?
И в третий раз Марион рассмеялась.
— Объяснение в любви? Скажите лучше — донос шпиона! — воскликнула она. — Если бы здесь был маркиз де Сен-Мар, он поговорил бы с вами так, как вы заслуживаете. Но поскольку его нет, то вам отвечу я!
Марион резко шагнула вперед и дала епископу звонкую пощечину.
Герцог даже не шевельнулся. Пощечина, полученная от женщины, — это же почти ласка…
— А теперь уходите, — решительно потребовала Марион.
— Ухожу, — ответил Ришелье. Он был спокоен, однако его тон заставил Марион содрогнуться от ужаса. — Но на прощание хочу вам сказать, что вы только что приговорили Анри де Сен-Мара к смерти. Пусть он попробует избежать ее, если сумеет… Завтра или через неделю, через год или через десять лет — но я приведу приговор в исполнение.
Побледневший епископ поклонился и вышел. «Тебе аукнется эта оплеуха, Сен-Мар!» — подумал он.
Ришелье спустился на первый этаж и подошел к двери комнаты, где был заточен Сен-Мар. Епископ взглянул в потайное окошко. Первое, что бросилось ему в глаза, — это переломанная мебель. Затем он заметил лежавшего в углу молодого человека.
Ришелье улыбнулся, закрыл окошко и удалился. Минуту спустя он вскочил на коня и помчался в Лувр.
Епископ нашел юного короля на самом оживленном дворике Лувра. Людовик находился здесь в обществе своего учителя соколиной охоты. Увидев Ришелье, Люин сердито пробурчал себе под нос:
— Настанет день, когда этот ястреб обрушится на меня. Пора бы его остановить!
— Здравствуйте, господин епископ, — улыбнулся король.
Ришелье низко поклонился и ответил:
— Я очень сожалею, сир, что отвлекаю вас от дел…
— Вы хотите сказать, что желаете поговорить со мной наедине? — спросил обеспокоенный король.
— Да, сир, осмеливаюсь просить аудиенции… Речь идет о благе государства.
— Хорошо, сударь, — вздохнул Людовик Тринадцатый. — Через пять минут я буду в своем кабинете и прикажу собрать совет.
— Нет, сир! — тихо проговорил Ришелье. — То, что я должен сообщить Вашему Величеству, не должны слышать ничьи уши.
С этими словами епископ Люсонский проследовал во дворец. Однако Люин сделал все возможное, чтобы задержать Людовика Тринадцатого подольше. Наконец через час слуга проводил Ришелье в кабинет. Там епископа ждал король.
— Я слушаю вас, — проговорил Людовик.
— Сир, Париж спокоен, — начал Ришелье. — Гроза кончилась. Теперь мы можем благодарить Господа за то, что Он внушил вам недоверие к советчикам, призывавшим к насилию. Но это еще не все. Сир, мне кажется, что настало время, когда нужно действовать, как действовал ваш прославленный отец: используя и хитрость, и силу.
— Итак, вы собираетесь посоветовать мне схватить герцога де Гиза? — жадно спросил король.
— Боже сохрани, сир! — вскричал Ришелье. — Может быть, позже… Позвольте мне объяснить свою мысль с помощью притчи. Однажды…
В этот момент внезапно распахнулась дверь, и лакей объявил:
— Ее Величество королева!
Ришелье согнулся в низком поклоне. Людовик Тринадцатый встал, приблизился к Марии Медичи и поцеловал ей руку.
— Какой приятный сюрприз, мадам! — произнес юноша.
— Сир, я действительно пришла сюда, чтобы сделать вам сюрприз, — ответила королева. — Вернее, я хочу рассказать вам о сюрпризе, который приготовил всем нам маршал д'Анкр. Он устраивает праздник в садах нового дворца, и я поспешила к вам, сир, чтобы просить вас принять участие в этом торжестве.
— Праздник у Кончини! — промолвил король.
— Нет, сир! У меня! — сухо сказала королева.
— И когда же он состоится? — осведомился Людовик.
— Сегодня, сир! — откликнулась Мария Медичи.
— Но это невозможно, мадам! — вскричал юноша.
— О, какая жалость! — произнесла Мария Медичи таким же тоном, каким сказала бы: «Мне это совершенно безразлично!» — В таком случае, прощайте, сир, — заявила она. — Я пойду к молодой королеве.
С этими словами Мария Медичи удалилась. В предвкушении праздника королева-мать пребывала в радостном возбуждении. Людовик вздохнул и опустился в кресло.
— Итак, однажды, господин епископ?.. — вернулся он к прерванной беседе.
— Однажды, сир, некоему пастуху сказали, что в горах бродит лев, который угрожает его стаду. Один человек посоветовал пастуху: «Вооружись своим посохом и напади на льва!» Второй добавил: «Возьми свой лук, свои стрелы и срази его!» А третий сказал: «Вон там, у подножия скалы, его логово, — и тебе нужно только замуровать вход в пещеру». Но пастух все сделал по-своему. Он подождал, пока лев уснет, а потом отрезал ему один коготь. Однако лев лишь притворился спящим и прекрасно видел, что делает пастух. Но ведь один коготь — это такой пустяк, что лев только рассмеялся. На следующий день пастух пришел снова и отрезал еще один коготь. Но и это не обеспокоило льва: когтем больше, когтем меньше — какая разница! Так продолжалось до тех пор, пока лев не обнаружил, что пастух отрезал ему последний коготь. Тогда он зарычал: «Пастух, ты поплатишься за свою дерзость!» Но пастух, не говоря ни слова, заковал льва в цепи — ведь теперь тот уже не мог защищаться! Вот какова моя притча, сир!
