Капитан Перережь-Горло. Западня — страница 79 из 87

на сделала. И хотел бы он, чтобы ее это только позабавило. Но прежде, однако, нужно кое-что сделать. О'Мой тяжело опустился в кресло у письменного стола и, взяв перо, начал нисать.

Глава XIX
ПРАВДА

Нетерпеливое ожидание капитана Тремейна, уже долгое время возбужденно прохаживающегося по столовой, наконец завершилось.

Сильвия Армитидж вошла без объявления как раз в тот момент, когда он уже был готов в третий раз позвать Маллинза, и несколько секунд они в легком смущении смотрели друг на друга. Затем мисс Армитидж закрыла дверь и со свойственной ей грацией прошла в глубь комнаты, держа голову прямо и глядя на капитана Тремейна с некоторым вызовом, видимо, еще переживая свое выступление на суде.

— Маллинз передал мне, что вы хотели меня видеть, — произнесла она, чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание.

— После того, что произошло, это не должно вас удивлять. — Он не мог скрыть волнения, от его обычной невозмутимости не осталось и следа. — Почему, — наконец не выдержал Тремейн, — почему вы сделали это?

Сильвия Армитидж посмотрела на него с едва заметной улыбкой, словно находя этот вопрос забавным. Но, прежде чем она успела что-либо ответить, он снова заговорил быстро и горячо:

— Неужели вы могли предположить, что я желал бы купить свою жизнь такой ценой? Неужели вы подумали, что моя жизнь дороже мне вашего доброго имени? Есть чудовищная несправедливость в том, что вы пожертвовали собой таким образом.

— Несправедливость по отношению к кому? — последовал спокойный вопрос.

— Я не знаю! — воскликнул Тремейн после некоторой паузы. — По отношению к обстоятельствам, наверное.

Мисс Армитидж пожала плечами.

— Обстоятельства были такими, какими они были, и следовало что-то предпринять. Другого я ничего не смогла придумать.

— Это было вообще не ваше дело — что-то предпринимать! — в сердцах сказал он и сразу понял, какую ужасную оплошность допустил.

— Прошу простить за вмешательство, — произнесла мисс Армитидж ледяным тоном, — но теперь вам нет никакой необходимости об этом беспокоиться, — она повернулась, чтобы уйти. — До свидания, капитан Тремейн.

— О, подождите! — он встал между ней и дверью. — Мы должны понять друг друга, мисс Армитидж.

— Я думаю, мы уже поняли, капитан Тремейн, — ответила она — ее глаза метали молнии — и добавила: — Вы задерживаете меня.

— Я это делаю намеренно. — Он снова был спокоен и в первый раз за все время, которое знал ее и общался с ней, совершенно уверен в себе.

— Мы очень далеки от понимания. Более того, мы уже переполнены непониманием. Вы неправильно истолковали мои слова. Я очень сердит на вас. Не думаю, что за всю свою жизнь я еще на кого-нибудь так же сердился. Но вам не следует ошибаться относительно причины этого. Я сердит на вас за ту величайшую несправедливость, которую вы допустили по отношению к себе.

— Полагаю, это не ваше дело, — ответила мисс Армитидж, возвращая ему обидную фразу.

— Это мое дело. Я сделал его своим.

— А я не даю вам на это права. Пожалуйста, позвольте мне пройти, — она не отрываясь смотрела ему в лицо, ее голос был спокойным до холодности, и только прерывистое дыхание выдавало испытываемое девушкой волнение.

— Даете вы мне право или нет, я намерен взять его.

— Вы очень грубы.

Он усмехнулся.

— Даже рискуя показаться грубым, я все-таки предпочту объясниться с вами, нежели оставить все как есть. Я готов снести все что угодно, только бы не оставлять вас в заблуждении относительно мотивов, по которым я предпочел бы быть расстрелянным, чем оказаться спасенным за счет принесенного в жертву вашего доброго имени.

— Я надеюсь, — сказала мисс Армитидж чуть иронично, — вы не собираетесь предложить мне компенсацию в виде брака?

У капитана Тремейна перехватило дыхание. Гнев и смятение не дали ему подумать о таком варианте развития коллизии, и теперь, после такого презрительно-насмешливого напоминания, он осознал не только то, что оно является единственно возможным, но также и то, что именно поэтому Сильвия Армитидж полагает его совершенно невозможным.

Ее строгость сразу стала понятной ему. Она боится, что он пришел к ней с предложением, которое собирается сделать из чувства долга, чтобы исправить ложное положение, в котором она из-за него оказалась. А он своей брошенной сгоряча фразой подкрепил это подозрение.

Несколько мгновений Тремейн размышлял, выдерживая ее взгляд. Никогда еще Сильвия не казалась ему более желанной и недосягаемой одновременно, а его любовь более безнадежной, чем когда-либо. Ситуация сейчас требовала от него крайне осторожных действий, и Нед Тремейн пустился на хитрость впервые за свою солдатскую жизнь.

— Нет, — решительно сказал он, — не собираюсь.

— Я рада, что вы избавили меня от этого, — ответила мисс Армитидж, однако ее волнение как будто даже усилилось.

