«Я победил его!» — подумал герцог.
Шевалье подошел к де Гизу и положил ему руку на плечо.
— Монсеньор, — сказал молодой человек, — я не хотел, чтобы вы попали в Бастилию…
— Что? В Бастилию? — прохрипел герцог. Это слово парализовало его. Он решил, что рядом находится целая армия, которой приказано его арестовать, Гиз пробормотал:
— Хорошо! Раз уж вам непременно хочется сразиться…
— Слишком поздно, монсеньор! — прервал его шевалье ледяным тоном. — Именем короля я беру вас под стражу.
— Вы берете меня под стражу? — пролепетал герцог. — А кто вы такой, чтобы арестовать меня именем короля!? Вы — всего лишь Капитан!
— Нет, монсеньор! Я королевский рыцарь! — с гордостью ответил молодой человек.
— Ах, ты королевский рыцарь?! И ты имеешь наглость меня арестовать?! — взревел Гиз. — Хорошо! Умри же!
Герцог выхватил кинжал и нанес сокрушительный удар. Однако удар этот пришелся в пустоту: шевалье успел броситься на землю. В следующий миг Капестан уже снова был на ногах. Герцог, находившийся в трех шагах от него, начал наступать. Капестан же спокойно скрестил на груди руки — точно так же, как Гиз пару минут назад.
— Теперь вы больше не принадлежите мне, монсеньор, — заявил шевалье. — Я уже не имею права всадить вам в глотку кинжал, которым вы пытались меня прикончить. Разумеется, вы можете меня убить. Однако имейте в виду: вы убьете посланца короля Франции!
Рука герцога, уже занесенная для нового удара, безвольно упала.
— И даже если вы расправитесь со мной, — продолжал Капестан, — вас все равно арестуют мои люди.
Гиз застыл на месте.
— Но это уже будет вооруженное сопротивление представителю власти, то есть открытый мятеж, — торжественно провозгласил молодой человек.
Герцог попятился назад.
— И тогда вам отрубят голову, монсеньор! — мрачно заявил шевалье.
Гиз пробормотал проклятие и бросил кинжал на грязный пол.
— Если же вы сдадитесь без борьбы, то, скорее всего, дешево отделаетесь. Через неделю вы уже будете на свободе! — усмехнулся Капестан.
«А ведь верно, — подумал герцог, — я же ничего не теряю. Возможно, несколько дней, проведенных в тюрьме, лишь укрепят мои позиции и поднимут мою популярность. Пожалуй, я выйду из Бастилии даже более сильным, чем раньше».
— Вот моя шпага! — сказал он, протягивая свое оружие шевалье.
— Оставьте ее себе, монсеньор, — проговорил тот. — Вы просто будете следовать за мной: этого вполне достаточно.
Капестан распахнул дверь и знаком пригласил герцога пройти в маленькую комнатку. Гиз повиновался. Тогда шевалье захлопнул дверь и запер ее на два оборота ключа: герцог оказался под замком! Он был заточен в клетушке, где не было даже окон!
Капестан вышел на улицу и направился на постоялый двор «Славная встреча». Сначала шевалье оседлал своего коня, а потом разбудил Коголена. Через четверть часа Коголен, еще не совсем проснувшийся, стоял на часах у дверей комнаты, в которой шевалье запер герцога де Гиза.
— Коголен, — сказал своему оруженосцу Капестан, вкладывая ему в руку пистолет, — я последовал твоему совету: поставил на карту все — и выиграл. Богатство здесь, за этой дверью. Сто тысяч золотых экю, слышишь?
Глаза Коголена округлились. Он издал нечленораздельный звук.
— Я распорядился, чтобы хозяин игорного дома принес деньги сюда, — продолжал шевалье. — Сейчас я буду искать тайник, чтобы их спрятать, но боюсь, как бы этот мерзавец не вздумал сбежать вместе с золотом.
Рука Коголена судорожно сжала пистолет.
— Пусть только попробует! — проговорил верный оруженосец. — Он у меня получит!
— Хорошо! — кивнул шевалье и вскочил на Фан-Лэра.
Было уже одиннадцать часов вечера. Капестан поскакал на Ломбардскую улицу. Парижанам надоело кричать и бесноваться, и они разбрелись по домам. Париж спал — но нервным, беспокойным сном, который предшествует дням страшных потрясений.
Шевалье постучал в дверь постоялого двора, где выступали комедианты. Войдя в зал, он сунул хозяину в руку пять пистолей и что-то шепнул ему на ухо.
Хозяин поставил на стол три бутылки своего лучшего вина и четыре кружки и, пока Капестан откупоривал бутылки, поднялся наверх. Через десять минут появился Тюрлюпен, а за ним — Толстый Гийом и Готье-Гаргиль. Из-за того, что их разбудили. У них поначалу было плохое настроение, но оно мгновенно улучшилось, как только комедианты увидели бутылки.
Скоро вино было выпито. Тогда Капестан спросил:
— Господа, не желаете ли вы сыграть фарс, который я сочинил? Но я тоже хотел бы участвовать в представлении…
Тюрлюпен вздрогнул и удивленно уставился на шевалье.
— Черт возьми! — воскликнул Толстый Гийом. — Я просто восхищаюсь вами, сударь!
— Эй! Эй, хозяин! — крикнул Капестан. — Эти бутылки уже пусты!
Он бросил на стол золотую монету. Хозяин полетел в погреб так, словно за спиной у почтенного трактирщика выросли крылья.
— Я согласен с Гийомом! — заявил Готье-Гаргий. — Мы будем счастливы играть с таким благородным человеком.