Людовик Тринадцатый улыбнулся и сказал:
— Согласитесь, ваш лев был чересчур снисходителен!
— Нет, сир: он был слишком тщеславен, вот и все, — пожал плечами епископ. — Нам не поймать герцога де Гиза в его собственном логове. Но если вы вырвете ему один коготь, он только посмеется. Коготь за когтем, сир, и через три месяца лев будет в оковах. Ваше Величество, я имею честь предложить вам заняться Сен-Маром.
— Тем, что недавно потерял отца? — вскинул брови юноша.
— Да, сир, — кивнул Ришелье. — Это один из когтей льва. Впрочем, его легко вырвать.
— Скорее, Сен-Мар — приверженец герцога Ангулемского, — задумчиво проговорил Людовик.
— Сен-Мар — противник короля, — холодно ответил епископ. — Ангулемский в Бастилии. Следовательно, теперь маркиз поддерживает Гиза.
Людовик погрузился в размышления.
— И много таких когтей нужно вырвать? — наконец медленно спросил он.
— Нет, сир, — покачал головой Ришелье. — Штук двадцать, не больше.
Король вздрогнул и прошептал:
— Нужно составить списки тех, кто подлежит изгнанию?
— Они уже составлены, сир! — спокойно заявил епископ Люсонский.
Людовик поднял глаза на Ришелье.
«Зачем я удалил от себя моего Капестана? — с тоской подумал юноша. — Он бы сумел вступить в схватку со львом».
— Сир, — снова заговорил епископ, — это еще не все. Также необходимо защищать тех, кто вам предан. Сир, без вашего ведома одного из самых верных слуг Вашего Величества заключили в Бастилию. Сир, я прошу вас подписать приказ об освобождении этого отважного защитника престола.
— Хорошо. Это мне нравится гораздо больше, — улыбнулся Людовик. — Как зовут этого человека?
— Сир, имя его отца — Босамблан, — ответил Ришелье.
— Как! — вскричал король. — Это сын слуги моего отца?
— Да, сир, — подтвердил епископ. — Он взял имя Лаффема.
— И вы говорите, что он в Бастилии? — побледнел юноша.
— Да, сир, — снова кивнул Ришелье. — Он попал туда за то, что слишком ревностно защищал Ваше Величество.
— Хорошо, — проговорил Людовик Тринадцатый, сжав зубы.
Он открыл выдвижной ящик секретера и достал оттуда две бумаги. Они были почти заполнены: надо было лишь внести имена и поставить подпись. Это были приказ об аресте и приказ об освобождении.
— Мне нужно сказать Вашему Величеству еще несколько слов, — произнес епископ.
— Говорите, — вновь повернулся к нему Людовик. — Я полностью доверяю вашим советам.
Ришелье поклонился и прижал руку к груди.
— Господина де Лаффема заточили в Бастилию люди, которые хотели лишить вас верного слуги, — вкрадчиво начал он. — С ними нужно быть поосторожнее, поэтому пускай они думают, что господин де Лаффема по-прежнему томится в своей камере. Следовательно, не стоит вносить его имя в список лиц, покинувших тюрьму. И в то же время его имя, разумеется, должно остаться в списке заключенных.
— Вы подумали обо всем! — воскликнул король, восхищенно глядя на епископа.
— Да, сир, обо всем! По той же причине господин де Гиз не должен знать, что маркиз де Сен-Мар в Бастилии, — решительно продолжал Ришелье. — Поэтому имя маркиза не стоит упоминать в записях.
Людовик поежился. Ришелье заговорил о том, чтобы освобождение Лаффема держалось в глубокой тайне только для того, чтобы в списках арестованных не появилось имени Сен-Мара.
— Вы правы, — сказал наконец король. — Никто не должен знать, что господин де Лаффема на свободе, а господин де Сен-Мар в тюрьме.
Людовик взял перо и задумался. Казалось, он колеблется. Ришелье ласково произнес:
— Если Ваше Величество позволит, то я продиктую…
Король грустно кивнул. Тогда епископ начал говорить, а Людовик — писать:
Приказ коменданту
нашей крепости Бастилия
Господин де Невиль передаст подателю сего письма заключенного, которого ему укажут; этот заключенный покинет Бастилию без всяких формальностей; присутствие при этом охраны запрещается.
Податель сего письма доставит в Бастилию другого заключенного, какового господину де Невилю надлежит поместить в камеру. Коменданту, охране и надзирателям запрещается разговаривать с заключенным и пытаться узнать его имя.
Приказ вступает в силу с момента получения письма.
Лувр, девятнадцатый день декабря года 1616.
Король расписался.
Ришелье схватил документ и тут же исчез.
Вернувшись на набережную Огюстен, епископ послал за кадетом из Турени.
— Господин де Шеман, — сказал он ему, — соблаговолите прочесть вот это.
Молодой человек исполнил распоряжение Ришелье.
— Вы все поняли, Шеман? — строго спросил тот.
— Да, монсеньор, — кивнул туренец. — Речь идет о двух узниках: одного надо вывести из Бастилии, а второго надо туда доставить. А как зовут человека, которого я должен освободить? Нужно, чтобы я знал его имя.