– А мы всё гадали, вернёшься ли ты. Но, судя по всему, Питер оказался прав. Он знал, что ты отыщешь Нетландию, – произнесла рыжеволосая русалка, косясь на него.
Джеймс никак не мог взять в толк, почему в Нетландии ему никто не рад. Пускай обрывистые, его воспоминания о волшебной стране всегда были тёплыми. Он задумался о том, что, возможно, это его представление о Нетландии было ошибочным. Однако он напомнил себе, что через три дня всё изменится в лучшую сторону.
– К чему ты клонишь? – Джеймс прищурился, пытаясь разглядеть русалку, которая это сказала. В лагуне было темно, а свет луны закрывали теперь облака.
– Помню, как ты рыдал, когда за тобой пришли; это было ужасно, у меня заболели уши. Должна признать, я обрадовалась, когда мать тебя наконец-то нашла.
– Но твои вопли не шли ни в какое сравнение с возгласами твоей бедной матери. Мы слышали её всю дорогу из Лабиринта печали, выкрикивающую твоё имя снова и снова, – добавила темноволосая русалка. – Интересно, она ещё там?
– Не глупи. Джеймс не Потерянный мальчик. Только матери Потерянных мальчиков оказываются запертыми в Лабиринте, – заметила златовласая русалка.
– О чём это вы толкуете? – спросил Джеймс. – Что ещё за лабиринт? – Джеймс не помнил ничего подобного и был уверен, что русалки его дразнят.
– Что ты вообще ищешь в Нетландии, Джеймс? Тебе здесь нечего делать. Питер и Потерянные мальчики не станут тебе доверять, ты взрослый. Похоже, ты зря проделал такой длинный путь из Лондона, – заметила рыжеволосая русалка.
– Питер мне доверяет. Мы старые друзья. – Джеймс видел, что русалки с ним не согласны, и не мог их за это винить. Он и сам не очень-то верил в свои слова. – А если и нет, то вскоре непременно начнёт. Я докажу, что я ему Друг.
Русалки рассмеялись.
– Так вот чем ты здесь занимаешься, Джеймс? Заводишь друзей?
Джеймс уже пожалел, что не остался на корабле. Чем больше он общался с жителями Нетландии, тем острее ощущал своё одиночество. Да, русалка права – он прибыл сюда, чтобы найти друзей. Однако теперь чувствует себя глупо: зря он понадеялся, что Питер или кто- либо ещё из этих мест примет его с распростёртыми объятиями. Джеймс вёл одинокую жизнь, рос без друзей, не считая мистера Сми. У него попросту не было на них времени. А те немногие, кого он пытался узнать поближе, не понимали ни Джеймса, ни его одержимости Нетландией. Теперь он задумался, не потратил ли годы впустую, упуская возможности, поскольку был всецело сосредоточен на поиске. А теперь вырос и никому здесь не нужен. Он словно был сказочным злодеем, страшным пиратом. Да, не такую роль он мечтал сыграть в этой истории! Ему хотелось поговорить с Цирцеей; пусть даже прочитав по её лицу (или и вовсе услышав), что она в нём разочарована.
– Здесь у тебя нет друзей, Джеймс, и ты отрезан от дома. Поищи обратную дорогу в Лабиринте. Если хорошенько прислушаться, слышно, как матери Потерянных мальчиков плачут, неустанно ища их, – сказала темноволосая русалка. – Ветер доносит их скорбную песню до нашей лагуны.
– А где это? – спросил Джеймс.
– Ты должен помнить. Ты по нему блуждал. Так много лет назад твоя мать тебя и нашла, – сказала озорница, смеясь над ним.
– Скажите, где он! – потребовал Джеймс, выходя из себя. – Не играйте со мной.
– Само собой, он скрыт. Питер не желает, чтобы другие Потерянные мальчики по нему бродили, иначе их тоже заберут, – пояснила светловолосая русалка.
– Тогда как меня туда пустили? – не унимался Джеймс.
– Это вопрос к Питеру, – многозначительно ответила русалка с кроличьим личиком.
– Вы лжёте! – воскликнул Джеймс. – Питер меня не отсылал! – Он развернул лодку чтобы покинуть лагуну.
– Верь во что хочешь, Джеймс. Но если желаешь узнать правду, достаточно хорошенько прислушаться и последовать на голоса убитых горем. Тогда ты найдёшь Лабиринт.
– Чепуха!
Джеймс слышал, как смеются русалки, гребя прочь из лагуны и размышляя о том, зачем он здесь. Джеймс рисковал жизнью, чтобы добраться до Нетландии, но, что бы он ни делал, здешние обитатели, казалось, его ненавидели. «Через три дня всё наладится, – твердил он себе. – Всё станет на свои места». Однако он помимо воли прокручивал в голове предостережения Цирцеи снова и снова и начинал бояться, что та была права.
Позже той ночью Джеймс ворочался в постели, гадая, правду ли ему сказали русалки. Мысль о матерях Потерянных мальчиков, неустанно ищущих своих сыновей, была жуткой. Он никогда не размышлял над тем, каково было его матери в то время; он думал только о себе. Всю свою жизнь он винил мать за то, что она его забрала, а теперь не преставая думал о том, как ей одиноко в Лондоне, как она горюет по умершему мужу и сыну, который её покинул. Его мучили вопросы, скорбят ли матери Потерянных мальчиков и Питера по утраченным сыновьям. Превратились ли они за прошедшее время в бесплотных духов, навсегда запертых в лабиринте? От этой мысли у Джеймса побежали мурашки. Он подтянул одеяло к самому подбородку и постарался прогнать ужасные картинки из головы и сосредоточиться на важном.