— А вы что скажете, мэтр Тюрлюпен? — обратился шевалье к третьему актеру.
— Я согласен с моими друзьями, — важно откликнулся тот. — Хотя мне все-таки хотелось бы, чтобы вы рассказали нам сюжет пьесы.
— Хорошо! — кивнул Капестан. — Скажите, являетесь ли вы сторонниками Его Величества Людовика Тринадцатого, храни его Господь?
— Разумеется! — воскликнул Тюрлюпен. — Я ненавижу тех негодяев, которые хотят его убить. В наших пьесах мы всегда за слабых и против сильных!
— Прекрасно! — обрадовался шевалье. — Тогда слушайте. В моем фарсе речь идет об одном нахале, который возомнил себя властелином.
Тюрлюпен придвинулся к Капестану и шепнул:
— Гиз?
— Да! — выдохнул тот.
— Это опасно? — деловито осведомился актер.
— Вовсе нет! — заверил его шевалье. — Никакого риска и много славы.
— Только добейтесь для нас привилегии, которые имеют господа из Бургундского отеля[18], а об остальном я позабочусь, — сказал Тюрлюпен, возвращаясь на свое место. Готье-Гаргий и Толстый Гийом пили.
— Пьеса этого господина достойна того, чтобы ее сыграть, — объявил Тюрлюпен.
— Значит, сыграем! — дружно воскликнули актеры. — Когда будет представление?
— Сейчас! — ответил Капестан.
— Ого! Даже не будем разучивать роли? — удивились комедианты.
— Сыграем экспромтом, — решил Тюрлюпен.
— Но где мы возьмем публику? — недоумевали актеры.
Шевалье поднял свою кружку. После того, как все чокнулись, он произнес тост:
— За ваше здоровье, за вашу славу, господа! Вы говорили о публике? У вас будет такая прекрасная публика, о какой вы никогда и не мечтали! На ваш триумф будут взирать миллионы глаз!
— Но где мы найдем такой большой зал? — робко спросил Толстый Гийом.
— Он уже найден, — ответил Капестан. — Нашим залом будет весь Париж! И помните, господа: среди зрителей будет присутствовать одна достойная дама!
— Дама! — оживился Готье-Гаргий. — И что же это за дама?
— Ее имя — История! — воскликнул шевалье. Через несколько минут Капестан, поручив Фан-Лэра заботам трактирщика, вел трех комедиантов к развалинам «Великого Генриха». Там их встретил Коголен. При виде актеров он скорчил недовольную гримасу. «Может, они хотят, чтобы им перепало несколько монет из выигрыша господина шевалье?!» — сердито подумал верный оруженосец.
— Идите за мной! — скомандовал Капестан. — Коголен, ступай вперед и освещай нам дорогу.
С этими словами шевалье достал из кармана ключ и спустился в подвал.
«Отлично. — промелькнуло в голове у Коголена, — вот где мы спрячем наши сокровища».
Капестан открыл дверь одного из погребов. Подвал был забит старыми плащами, аркебузами, алебардами — словом, вещами, по которым можно сразу узнать королевских гвардейцев. Это было именно то необходимое, что герцог де Роган приготовил для пятидесяти дворян, которые должны были сопровождать Конде до Лувра той ночью, когда наш искатель приключений привел принца к королевскому кабинету.
— Одеваемся, господа, — произнес Капестан, — а то публика уже нервничает!
Через несколько минут Тюрлюпен, Готье-Гаргий, Толстый Гийом и оторопевший Коголен превратились в гвардейцев, Капестан облачился в костюм офицера. На левом плече каждого из новоявленных швейцарцев лежала аркебуза, а в правой руке каждый сжимал алебарду. Шевалье запер дверь погреба, и все пятеро поднялись наверх. Здесь по знаку своего хозяина Коголен открыл дверь комнаты, в которой находился герцог де Гиз…
Заглянув в коморку, Капестан увидел герцога. Гиз был бледен как смерть, Этот человек мечтал о том, что будет править королевством, и вдруг… Шевалье все прочел во взгляде Гиза.
Казалось, герцог вовсе не удивился, увидев Капестана в костюме офицера швейцарской гвардии. Гиз покорно встал между мнимыми швейцарцами, и все шестеро вышли на улицу.
В Париже стояла глухая ночь. Город тонул во мраке. Вдруг перед Капестаном выросла чья-то темная фигура.
— Кто идет? — прокричал зычный голос. Шевалье поднял глаза и вздрогнул. Перед ним чернела громада Бастилии.
— Слуга короля! — ответил молодой человек. Послышался шум шагов. Это приближался офицер.
— Кого вы ведете? — спросил он.
— Пленника Его Величества! — отозвался искатель приключений.
Заскрежетали цепи, и подъемный мост опустился.
— Идемте, монсеньор, — прошептал Капестан Гизу на ухо. — Заключите с королем мир и позвольте ему спокойно царствовать.
Процессию ввели в тесное помещение, где обычно совершались всякие формальности. Офицера, несшего вахту у главных ворот, разобрало любопытство. Ему захотелось узнать, что же это за арестант, которого доставили в крепость с такими предосторожностями. Он осветил фонарем лицо пленника… Затем побледневший офицер повернулся к Капестану и прошептал:
— О, я понимаю! Как прекрасно, что король решился!..
С этими словами офицер бросился искать коменданта. Комедианты и Коголен остались мерзнуть во дворе. В тесной каморке сидели лишь клевавший носом шевалье, мрачный Гиз и трое надзирателей. Вскоре появился запыхавшийся господин де Невиль.