— И в этом, — продолжал Тремейн, — заключается причина моей злости на вас, на себя и на существующие обстоятельства. Если бы я считал себя хотя бы в малейшей степени достойным вас, я попросил бы вас стать моей женой несколько недель назад. О, подождите, выслушайте меня! Я уже несколько раз готов был сделать это, последний раз — той ночью на балконе, на балу у графа Редонду. Я призывал все свое мужество, собираясь признаться в своей любви, но потом опять сдерживался. Ведь, хотя я и могу в этом признаться, я ни о чем не смогу попросить. Я бедный человек, Сильвия. А вы дочь богатых родителей, люди говорят о вас, как о наследнице. Просить вас выйти за меня замуж… Поймите, я не могу этого сделать. Я буду выглядеть как охотник за приданым. Не в глазах окружающих — они ничего для меня не значат, — но, вероятно, в ваших глазах, а вы значите все. Я… я, — он запнулся, подыскивая слова для выражения переполнявших его чувств. — Если мое предложение будет воспринято благожелательно, обязательно найдутся люди, которые скажут, что вы вышли замуж за корыстного человека, воспользовавшегося вашей доверчивостью. Я счел бы себя в этом случае задетым, потому что нашел бы такой намек не лишенным оснований, но мне кажется, тут содержится нечто, касающееся вашего достоинства. Защищать вас — мой долг, иначе чего бы стоило мое отношение к вам, а я преклоняюсь перед вами.

Вот почему, — взволнованно закончил он, — я в таком негодовании и отчаянии из-за вашего благородного жеста в отношении меня, готового пожертвовать жизнью и честью, всем ценным, что у меня есть, для того, чтобы вас боготворил не только я, но и все вокруг.

Тремейн замолчал и, посмотрев на мисс Армитидж, встретил ее взгляд. Она была все еще очень бледной и, словно для того, чтобы сдержать сильное душевное волнение, прижимала к груди длинную тонкую руку. Но ее глаза улыбались, а на губах играла улыбка, которую Тремейн не знал, как объяснить — она была задумчивой, сочувственной и, как ему казалось, насмешливой.

— Полагаю, — сказал он, — в данной ситуации вы вправе ожидать от меня слов благодарности, которые я должен произнести в ответ на то, что вы сделали. Но у меня нет таких слов. Я вам не благодарен. Как я могу быть благодарным, когда вы погубили самое ценное для меня?

— Что именно?

— Ваше доброе имя.

— Однако я сохранила ваше.

— Да чего оно стоит? — воскликнул Тремейн почти с возмущением.

— Возможно, больше всего остального. — Она шагнула вперед и положила руку ему на плечо. Теперь уже нельзя было ошибиться — ее сияющие глаза и улыбка излучали нежность.

— Нед, теперь нам осталось только одно.

Взглянув на мисс Армитидж, смотревшую на него снизу вверх, Тремейн, в свою очередь, побледнел.

— Вы меня не поняли. Вы все же совершенно меня не поняли. К сожалению, я не обладаю даром слова, а если бы обладал, то использовал бы его в полной мере и даже сверх того…

— Напротив, Нед, я вас поняла прекрасно. Нельзя сказать, что я вас не понимала прежде, но теперь я уверена в том, на что надеялась.

— На что… надеялись? — с изумлением переспросил Тремейн и замолчал, словно пораженный какой-то страшной догадкой.

Она отвела взгляд и, продолжая улыбаться — теперь уже чуть лукаво, — спросила:

— Значит, вы не собираетесь делать мне предложение?

— Да как я могу? — воскликнул Тремейн почти гневно. — Вы же сами сочли это недопустимым, да так оно и есть. Это будет означать, что я воспользовался положением, в котором вы оказались благодаря своему безрассудному великодушию. Ох! — Он сжал кулаки и потряс ими.

— Что ж, хорошо, — сказала мисс Армитидж. — В таком случае, я сама прошу вас жениться на мне.

— Вы?!

— А что мне, по-вашему, остается? Вы сказали, что я погубила свое доброе имя. А вы дадите мне новое. Ведь я любой ценой вновь должна стать «честной женщиной». Так, кажется, это называется?

— Не надо! — воскликнул Тремейн дрогнувшим голосом. — Не смейтесь над этим.

— Мой дорогой, — мисс Армитидж положила ему на плечо вторую руку, — зачем тревожиться из-за вещей, которые не имеют значения, когда единственный важный для нас вопрос мы можем разрешить сами? Мы любим друг друга, и… — Произнося эти слова, она отвела глаза в сторону, но в какой-то момент губы ее задрожали и улыбка наконец погасла. Тремейн схватил ее руки и сжал их с такой силой, что сделал ей больно, и, склонившись над ней, попытался заглянуть в глаза.

— Вы думаете… — начал он.

Она резко повернула к нему свое вспыхнувшее лицо, готовая не то рассмеяться, не то расплакаться.

— Нет, это вы слишком много размышляете, Нед. А ведь все просто и понятно. В последний раз спрашиваю — вы женитесь на мне или нет?

Хитрость, на которую он пустился, оказалась гораздо сильнее, чем он рассчитывал, и результат превзошел все самые смелые его надежды.

Пробормотав что-то бессвязное, он привлек ее к себе. И я, вообще говоря, не вижу, что он мог сделать еще, ведь тут все было просто и понятно, а она сама как будто этого не оспаривала.

Тут неожиданно открылась дверь, и вошел сэр Теренс. Нет, он не удалился тихонько, как человек, неожиданно оказавшийся свидетелем такой интимной и трогательной сцены, напротив, О'Мой остался в комнате досадной помехой, чем и намеревался послужить.