Он наконец-то вернулся в Нетландию и вскоре обретёт то, чего жаждет больше всего. Друзей.
ГЛАВА XIVЗеркала и безумие
Жуткий крик пронёсся по Многим королевствам эхом, и все, кто его слышал, поняли: Цирцея очнулась от кошмара. Пока королевы этих земель вздыхали в отчаянии, Мёртвый лес окутывала тьма, не считая мерцания золотых цветов, освещавших надгробия, склепы и плачущих ангелов.
Цирцея проснулась в зеркальной комнате, переживая о Джеймсе и о том, что выпадет на его долю в Нетландии. Во сне она увидела, как молодой капитан истекает кровью совсем один, его сердце разбито и наполнено яростью, он зовёт её. Ей следовало настоять на том, чтобы он остался в Мёртвом лесу. Со времён разлома миров Цирцея прибегала к грёзам, чтобы уснуть. Она могла сомкнуть глаза, лишь воспользовавшись чарами сна, иначе её терзали ужасающие события, произошедшие по вине её матерей. Если вы знакомы с историями из Книги сказок, это та самая зеркальная комната, в которой Аврора дремала под заклинанием, наложенным её матерью. Малефисентой. Здесь оказывается всякий, на кого наслали чары сна. Большинство не помнит, где находились, а те, кому удаётся управлять волшебством зеркал, часто мечтают забыть увиденное. Представьте, если бы Аврора помнила все пугающие откровения? Они бы преследовали бедняжку до конца дней. Мы всё ещё гадаем, что стало бы, не наложи Малефисента заклинание сна на свою дочь. Она бы превратилась в дракона подобно матери на шестнадцатый день рождения и спалила бы земли? Мы всё ещё скорбим о том, что могло случиться с Авророй. Внутри неё заперта огромная сила; мы иногда размышляем о том, что произошло бы, решись мы её пробудить. Однако, в отличие от Авроры и остальных, кому довелось побывать в зеркальной комнате, Цирцея помнила всё. Только так её тело могло отдохнуть, пока разум беспрестанно гудел от волшебства.
Комнату составляли бесчисленные зеркала, каждое из которых было окном в иные миры. Цирцея могла видеть любого человека и место, какое пожелает. Ей достаточно было их назвать.
– Покажи мне Люсинду. – Цирцея вздрогнула: зеркало затрещало, словно удар молнии, разбивая отражение матери на три, хотя теперь у Цирцеи была всего одна мать. Болезненное напоминание о том, что Руби и Марта физически больше не с ними. – Мама! Зачем ты так с Джеймсом? – Лицо Цирцеи было суровым, а голос переполняла ярость. Цирцея ненавидела призывать мать в зеркале, беседы с ней в последнее время приносили одну лишь боль.
– Ты так потерялась, что забыла, как время течёт за пределами Мёртвого леса? – сказала Люсинда. – Это мысленная конструкция, и, чтобы её понять, смертным приходится представлять время в виде прямой. Между тем как для нас все временные линии существуют синхронно. С точки зрения Джеймса, его история предшествует истории леди Тремейн, а её история – истории Круэллы. Как иначе отец Круэллы нашёл бы серьги, а лорд и леди Тремейн – брошь и Книгу сказок?
– Мало тебе разрушений, которые ты посеяла во Многих королевствах? Теперь заманиваешь жертв из дальних земель, чтобы совершить над ними те же зверства? Сперва Круэлла, потом леди Тремейн, а теперь Джеймс. – Цирцея устала, и её сердце разрывалось на части от того, что даже взаперти её мать творит зло, которое приходится исправлять.
– Мы пытались помочь леди Тремейн. Наделили её силой сберечь своё сердце. Если бы не брошь, она бы впала в отчаяние и ей бы никогда не хватило смелости освободиться от того ужасного человека, – сказала Люсинда.
В этом была доля правды. Несмотря на извращённую логику, Цирцея понимала, почему мать так считает.
– Ты хотела сказать, что попытаешься ей помочь, – поправила её Цирцея.
– Попыталась, попытаюсь – всё едино, Цирцея. Времена существуют синхронно, тебе ли не знать, пускай ты этому и противишься. – Люсинда усмехнулась. Цирцея скучала по дням, которые провела с матерями в Промежуточном месте. Она пожертвовала собой, чтобы вернуть матерям цельность. Она разбила сердце своей кузины Белоснежки, покинув мир живых, чтобы спасти Многие королевства и сохранить жизнь ей и другим, кто ей дорог, и наконец вернула матерей на истинный путь. Они стали женщинами, которыми были бы, не отдай много лет назад Цирцее всё лучшее в себе, чтобы создать её. Время, которое они провели в Промежуточном месте, было самым счастливым из её воспоминаний. Ей хотелось, чтобы те дни с Люсиндой, Руби, Мартой и их кошкой Фланци никогда не заканчивались. Она была бы счастлива провести вечность, сидя в их старом доме за кухонным столом, любуясь видом яблони Гримхильды в большое круглое окно. Они могли бы смеяться, искренне наслаждаясь обществом друг друга: ведь они были бы сами собой, а не искалеченными чудищами, в которых превратились, отдав части своей души. Однако их судьбы сложились иначе. Всё пошло наперекосяк, и теперь между ними остались лишь обида да разочарование.
– Почему в Книге сказок написано, что Цирцея, моя предшественница, была ребёнком, когда её убили в Стране эльфов и фей, в то время как, появившись перед леди Тремейн на балу, она была совершенно взрослой?