нда стояла неподвижно, недоумевая — к чему эти игры. Хочешь пырнуть бабу ножом — пыряй, для чего такие пританцовки?
Ринальт посмотрел на неё и улыбнулся, не отпуская её взгляд своим — цепким, потемневшим, будто от страсти.
— Только не закрывай глаза, Хасс. Я должен видеть, что в них.
И ударил точнёхонько в сердце. А Линда прекрасно знала, где у людей сердце…
— Пре-вос-ходно, — сказал Ринальт, чеканя каждый слог. — Что чувствуешь?
И тогда капитан Ненависть поняла, что чувствует лишь тупое отчаяние, да ещё, пожалуй, то, как по щеке чертит мокрую дорожку слеза.
— Ничего, — сказала она.
— Я не ошибся! — Мэор отшвырнул кинжал и припал к груди Линды губами, всего на миг. — Ты то, что я искал несколько лет! Одевайся, живо! Нас ждёт роскошный обед, а потом — множество приятных дел.
— Каких? — чувствуя, что слёзы сами текут по лицу, спросила Линда.
Коснулась груди — но раны не было. Ни крови, ни дырки — ничего, что напоминало бы об ударе кинжалом.
— Мы с тобой создадим новое королевство. Ты когда-нибудь хотела быть королевой, Хасс?
Она покачала головой.
— Я была только нищенкой, наёмницей и мертвецом, — сказала она.
Ринальт наморщил свой великолепный лоб. Постучал пальцами по спинке кресла, стоявшего чуть поодаль от него. Затем велел:
— Одевайся. Там, в сундуке, лежат платья. Тебе надо поесть.
— Я не хочу есть, — сказала Линда тоскливо. — Я ничего не хочу.
— Это временно, — успокоил её некромант. — Скажу тебе сейчас, чтобы не повторять. Я нанимаю тебя на роль полководца против армии короля. Научу всему, что знаю, а чего не знаю — узнаешь от других. Когда мы победим, я сделаю тебя своей женой. Но до тех пор платить буду так, как положено платить генералу…
— Откуда я знаю, сколько платят генералу? — недоверчиво спросила Ненависть.
Ещё её интересовало, чем генералы заняты всё время, пока солдаты воюют — потому что она в жизни не видала ни одного генерала ближе, чем очень издалека. Пока пушечное мясо бредёт к вражеским укреплениям, а отряды стрелков и артиллерия поддерживают «чёрную пехоту» непрерывным огнём, генерал сидит в шёлковом шатре на холме, и смотрит на армию через подзорную трубу или в магический шар. Так, во всяком случае, полагала Линда. Но спрашивать про свои обязанности пока не стала. Успеется.
— Генералу платят достаточно, чтобы ни в чём не нуждаться. А нужды у тебя теперь не самые большие, — начал Ринальт.
— Эээ, — встревожилась Линда. — Что значит небольшие?! Почём тебе знать? Плати сколько положено, не жмоться, крысиный отросток!
— Ты — ревенант, — сообщил некромант.
Она повторила незнакомое слово одними губами. Что бы оно не означало, а звучало солидно. На ругательство не похоже, скорее на армейское звание или титул какой. Нет, не слыхала.
— Ревенант, — поучительно сказал Ринальт, — это мертвец, которого вышние силы вернули на этот свет с какой-то миссией.
— И сколько ему должны платить? — резонно спросила Линда. — Потому как раз миссия, то пускай оплачивают как за любой труд.
— Хватит думать только о прибыли, Хасс, — взмолился Ринальт. — Ревенанты живут своей миссией, и покуда не выполнят её — не умирают. Их нельзя убить, нельзя сжечь, нельзя разрезать на куски — потому что плоть срастётся ещё до того, как её отделят от костей.
— Я не хочу, чтобы меня жгли и резали, — призналась Ненависть, отходя от некроманта на пару шагов.
Ага, вот и сундук. Линда порылась в нём и вытащила какие-то тряпки. Пахнуло не шибко приятно — то ли лавандой от моли, то ли дохлыми тараканами. Вот незадача, и запахов не разобрать.
— Я хочу чувствовать по-человечески или уж сдохнуть насовсем, — прикладывая к груди вышитый серебром синий камзол.
— Ревенант может чувствовать себя по-настоящему живым только недолгое время — сразу после выполнения своей миссии. Чаще всего это месть…
Линда оживилась.
— О да, — просияла она. — То есть если я буду находить тех, кому хочу отомстить, то буду испытывать… всё? ВСЁ?
— Полагаю, это будет острейшим твоим наслаждением, — кивнул Ринальт. — Но если не будешь мстить — просуществуешь долго… и бесцветно.
И он радостно ухмыльнулся.
— Думаю, с этой проблемой несложно будет справиться.
Линда подумала, что и непросто. Как растянуть месть на долгие годы, а лучше на вечность, чтобы и живой себя чувствовать, и в то же время тебя не поглотило уныние? Но тут она посмотрела на некроманта с другой стороны: не как на непонятного мужчину, который предлагает дикие вещи, а как… как на некроманта. И медленно кивнула.
— Я поняла. Твоё платье, стол и… бесконечно растянутое наслаждение. Моя служба тебе.
— Ты поняла… и согласна?
Капитан Ненависть поднялась с колен. Отряхнула невесть зачем и без того чистую рубашку. Склонила голову и отсалютовала — пусть без оружия, зато искренне.
