человек, который со стороны должен казаться скучным и недалеким; с тех пор как ушла жена, у него нет в жизни никаких интересов, помимо службы. За двадцать с лишним лет на флоте он впервые принимает участие в боевых действиях: сопровождает конвой с продовольствием. Кроме его собственного эсминца, в состав эскорта входят польский эсминец и два сторожевых корабля, британский и канадский, — явно недостаточные силы, чтобы противостоять фашистским подлодкам, нападающим на конвой, словно волки на стадо. Бесконечные сорок восемь часов, от первой страницы до последней, Краузе борется за свой конвой, а поскольку жизнь для него неразрывно связана с верой, слова Писания прямо характеризуют все, что он видит и чувствует: «Отбившийся корабль торпедируют раньше, чем эскорт успеет прийти на выручку. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить».
«Добрый пастырь» — один из лучших, если не лучший роман Форестера, чего не скажешь про «Охоту на „Бисмарка“» — историю прорыва немецкого линкора «Бисмарк» в Атлантику и охоту на него британских ВМС. Собственно, это не столько роман, сколько сценарий, подготовленный для фильма и расширенный для публикации. Однако и здесь Форестер, как всегда, прекрасен в описаниях морских сражений, и кинематографичность придает повествованию еще больший драматизм. Критика встретила «Бисмарка» довольно холодно (по большей части Форестера упрекали в недостаточных исторических изысканиях, особенно в том, что касалось немецкой стороны); публика приняла и книгу, и кинокартину на ура.
Всего по книгам Форестера при его жизни было снято шесть фильмов: «Рожденный для славы» (по «Браун на Резольюшн»), «Королева Африки», «Гордость и страсть» (по «Пушке»), «Возмездие в рассрочку», «Потопить „Бисмарк“!» и «Капитан Горацио Хорнблауэр». Бóльшая часть его книг переиздается по сей день, а в 1993–2003 годах по первым двум романам хорнблауэровской саги был снят телесериал с Йоаном Гриффитом в главной роли. В 2020-м вышел американский фильм «Грейхаунд», основанный на сюжете «Доброго пастыря». Роль капитана Краузе в нем сыграл Том Хэнкс. Выход фильма задумывался как большое международное событие, приуроченное ко Дню Победы, но из-за эпидемии ковида его выпустили на полгода позже и только в цифровом формате на видеосервисе.
В 1953 году английская королева предложила наградить Форестера орденом Британской империи, но тот отказался, заявив, что не заслужил такой чести. До конца жизни, несмотря на всю мыслимую славу, писатель по-прежнему не мог поверить, что она заработана честно. В 1958-м он признавался: «Были времена, когда я стоял на мостике линкора, когда королевские особы пожимали мне руку. У меня была исключительно счастливая жизнь — сомневаюсь, что кто-нибудь в двадцатом веке был счастливее меня, — но, быть может, я был бы еще счастливее, если бы в такие мгновения не чувствовал себя обманщиком».
До последних лет Форестер сохранял вкус к жизни и любовь к путешествиям. В 1963 году, заканчивая автобиографический «Спутник Хорнблауэра», он писал: «Через неделю я буду вести машину в Атласских горах, и, если надо объяснять, зачем это нужно пожилому и не очень здоровому джентльмену, должен сообщить, что сегодня второе марта и очень скоро Атласские горы покроются цветами».
В 1964-м Форестера частично парализовало после инсульта, и последний роман «Хорнблауэр и кризис» он уже диктовал. В 1967-м он скончался от сердечного приступа. После его смерти были изданы неоконченный «Хорнблауэр и кризис», автобиографическая повесть «Задолго до сорока», написанная в тридцать с небольшим, и рассказ «Последняя встреча» (автобиография и рассказ лежали в сейфе с указанием опубликовать их посмертно).
Влияние Форестера на приключенческую литературу огромно. В жанре морских и военно-исторических романов его последователей не перечесть, но наиболее заметны, безусловно, Патрик О’Брайан и Бернард Корнуэлл. О’Брайан в цикле о капитане Обри и докторе Матьюрине сумел, зачастую используя те же исторические эпизоды, нарисовать совершенно других персонажей. Корнуэлл, хоть и ставил целью в образе Шарпа изобразить «сухопутного Хорнблауэра», создал совершенно своего, но тоже очень популярного героя. В романе «Спасение стрелка Шарпа» даже появляется герой другой книги Форестера, оказавшей на Корнуэлла большое влияние, — Мэтью Додд из «Смерти французам». Сам Хорнблауэр или кто-нибудь из его потомков нет-нет да и мелькнет на страницах книг, в комиксах и компьютерных играх, а его идейные наследники уже не первое десятилетие покоряют последние рубежи космоса. Джин Родденберри, задумывая «Стартрек», говорил, что хочет создать «капитана Горацио Хорнблауэра космической эры», так что, пристально вглядевшись в капитанов Джеймса Т. Кирка и Жан-Люка Пикара, поклонники Форестера различат немало знакомых черт.