— Что с детьми? — спросила Линда.
— Почему тебя это волнует? Это не твои дети и не твои проблемы.
— Мне их жаль.
— Ты ревенант! Нежить! Тебе не может быть жаль чужих детей, тебе и своих может быть не жаль! — разозлился Ринальт.
Она отвернулась. Не стала ни ругаться, ни язвить, словно закончились у неё все слова разом.
Принц взглянул на неё с раздражением. Линде категорически не шли платья, словно её атлетическую фигуру призваны были украшать лишь мундиры… хотя без ничего её тело всё так же заводило Ринальта. Слишком широкие плечи и слишком мускулистая спина. Слишком сильные руки и крепкий затылок. И в лице в последнее время что-то переменилось. Появилась угрюмость, а редкие улыбки и вовсе сошли на нет.
— Я нежить, — сказала Линда, наконец. — Когда привезут моих… солдат?
— Тех троих, что убили тебя? Сегодня.
— И ещё. Я обещала Оку девушку. В ту ночь, перед нападением на столицу. Он пожаловался, что не получил свою плату. Прошло уже несколько дней и…
— За что ты платила ему? — Ринальт настороженно шевельнул ноздрями.
От Длани ему было известно, что будущая жена выпытывала у второго Неспящего. Узнавала про его склянку, словно ей было недостаточно откровений самого Ринальта. Что ж, быть может, он был недостаточно с нею искренен, но в общем-то какое дело Линде до его проблем с богами? Сейчас он неспроста ждал ответа от Линды. Ему даже хотелось услышать, что она солжёт. Просто чтобы убедиться, что она точно так же, как и он сам, так и не научилась безоговорочному доверию.
— Я ищу двоих людей. Моего бывшего военачальника Астра и моего… ещё одного моего убийцу, Колдуна.
— То есть их было шестеро, не пятеро? — удивился Ринальт.
Она не стала врать — просто назвала другую причину. Считать ли это ложью?
— Их было пятеро, — ответила Линда с некоторым сомнением в голосе. — Старину Астра я просто хотела бы видеть. Может быть, принять его в нашу армию… Но вот что странно: он вроде как никогда не собирался бежать от тех, кто платит. А ты платил. Почему он удрал? Они оба удрали. От чего?
— Ты поэтому ждёшь, когда привезут остальных твоих пленников? Думаешь прояснить то, чего не сумел выяснить Око?
Она кивнула. Раздражение понемногу отпустило Ринальта. Конечно, ведь она ревенант и в этом всё дело. Вовсе её не беспокоят его некромантские дела, она сосредоточена на мести. Это первая потребность Линды, затмевающая всё прочее. И надо сказать, принц сам с нетерпением ждал прибытия во дворец этих трёх негодяев. Он их близости зависела пылкость его невесты. А получать от нечастых постельных утех такое острое, болезненное и мощное наслаждение принцу понравилось. Хотя в последние дни они не раз и не два занимались этим, но уже без той остроты. Видимо, Линде не хватало, чтобы её убийцы были рядом.
— И ты больше ничего не пыталась выспросить у Неспящих?
— Пыталась, — ответила Линда. — Мне интересно было узнать, что ты от меня скрываешь.
Ринальт налил ещё вина, терпковатого, густо-рубинового, и откинулся на спинку кресла. Линда жевала мясо — приготовленное по её вкусу, «чтобы было чего погрызть». И испытующе смотрела на принца. Он ощутил, что женщина опять сверху: как тогда, в постели.
— Мне тоже интересно, что скрываешь ты, — выдвинул он своё воображаемое войско на передовую.
— Давай поиграем, — лениво предложила Линда. — Честность в ответ на честность. Разве между мужем и женой могут быть закрытые двери?
Когда она стала говорить грамотнее? Ревенант не может усваивать новых уроков, особенно если не выполняет своей миссии. Он должен оставаться туповатым и управляемым. И при этом неубиваемым. Линда была… не просто как живая. Она была лучше живой!
И это порой пугало. Но принц не привык давать слабину.
— Хорошо, — сказал он. — Давай поиграем, раз тебе так хочется. Кто первый спрашивает?
— Давай я спрошу, укрысок, — сказала Линда с обманчивой нежностью в голосе. — Ты убиваешь людей десятками, и те, жизни которых ты собрал в свою склянку, уже бесполезны. Их нельзя даже поднять. Это всё ради магической силы?
— Нет, — сказал Ринальт и улыбнулся.
Вопросы надо уметь задавать, если ты хочешь хороший ответ.
— Тогда…
— Моя очередь, — принц отпил ещё немного вина, покатал на языке.
Он не мог понять, где подвох, и думал, с чего начать свои вопросы. Пожалуй, сразу атаковать наиболее важными нельзя. Лучше начать издалека.
— Почему тебе важны дети Гергольда?
— Мне казалось, они чем-то дороги тебе, по крайней мере, девочка.
— Тебе показалось, Хасс, — ответил принц, хотя Линда и не спрашивала. — Мальчик проживёт недолго, лекари только руками разводят, и я не думаю, что стоит его как-то вытаскивать. Он испытывает мучения от своего существования. А девочка… пусть живёт там, где я её спрятал. Подрастёт, решу, как с нею быть.
Линда поёжилась, будто её пробрал озноб, а затем подняла на Ринальта усталый взгляд. В её глазах не было ни любви, ни какого-либо другого чувства, кроме этой горькой, неизбывной усталости.