Она не сказала ему ещё об одном — о том, чего просили Ви и Морти, найти какого-то укрыска, что украл у Морти непонятно что. Так ведь и не успели эти ангелы или кто они там договорить! Найти укрыска, забрать вещь, восстановить мир… Да, что-то в таком духе. Но эта «миссия» виделась Линде не как основная. В конце концов, пока она её не выполнит — её никто отсюда не заберёт, и хорошо. И она решила не говорить некроманту об этой миссии. В конце концов, он же не спрашивает.
— Будет интересно, — сказала она.
— Это точно, — согласился Ринальт. — А теперь ты должна поесть.
— Зачем?
— Твоему телу по-прежнему нужны и еда, и отдых, — сказал некромант, — хоть ты и не чувствуешь голода и усталости. Зато после еды и сна будешь быстрее и сильнее, вот увидишь.
Он говорил очень уверенно, и Линда поверила.
В сундуке нашлись вполне удобные кюлоты и башмаки, и рубашка с бантом, почти как у посланника принца, который приехал в лагерь перед битвой. Но некромант не согласился с выбором Ненависти. Он откопал в сундуке какое-то жуткое с виду платье с такой кучей складочек, драпировочек и рюшечек, что хоть обмороки в нём устраивай. И нижние юбки! И даже корсет!
— Я это не надену, — с лёгкой паникой сказала Линда.
— Привыкай быть королевой, — Ринальт погладил её плечо.
Сквозь тонкую рубашку она почувствовала тепло.
— Руку убери, — рявкнула по привычке.
Но некромант развернул её к себе, прижал к груди, где билось живое сердце, и погладил по волосам.
— Привыкай быть моей королевой, Хасс, — повторил он. — Я буду заботиться о тебе, как ещё ни о ком не заботился. Ты моя… ты моя победа.
— Я капитан Ненависть, — напомнила Линда, но уже не так уверенно.
— Больше нет. Ты генерал Ненависть, Хасс.
— Мэор…
— Да?
— Отвали.
Но он только засмеялся. Развернул её спиной к себе, затянул на талии корсет, сам напялил на неё все эти бабские, воняющие лавандой тряпки, сам зачесал волосы наверх, закрепил шпильками — на полке перед зеркалом и шпильки нашлись! Лучше б не думать, что за бабу он тут держал до неё и куда эта баба девалась, но Линда всё-таки подумала. Выходило, что та была худее и выше. Платье трещало на талии и груди, невзирая на корсет. Рукава опасно натянулись на крепких руках, охватывая крепкие мышцы.
— Теперь ты красавица, — одев и причесав Линду словно куклу, сказал Мэор.
— А ты всё такой же укрысок, — неласково ответила та, на что Ринальт рассмеялся.
Глава 5. Обед с укрыском
Обед оказался сущей пыткой. Ненависть никогда не видала, чтобы из простого действия делали такой спектакль. Почище пьесы, что она видала когда-то на столичной площади. В тот день наёмники вышли гулять, и от них, надо сказать, прятались, а вот актёры не успели никуда удрать. Дали представление и вместо денег были отпущены жить безмятежно. Только Стервятник наорал на бедолаг в самом начале, когда они запели про короля. Но актёришки быстро сообразили и стали петь про принца — правда, песня стала заметно хромать в тех местах, где произошла столь стремительная и неловкая замена слов…
А здесь, в замке Ринальта, вместо актёров были подавальщики. Не такие, что в трактире, а важные, носы задравшие так, что, кажется, вот-вот уронят блюдо, которое несут на растопыренных пальцах, или вино прольют мимо стакана. Вышагивают, будто цапли по болоту, разве что не замирают на одной ноге! А сами стаканы — серебряные «дудки» на длинных ножках? А длинный стол, как на картинках в храме? Хорошо хоть, сели они с Ринальтом не по разным концам этого стола, а рядом, иначе ей бы до него не докричаться.
Еда тоже расстраивала больше, чем насыщала. Мясо здесь подавали отбитое так, что сразу расходилось под ножом, а жевать считай что и нечего было, да ещё вкус терялся от каких-то вонючих соусов. Рыбу солёную настругали лепестками и уложили в виде розы. И ко всему зачем-то накидали на тарелки всякой скотьей травы. Тут целыми снопами лежала какая-то зелень, по виду навроде капусты, и что-то красное, будто плоды ядовитого редьяра, и что-то фиолетовое, как будто флаг короля на салат порезали.
Когда Ненависть пальцами стала отодвигать это сено подальше, чтобы не мешало есть баранину на рёбрышках, Мэор заметил:
— Овощи продлевают жизнь.
— Да ну? — фальшиво изумилась Ненависть. — То есть если бы я жрала это сено, меня б не убили, что ль?
Мэор наколол на вилку красный ломтик неизвестного Ненависти овоща (сказать честно, для неё все это было чисто «скотьим кормом»), подцепил кусочек белого сыра и макнул вместе с красным ломтиком в тёмный густой соус. Положил в рот и зажмурился от удовольствия.
— Ты бы только попробовала…
Линда угрюмо жевала мясо. Вкус был… словно призраком вкуса. И вино из маленьких стаканов на ножках не понравилось: слабое и кислое.
— Как вы тут живёте при такой кормёжке? — спросила она. — Если солдат в день котелка каши с мясом не сожрёт, да хлеба буханку, да ещё, скажем, похлёбки какой не перехватит, погуще и пожирнее — много он тебе навоюет?
— Будь спокойна, у солдат другое довольствие. Хочешь посмотреть на свою армию? — Ринальт усмехнулся и отпил вина.