Веллингтон тоже взглянул на сэра Теренса.
— О да, очень важно знать, — сказал он, — что вы думаете по этому поводу, О'Мой? — Его голос и лицо были абсолютно спокойными.
— Я… — Сэр Теренс растерялся, но затем взял себя в руки. — Это может решить только ваша светлость. Я не имею права влиять на это решение.
— Понимаю. Хм! А вы, Грант? Вы, конечно, согласны с доном Мигелем.
— Полностью, во всех отношениях, сэр, — без колебаний ответил офицер разведки. — Я полагаю, дон Мигел предлагает превосходную сделку. И, как он говорит, у нас есть гарантии ее осуществления.
— Эту сделку можно облагородить, — медленно проговорил Веллингтон.
— Если ваша светлость сообщит мне, как именно, совет, я уверен, будет готов сделать все, что в его силах, чтобы удовлетворить вас.
Веллингтон, чуть отодвинувшись в кресле от стола, вытянул скрещенные ноги и, сплетя пальцы рук, посмотрел поверх них на государственного секретаря.
— Ваше превосходительство говорили о политической целесообразности. Временами требования момента принуждают нас совершать весьма серьезную несправедливость. Порой люди падают жертвами во имя интересов большого дела. Ваше превосходительство, должно быть, помнит некое происшествие в Таворе, имевшее место месяца два тому назад — вторжение в женский монастырь британского офицера с весьма прискорбными последствиями в виде нескольких потерянных жизней.
— Я очень хорошо о нем помню, милорд. Я имел честь быть принятым сэром Теренсом по этому поводу, в связи с которым наносил сюда и свой последний визит.
— Это так, — подтвердил его светлость, — и из соображений политической целесообразности вы заключили тогда с сэром Теренсом сделку, как я понял, чреватую несправедливостью.
— Я не знаю об этом, милорд.
— Тогда позвольте мне освежить в памяти вашего превосходительства некоторые факты. Чтобы успокоить регентский совет или, точнее, чтобы облегчить мне мои отношения с регентским советом и удалить оттуда принципала Созу, вы поставили условие — так, чтобы потом заявить на совете, — что виновный офицер будет расстрелян, когда его схватят.
— От меня тогда мало что зависело и…
— Один момент, сударь. Для британского правосудия подобное разрешение ситуации является совершенно неприемлемым, и сэр Теренс поступил незаконно, позволив себе дать на это свое согласие; хотя я признателен ему за такую преданность, горячее стремление помогать мне, заставившее его совершить поступок, цену которого ваше превосходительство едва ли сможет себе представить. Но эта противозаконность составляла суть сделки, согласно которой британскому офицеру вынесли приговор до рассмотрения его дела в суде. Ему предстояло стать козлом отпущения, регентский совет хотел его смертью задобрить народ.
Но с тех пор прошло немало времени, я узнал истинные обстоятельства данного дела, и, более того, этот офицер уже час, как находится у меня, и, подробно опросив его, я убедился, что своим поведением он заслужил то, что мне, должно быть, придется лишить его офицерского звания и уволить из армии — но никак не смерти. Он виновен, большей частью, в отсутствии здравомыслия и безрассудстве. Я осуждаю это и сожалею о последствиях. Но что касается последствий, то тут монахини в Таворе виноваты никак не меньше. Он вошел к ним по чистой ошибке, уверенный, что это мужской монастырь, чему также способствовало глупое поведение привратника.
Далее. Слово сэра Теренса, данное им в ответ на ваши категоричные требования, толкает нас на путь несправедливости, которым я не имею намерения следовать. Я ставлю условием, сударь, в добавление к уже обговоренным, что ваш совет освободит нас от всех обязательств по этому вопросу, предоставив нам самим право решать, какому наказанию подвергнуть мистера Батлера. В свою очередь, ваше превосходительство, я обещаю, что дальнейшие расследования обстоятельств смерти графа Самовала вестись не будут и, следовательно, не состоится раскрытие его позорного занятия. После того, как ваше превосходительство потрудится выяснить мнение совета на этот счет, мы, вероятно, придем к соглашению.
Глубокое беспокойство, отражавшееся на лице дона Мигела все время, пока он слушал лорда Веллингтона, сразу исчезло. Он даже позволил себе улыбнуться.
— Милорд, нет никакой необходимости выяснять мнение совета. Совет предоставил мне полную свободу действий с тем, чтобы я получил ваше согласие на прекращение дела Самовала. И я без колебаний принимаю ваше условие. Сэр Теренс может считать себя освобожденным от данного им обещания по делу лейтенанта Батлера.
— Тогда мы можем считать дело решенным.
— Благополучно решенным, милорд!
Дон Мигел поднялся.
— Мне осталось только от имени совета поблагодарить вашу светлость за внимание и предупредительность, с которыми вы отнеслись к моему предложению и удовлетворили наше ходатайство. Будучи знакомым с безупречной практикой британского правосудия, принципами его отправления, основывающимися на гласности и открытости, я прекрасно осознаю цену уступки, сделанной вашей светлостью из сочувствия к членам семьи Самовала, членам португальского правительства, и, смею вас уверить, они, в свою очередь, будут вам признательны.
— Это весьма любезно, дон Мигел, — ответил Веллингтон, тоже поднимаясь.