— Ты можешь колдовать и без этой склянки, значит, чужие жизни ты копишь ещё для чего-то. Зачем они тебе? — спросила Хасс.
— Хороший вопрос, — похвалил Ринальт. — Что ж, слишком долго таить от тебя ответ было нельзя. Ты бы выпытала это у Неспящих, хотя тебе пришлось бы добраться до самого Головы. Каждая жизнь — это несколько украденных у человека лет. И одна капля в мой флакон. Каждый год, каждая такая капля — это минута жизни, которую я могу присвоить. На мою магию тратится жизненная сила — по большей части моя. Я не хочу отдавать ни одной лишней минуты, и потому…
Он достал из маленького кошеля на поясе драгоценный флакон. Полюбовался на рубиновую жидкость в нём.
— Я коплю чужие. Они все мои.
— Но сюда много не влезет, — заметила Линда. — Как это…
— Теперь спрошу я, — мягко промолвил принц. — Когда ты умерла — ты ведь должна была очутиться в покоях Семерых. Что ты там видела?
— Ничего, — пожала плечами Хасс.
К такому ответу Ринальт не был готов.
— Но слышала?
— Моя очередь, — улыбнулась женщина. — Итак, много в этот флакон не влезет. А я вижу, что ты убиваешь много. Третий день мы здесь, и третий день трупы пленных или просто несогласных вывозят из города хоронить в поле. Что ты делаешь с… излишками?
Ринальт засмеялся и покачал головой: отвечать не хотелось. Но что поделаешь? Ей всё равно придётся это узнать. Впереди у них вечность, и утаить такое, живя с женщиной, невозможно. Рано или поздно эта тайна перестанет быть таковой. Поэтому Ринальт открыл флакон и поднёс его к лицу. Вдохнул запах чужих жизней, похожий на смесь ароматов вишнёвого сока и крови. А затем капнул пару капель в бокал с вином.
— Пью за нашу безупречную супружескую пару, любимая, — сказал он. — А я ведь и вправду полюбил тебя.
Это Ринальт сказал скорее для того, чтобы убедить себя. Он не был уверен, что когда-нибудь по-настоящему полюбит Линду Хасс — генерала Ненависть. Но считал, что чувствует к ней что-то вроде привязанности. В конце концов, ни одна женщина не вызывала в нём таких чувств и не заставляла перестать думать о Вилмир.
Линда с удивлением и ужасом смотрела, как принц пьёт кровавую жидкость с парой капель из флакона. От этой смеси внутри Ринальта Мэора словно всё ожгло, не оставляя даже углей и пепла. Выжженный начисто, он с трудом подавил стон. Когда глотнул этого снадобья впервые, то не смог вымолвить и слова, да что там — даже вдохнуть как следует не мог. Лежал на холодном полу в своей опочивальне и думал, не лучше ли было навеки остаться в покоях Семерых, у ног Ви. И слёзы текли по лицу. Но с первой капли прошло уже много времени. Теперь уж Ринальт легче переносил эту жуткую, выжигающую всё живое боль.
— Так я… продлеваю себе жизнь. И я намерен выпить много, очень много, — заговорил он внезапно севшим до медвежьего ворчания голосом. — Так много, как только сумею. Я же говорил тебе, что намерен жить вечно. Теперь скажи мне, Хасс, что ты слышала там, в покоях Семерых богов смерти?
Линда растерянно хлопнула ресницами.
— Я слышала, как говорят Ви и Морти. Они так звали друг друга. Хихикали, болтали вперебой… будто бы они брат и сестра.
— Так и есть, — кивнул Ринальт.
— Ты вот сказал, будто Вилмир этого Морти терпеть не может. Только вот мне показалось, что они дружны.
— Возможно, их что-то временно объединило, — Ринальт тоже вздрогнул.
Показалось, что по ногам потянуло холодным сквозняком.
— Спрошу ещё, — сказала Линда. — Что бы будешь делать, когда люди закончатся?
Её лицо вдруг стало жёстким, жестоким. Будто она уже решила убить его.
— Люди? Закончатся? — удивился Ринальт. — Разве мужчины перестанут желать женщин, а женщины — рожать одного за другим? Я буду хорошим правителем, Линда. Я сделаю всё, чтобы им хорошо жилось, любилось и рожалось. Какое-то время я буду заниматься мёртвой армией, которой станешь руководить ты, моя любимая. Затем мы с тобой постепенно расширим наши владения. Пожалуй, тут и пригодится наша девочка, мы выгодно выдадим её замуж и присоединим к Авее какое-нибудь королевство. Мы будем убедительны и прекрасны, все захотят быть присоединёнными к Авее. Людей меньше не будет — только больше, больше и больше, Хасс. На твоём месте я бы больше опасался, что твои убийцы устанут умирать ради того, чтобы ты испытывала радость жизни.
— Ты обманул меня, — произнесла Линда. — Тогда, когда я тебя спрашивала, ради чего твоим войскам идти за тобой. Ты сказал, что не будешь использовать… использовать людей. Сказал, что не будешь сгонять их в загоны и растить на убой.
— Если и соврал, то совсем немного, — ответил Ринальт.
Она прикусила губу, словно сдерживая крик. Боли или гнева. Странно, Ринальт видел, что Линда испытывает при нём человеческие чувства, хотя её цели ещё должны были оставаться далеко. Достаточно далеко, чтобы она была бесстрастной. Но все три дня, что они провели во дворце Гергольда, Линда вела себя… по-человечески.