— Вы прекрасно знаете, сударыня, что я вас обожаю! — простонал Сен-Мар.
— Не надо банальностей, — снова перебила его Марион. — В вас все еще говорит обида. Аннетта! — опять повысила голос девушка. — Лакей господина де Рогана здесь, не так ли? — обратилась она к прибежавшей служанке. — Он ждет моего ответа? Вот мой ответ. — И Марион передала горничной жемчужное ожерелье. — Пусть лакей скажет герцогу де Рогану, что это ожерелье слишком похоже на цепь…
Как только служанка вышла, Марион промолвила:
— Маркиз, клянусь вам, я задаю свой вопрос не из пустого тщеславия. От вашего ответа зависит то, что я скажу последнему из трех лакеев.
— И кто же прислал эту корзину с цветами? — не скрывая раздражения, осведомился Сен-Мар.
— Епископ Люсонский, — холодно ответила Марион.
— Ришелье! — воскликнул пораженный маркиз.
— Ришелье, — мрачно кивнула красавица. — Вы сами согласились познакомить нас! — сердито напомнила она молодому человеку.
— Да, жестокая Марион! — вскричал Сен-Мар. — Вы спрашиваете, люблю ли я вас… Но сначала ответьте на мой вопрос: что это за беда, из которой вас могу выручить только я? Отвечайте, Марион! И тогда вы сможете убедиться в моей любви!
Марион Делорм опустила голову. Она явно волновалась, стараясь, видимо, отбросить последние колебания.
— Беда… — медленно проговорила девушка. — Да, беда, и не только для меня. Жизнь того, кто любит меня, тоже окажется под угрозой. Но сначала мы должны договориться, маркиз… Я приехала в Париж, чтобы царить и блистать. Моя красота дает мне на это право. Я хочу купаться в роскоши — и мне нужно на это сто тысяч ливров в год… Для начала. Сможете вы обеспечить это?
— У меня триста тысяч ливров ренты, — ответил Сен-Мар. — А после смерти отца будет вдвое больше. Вы хотите получить мое письменное обязательство на выплату ста тысяч ливров в год?
— Мне достаточно вашего слова, — спокойно произнесла Марион. — Кроме этого, мне требуется особняк, слуги, лошади. Я хочу видеть у своих ног весь Париж!
— Я кину к вашим ногам весь Париж! — пообещал Сен-Мар.
— Хорошо, — слабо улыбнулась Марион. — Теперь я повторю свой вопрос: любите ли вы меня? Ваши пылкие речи свидетельствуют лишь о том, что вы хотите мной завладеть. В Париже можно насчитать с десяток важных сеньоров, желающих того же самого. Но только вам и шевалье де Капестану, — услышав это имя, маркиз злобно передернулся, — я могу задать тот роковой вопрос, от которого в данный момент зависит моя жизнь. Капестана я исключаю: он не богат, а я не намерена прозябать в бедности. Остаетесь вы. Есть в Париже один могущественный человек, который завтра изумит весь мир. Я почти решилась связать свою судьбу с ним. Но он внушает мне неодолимый страх, готовый обратиться в ненависть. Этот человек, маркиз, предложил мне двести тысяч ливров в год, он обещал, что все королевство будет у моих ног. Я отказала ему, вернее, уклонилась от ответа. И тогда этот человек пригрозил: «Ты не любишь меня, что ж, это не беда… Беда случится, если ты, пренебрегшая мною, вздумаешь отдать свое сердце другому. С этой минуты за тобой будет установлена слежка. И если ты заведешь любовника, тебя упрячут в Бастилию, где ты умрешь медленной смертью, а твоего избранника ждет виселица или плаха!»
Марион Делорм поднялась со своего кресла. Сен-Мар дрожал с головы до ног, в глазах у него потемнело… Красавица заключила свой рассказ словами:
— Вот теперь вы можете ответить на мой вопрос. Как вы уже догадались, архангела, готового распростереть над нашей любовью свои черные крылья, зовут Ришелье!
— Вот мой ответ! — воскликнул Сен-Мар, вскакивая со стула.
Маркиз бросился к двери и, распахнув ее, знаком подозвал человека, ждавшего в прихожей. В комнату вошел лакей, одетый в черное. Маркиз схватил со стола корзину со зловещими розами.
— Тебя прислал господин де Ришелье? — резким тоном спросил юноша.
— Да, сударь, — холодно ответил слуга епископа. Марион задрожала. Сен-Мар сунул корзину лакею в руки и отчеканил:
— Передайте господину де Ришелье, что я, маркиз де Сен-Мар, плевать хотел на его угрозы. Своими руками я отправляю обратно подарок, который он посмел прислать моей любовнице, присутствующей здесь Марион Делорм.
Захлопнув за лакеем дверь, маркиз приблизился к Марион.
— Теперь ты веришь, что я люблю тебя? — опускаясь на колени, спросил он.
Марион заставила его подняться, обвила руками его шею, закрыла глаза и, приблизив к его лицу свои губы, прошептала:
— Я люблю тебя, я твоя!
Опьяневший от счастья маркиз, сердце которого от этих долгожданных слов едва не выскочило из груди, внезапно вспомнил о своей невесте — и душу его пронзило чувство страха и тоски.
Торжественная клятва связала его с Жизелью, дочерью герцога Ангулемского, приковавшего к себе маркиза цепью заговора, который мог привести Сен-Мара на эшафот. Жизель или Марион! Решать надо было немедленно — сегодня маркиз должен явиться на улицу Барре для подписания брачного контракта.
Особняк Ришелье располагался в ста шагах от дома, стоявшего на углу улицы Дофин, того самого, откуда, по словам Коголена, выходил Лаффема.