Прижав руку к груди, государственный секретарь поклонился.
— Это крайне слабое выражение моих мыслей и чувств.
С этими словами дон Мигел их оставил, сопровождаемый полковником Грантом.
Оставшись наедине с Веллингтоном, сэр Теренс издал невероятно глубокий вздох облегчения.
— От имени моей супруги, сэр, я хотел бы принести вам благодарность, но она захочет поблагодарить вас сама за то, что вы для меня сделали.
— Что я для вас сделал, О'Мой? — Веллингтон смотрел на него холодно и высокомерно. — Я полагаю, вы ошибаетесь. То, что я сделал, было совершено исключительно из соображений политической рациональности, а не из благоволения к вам и пренебрежения своим долгом, как вы, по-видимому, вообразили себе — у меня не было выбора.
Убитый такой отповедью, О'Мой опустил голову.
— Я все понимаю, — произнес он подавленно, сцепляя и расцепляя пальцы рук. — Я… прошу вашего прощения.
Тонкие жесткие пальцы Веллингтона взяли его за рукав.
— Но я рад, О'Мой, что у меня не было выбора, — сказал он более мягко. — Чисто по-человечески я рад, что мой долг главнокомандующего поставил меня перед необходимостью поступить подобным образом.
Сэр Теренс схватил его руку и порывисто пожал ее обеими своими, не в силах справиться с переполняющими его чувствами.
— Спасибо! — прошептал он. — Спасибо вам за это!
— Уф, — выдохнул Веллингтон, затем неожиданно спросил: — Что вы собираетесь теперь делать, О'Мой?
— Делать? — Голубые глаза О'Моя умоляюще смотрели в строгое, красивое лицо командующего. — Я в ваших руках, сэр.
— Ваша отставка принята, поэтому она остается в силе, вы понимаете?
— Конечно, сэр. Конечно, вы же не можете после этого… — Он опустил голову и замолчал. — Но должен ли я отправляться домой?
— А как же иначе? И, по-моему, сэр, вы должны быть рады этому.
— Так точно, — последовал унылый ответ. — Вы допустили большую ошибку, назначив меня на такую должность! — горячо заговорил сэр Теренс. — Ведь вы знаете меня. Вы знали, что я простой, бесхитростный солдат и мое призвание — управлять полками, а не бумагами. Вы должны были понимать, что, занимаясь не своим делом, я рано или поздно попаду в беду.
— Пожалуй, — сказал Веллингтон. — Но что мне теперь с вами делать? — Он покачал головой и медленно двинулся к окну. — Вам лучше отправиться домой, О'Мой. Здешний климат вреден для вашего здоровья, и вы не перенесете летней жары, которая уже начинается. Такова причина вашей отставки. Вы понимаете?
— Я буду опозорен на всю оставшуюся жизнь, — проговорил сэр Теренс. — Уехать домой, когда армия как раз собралась начать военные действия!
Но Веллингтон не слышал его или сделал вид, что не слышит.
— Что за черт! — Он стоял у окна и не отрываясь смотрел во дворик. — Это один из адъютантов сэра Роберта Крофорда.
Веллингтон повернулся и, быстро подойдя к двери, открыл ее. В коридоре послышались быстрые шаги, сопровождаемые позвякиванием шпор и бряцанием ташки и волочащейся по полу сабли. Вошел полковник Грант в сопровождении молодого офицера с головы до ног покрытого пылью. Офицер — совсем еще юноша — едва стоял на ногах от усталости, но, увидев Веллингтона, собрался с силами и, приняв положение «смирно», отдал честь.
— Похоже, вы выдержали бешеную скачку, сэр, — так приветствовал его главнокомандующий.
— Я выехал из Альмейды сорок семь часов назад, милорд. С донесением от сэра Роберта. — Он протянул запечатанный пакет.
— Как ваше имя? — спросил Веллингтон, принимая депешу.
— Хамилтон, милорд, — последовал ответ, — Хамилтон из Шестнадцатого драгунского, адъютант сэра Роберта Крофорда.
Веллингтон кивнул.
— Вы прекрасный наездник, мистер Хамилтон, — заметил он, и на осунувшихся щеках юноши в ответ на столь редкую похвалу проступил слабый румянец.
— Ситуация не терпела промедления, милорд, — сказал он. — Французские колонны пришли в движение. Ней и Жюно подошли в начале месяца к Сьюдад-Родриго и начали его осаду.
— Уже! — воскликнул Веллингтон, его лицо потемнело.
— Генерал Херрасти отправил сэру Роберту настоятельную просьбу о помощи.
— А сэр Роберт? — с явной тревогой спросил главнокомандующий, прекрасно зная, что меньшее, чего можно было ожидать от горячего сэра Роберта Крофорда, получавшего свободу действий, это просто проявления отваги.
— Сэр Роберт просит в этом письме распоряжений, отказавшись выступить из Альмейды без инструкций вашей светлости.
— Очень хорошо, — заключил он. — Я сам напишу ответ и сделаю это немедленно. А вам следует восстановить силы, мистер Хамилтон. Отдохните здесь день и поедете со мной в Альмейду. Сэр Теренс, конечно, проследит за тем, чтобы о вас позаботились.