Кончини, картинным жестом обнажив голову, произнес торжественно и звучно:
— Его Величество! Шляпы долой, господа!
— Да здравствует король! — хором возгласили убийцы.
— Король! — пробормотал Капестан в величайшем изумлении.
Людовик XIII двинулся вперед. Люин и дворяне из свиты застыли, ожидая распоряжений. Кончини тихо скрежетал зубами. С королевской лошадью все было в порядке. Обещанного Леонорой несчастного случая не произошло!
— Что тут за сражение? — осведомился юный монарх.
— Сир, — ответил шевалье, — я обещал продемонстрировать этим господам преимущество французской школы фехтования.
И Капестан отсалютовал Людовику шпагой, одновременно щелкнув каблуками, а затем вложил клинок в ножны. Король на какое-то мгновение залюбовался этим лицом, словно отлитым из бронзы.
— Сударь, — сказал он наконец, — недавно вы, рискуя жизнью, спасли своего государя. Тогда я совершил оплошность, не успев спросить вас, кому сын Генриха IV обязан тем, что продолжает царствовать. Так назовите же ваше имя, храбрый дворянин!
«Значит, несчастный случай все-таки был! — злобно подумал Кончини. — Леонора не ошиблась. Если бы не Капестан, я уже завтра сидел бы на троне!»
— Сир, дворянина, коему оказана высочайшая честь разговаривать с Вашим Величеством, зовут Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан, — звонко произнес молодой человек.
Король слегка склонил голову.
— Сир, — воскликнул Кончини, — я сочту за честь сопровождать вас в Лувр вместе с моими людьми.
Людовик XIII, едва удостоив маршала взглядом, холодно заявил:
— Не нужно! Со мной поедет шевалье де Капестан.
Кончини помертвел.
— Опала! — еле слышно пробормотал он. — Это опала! Разве что…
А Капестан с бьющимся сердцем прошептал:
— Внимание, шевалье, не упусти своего счастья!
Вскочив на Фан-Лэра, он ожидал только знака короля, чтобы тронуться в путь.
— Господа, извещаю вас, что шевалье де Капестан отныне входит в число моих друзей, — громко объявил Людовик. — Враги моих друзей — мои враги.
Все головы почтительно склонились. Юный король направил коня к парижской дороге. Капестан гарцевал рядом с ним. Следом ехали Люин и придворные.
Сияющий шевалье, гордо подбоченясь, покачивался в седле; молодому человеку уже казалось, что будущее его обеспечено. Однако у городских ворот Людовик XIII остановился и проговорил:
— Благодарю вас, господин де Капестан. Помни те о том, что я сказал вам. Если вы захотите повидаться со мной, приходите в Лувр и спросите Витри.
Король пришпорил своего коня, и через несколько мгновений оглушенный Капестан остался один.
— О! — проговорил он. — Похоже, добиться успеха будет потруднее, чем я предполагал!
Шевалье был не слишком доволен обхождением монарха, собственное же положение расценивал, как весьма опасное. Там, под сосной, он встретился с четырьмя людьми, чья ненависть не знала границ: в полных ненависти взорах Кончини, Ришелье, Сен-Мара и герцога Ангулемского явственно читался смертный приговор, вынесенный ему, Капестану.
Сам же шевалье знал только двоих из этого квартета — Кончини и Сен-Мара. Он не сообразил, что под одной из масок скрывался герцог Ангулемский, а епископа Люсонского никогда прежде не видел — однако понимал, что эти двое будут столь же беспощадны и жестоки, как маршал д'Анкр и молодой маркиз. Догадываясь о могуществе своих врагов, юноша говорил себе, что рано или поздно их общая злоба уничтожит его. Неприятностей можно было ожидать и от Лаффема: Капестан заметил, как тот подкрадывался к дереву сзади, чтобы нанести ему, шевалье, удар в спину.
Прошло несколько дней. Наступило двадцать второе августа — та самая дата, о которой сказала Капестану Виолетта… Впрочем, безумная женщина вряд ли сознавала, что говорит!
В этот день около шести часов вечера Кончини сидел в своей комнате, а вокруг суетился его слуга Фьорелло. Маршал был мрачен: нахмурив брови и сжав губы, он предавался горьким раздумьям; пока Фьорелло причесывал его, завивал ему бороду и усы, прыскал духами и оправлял великолепный костюм из вишневого атласа с множеством лент, алмазных застежек и золотых заколок.
Когда туалет был завершен, Кончини, накинув на плечи бордовый атласный плащ, встал перед громадным зеркалом. Обращаясь к человеку, сидевшему верхом на стуле и внимательно наблюдавшему за этой сценой, маршал угрюмо спросил:
— Что скажешь, Ринальдо? Как я тебе? Говори без стеснения…
Ринальдо лишь присвистнул в знак восхищения.
— Да, — продолжал Кончини, — роскоши моих нарядов завидуют многие знатные вельможи. Женщины считают меня красивым. И они правы. Но что мне до этого, если она пренебрегает мной?
— Вы можете отомстить ей! — заметил наперсник.
— Каким образом? — простонал Кончини. — Она влюблена… и знаешь, в кого? Клянусь всеми демонами ада, ей вскружил голову проклятый Капитан!
Ринальдо заскрежетал зубами.
— Есть новости? — осведомился Кончини, помолчав.
— Пока нет, — мрачно откликнулся его собеседник. — Капитан неуловим. Мы не можем его найти.