Этим утром монсеньор епископ Люсонский, отслужив мессу, проследовал в свою комнату. Слуга тотчас принялся снимать с него пышное церковное облачение, чтобы переодеть своего господина в наряд придворного кавалера.
— Секретаря! — коротко приказал епископ. Слуга исчез, а в комнату вошел Лаффема.
— Докладывай! — распорядился Ришелье.
Лаффема заговорил тихим голосом. Его отчет касался четырех парижских зданий: углового дома на улице Дофин, дворца герцога Ангулемского, особняка на улице Барре и игорного притона на улице Дезюрсен. Главными действующими лицами были: герцог Ангулемский, Жизель, шевалье де Капестан и Марион Делорм.
Но вот Лаффема кончил свой доклад. Епископ молчал и хмурил брови.
— Резюме, монсеньор, — вновь нарушил тишину шпион. — Primo, дела государственные: в особняке герцога Ангулемского состоялось собрание заговорщиков. Принц Конде, подстрекая герцога, действует в собственных интересах, мадам д'Анкр, супруга маршала Кончини, втихомолку посмеивается над притязаниями Ангулема. Маршал д'Анкр по уши влюблен в дочку герцога и разыскивает ее. Secundo, дела личные: мадемуазель Делорм встретилась с шевалье де Капестаном на улице Дезюрсен. Еще о Капестане: из разговора, подслушанного в особняке герцога Ангулемского, я узнал, что высокородная Жизель питает к шевалье нежные чувства, весьма огорчающие ее батюшку. Что касается молодого Сен-Мара, он, кажется, навсегда оставил надежду завоевать сердце мадемуазель Делорм. И, наконец, последнее: дочь герцога Ангулемского живет на улице Барре. Это все.
Ришелье вздрогнул и подошел к шпиону.
— Хорошо, — произнес епископ. — Из вас выйдет гениальный прево. Со следующим докладом явитесь завтра утром. Спуститесь вниз: в моем кабинете, на камине, вы найдете небольшой кошель, в котором находится сто пистолей, и корзину цветов. Кошель для вас, а корзину велите одному из моих лакеев отнести в гостиницу «Три короля». Сегодня вечером вы доложите мне об ответе мадемуазель Делорм. Ступайте.
Лаффема исчез. Вскоре из комнаты вышел и Ришелье. Во дворе он сел на коня и в сопровождении лакея отправился в особняк Кончини. Тот принял епископа немедленно: Кончини начинал побаиваться этого сумрачного и бледного священнослужителя. Ришелье сразу же перешел в атаку.
— Господин маршал, — заявил он, усаживаясь, — прежде чем поднимать этот вопрос в совете, я решил сперва уведомить вас о заговоре, во главе которого стоит незаконный отпрыск Карла Девятого.
Об этом заговоре знал уже весь Париж, в Лувре многие обиняками говорили об интригах Карла Ангулемского, но при этом делали вид, что он серьезной опасности не представляет. Епископ решил действовать с жесткой прямотой, но Кончини, не дрогнув, выдержал атаку Ришелье. Продолжая улыбаться, маршал д'Анкр заметил:
— Господин епископ, ваш поступок служит для меня драгоценным свидетельством той дружбы, которую вы питаете ко мне. А заговор, да, этот заговор! Я из-за него не могу сомкнуть глаз…
— Это заметно, господин маршал, — кивнул Ришелье. — Вы так исхудали и побледнели! Не будь я уверен, что вас терзают государственные заботы, я мог бы, чего доброго, заподозрить тяжкий сердечный недуг…
Бледный маршал сделался от этих слов синеватым.
— Сердце у меня крепкое, — огрызнулся он, — можете не волноваться… А что касается герцога Ангулемского…
Кончини замолк, унесясь мыслями к Жизели. Жгучая волна горя вновь захлестнула его. «Мертва, мертва! Какое мне дело до всего остального!»
— Маршал, вам действительно надо заняться своим сердцем, — покачал головой Ришелье, не сводивший глаз с Кончини.
— Оставьте мое сердце в покое! Не будем отвлекаться! — резким тоном заметил Кончини, беря себя в руки. — Что касается заговора, господин епископ, то все это — детские игры, не более того. Как только мы схватим герцога, заговор распадется сам собой. Вы хотите дать мне по этому поводу какой-то совет?
— Я хочу вам дать нечто большее, чем совет, — усмехнулся Ришелье.
— Интересно! — с наигранной небрежностью ответил Кончини.
— Во-первых, действовать надо как можно быстрее, — размеренно заговорил епископ, — иначе недоброжелатели могут сказать, что мы тайком подстрекаем заговорщиков, и тогда угроза нависнет уже над нами.
«Он знает! — ужаснулся про себя маршал. — Он знает, что Леонора беседовала с герцогом! Я пропал!»
Кончини затравленно озирался по сторонам. Если бы в этот момент в комнату вошел Ринальдо, епископу не выбраться бы отсюда живым.
— Безумие! Химеры! — залепетал маршал. — С какой это стати я… я, всем обязанный королю… и королеве…
— Я же не сказал «вы», — возразил Ришелье, — я сказал «мы» и, если вам угодно, могу сказать «я». Так вот, предположим, что я роковым образом влюбился в дочь человека, которого должен отправить на виселицу или на эшафот, влюбился до такой степени, что рискую навлечь на себя гнев могущественной особы, сделавшей меня первым лицом в государстве… после вас, разумеется. Теперь представьте, что это становится известным. Вы сами понимаете, что мне могут быть предъявлены обвинения в потворстве замыслам заговорщиков и что король, узнав об этом, прямо-таки обязан ар