— Я переверну всю Францию, но отыщу его… живым или мертвым! — злобно прошипел маршал. — Прощай, Ринальдо, мне пора в Лувр. Придется строить глазки Марии… — тяжело вздохнул он. — Зато, быть может, удастся увидеть и ее пленницу!
— Минутку, монсеньор! — вскричал Ринальдо. — По-моему, вы собирались потолковать со мной о серьезных вещах. С Капестаном все ясно. Он умрет, это неизбежно. Но мы должны думать не только о Капестане.
— К чему ты клонишь? — нетерпеливо спросил Кончини.
— К тому, монсеньор, — ответил Ринальдо, — что если вас станут именовать «сир», дочь герцога Ангулемского не посмеет отказать вам!
— Ты думаешь? — задыхаясь, воскликнул Кончини.
— Монсеньор, вы обещали сделать меня герцогом и губернатором Иль-де-Франса, если я помогу вам стать владыкой мира, — проговорил наперсник. — Я рискую головой, монсеньор! Я уже не просто Ринальдо, я ваш сообщник!
— Чего ты хочешь? — пробормотал испуганный Кончини.
— Я хочу, чтобы вы назначили время, когда мы двинемся на Лувр! Но сначала скажите мне, сумела ли синьора Леонора повидаться с герцогом Ангулемским? — осведомился верный слуга.
Кончини, поигрывая рукоятью кинжала, холодно заявил:
— Ты все узнаешь в положенный час, мой славный Ринальдо. Будь спокоен. Да, Леонора виделась с герцогом. А помогла ей в этом Жизель. Герцог Ангулемский поверил, что я действую в его интересах… и теперь он нам не опасен. Не суетись и не торопи события. Ты получишь и герцогство, и губернаторство… но момент для этого пока не настал!
— Что я должен буду сделать? — прохрипел Ринальдо, дрожа от волнения.
— Ты схватишь Карла Ангулемского в тот самый миг, когда он приготовится принять корону из моих рук, — усмехнулся маршал.
— Ах, я отдал бы пять лет жизни, если бы это случилось уже сегодня вечером, сир! — простонал Ринальдо.
Кончини устремился к двери, дабы скрыть, в какое смятение повергло его впервые услышанное обращение — сир!
— Подождите! — поспешно вскричал Ринальдо. — Это еще не все!
— Что такое? — недовольно обернулся маршал.
— Монсеньор, — зашептал Ринальдо, — когда вы признались, что дочь герцога Ангулемского вас ненавидит, я ответил вам: «Она вас полюбит!» Когда вы сказали, что она вами пренебрегает, я ответил: «Отомстите!» Монсеньор, я принес вам месть вместе с любовью. Вот что я раздобыл у Лоренцо, торговца травами с моста Менял.
Кончини дрожащей рукой схватил флакон, протянутый Ринальдо.
— По три капли каждый вечер, — продолжал верный слуга. — В вино, в воду или в липовый отвар, в течение недели… и она полюбит вас. Лоренцо никогда не ошибается. Монсеньор, можете мне поверить, она отдаст вам свое сердце! Она будет вашей!
— Неделя! — прошептал Кончини, вспыхнув. — Семь дней! Семь веков! Пусть так! Мне удалось подкупить служанку, приставленную к ней королевой. Сегодня же вечером мы начнем!
И Кончини бросился во двор, где его ожидала карета.
— В Лувр! — приказал маршал, сев в экипаж. Карета тронулась с места и понеслась по мостовой в сопровождении эскорта из двенадцати дворян.
К тому моменту, когда над Парижем начали сгущаться сумерки, недалеко от моста Менял остановился портшез[8]. Из него вышла дама в черном одеянии; лицо ее скрывала густая вуаль. Женщина приблизилась к одному из домишек, который притулился к нижним перилам почти в самой середине моста. Это жилище производило унылое впечатление. Оба крохотных оконца были наглухо закрыты ставнями, дверь, обитая полосами железа, крепко заперта.
Женщина постучала особым образом, и вскоре послышался шум отодвигаемых засовов, а затем скрежет ключа, поворачивавшегося в замке. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть в щель, и тут же снова захлопнулась. Лишь теперь дама подняла вуаль; под ней обнаружилось бледное лицо Леоноры Галигаи.
Гостью встречал крохотный человечек, почти карлик — тщедушный и уродливый, но с горящим пронзительным взором; ремеслом этого жалкого создания было изготовление ядов — мановению этих слабеньких ручек подчинялась сама смерть.
Карлика звали Лоренцо. Он был родом из Флоренции и занимался продажей трав: иными словами, торговал жизнью и смертью, ненавистью и любовью. Все парижские тайны брали свое начало в этой лавчонке, пропитанной ароматами сушеных растений, развешенных везде и всюду. Наверху находилась лаборатория, куда, кроме хозяина, не входила еще ни одна живая душа.
Леонора Галигаи и Лоренцо какое-то время пристально смотрели друг на друга.
— Он приходил, — промолвил наконец Лоренцо, — приходил сегодня. Хо-хо-хо! Синьора, вашему благородному супругу не терпится!
— Ринальдо был здесь? — спросила Леонора, вздрогнув. — Ты дал ему то, что хотел Кончини?
— Да, синьора, флакончик с пятьюдесятью каплями драгоценной жидкости… — кивнул карлик. — Хотя подождите! Господи Иисусе! Неужели я мог так ошибиться? Да, увы, я ошибся! Посмотрите на эту полочку! Тут стояло два флакона! О, какое несчастье! Кажется, я дал не тот, что нужно.