Первым долгом он отобрал в свой отряд лучших из лучших. Семьдесят человек удостоилось чести попасть в этот отборный отряд, где половина людей имела по два и более ранения, а вторая половина участвовала, по меньшей мере, в пяти сражениях. Эти головорезы были готовы следовать за своим прославленным командиром хоть в преисполню.
Арап-Хасан двинулся из села в село по тем местам, где действовал Петко, хватал (так же, как и Осман-ага) людей, подозреваемых в сообщничестве с гайдуками, и подвергал их страшным истязаниям, рассчитывая вырвать признание, где скрывается Петко и кто из местных жителей помогает ему. Кроме того, крестьяне вынуждены были кормить и поить карагалара и его молодчиков, жарить им по сотне кур разом, прислуживать и дарить все, что тем приглянется.
Само собой разумеется, Петко тут же узнавал обо всем: где Хасан находится, какими сыплет угрозами, какие бесчинства творит, и хотя удобный случай расправиться с турком подворачивался не раз, Капитан решил поберечь силы своих гайдуков, не завязывать боя, а схватить Арап-Хасана живым и наказать так же, как был когда-то наказан Осман-ага. Для исполнения этого тайного плана нужно было заставить турка потерять бдительность, успокоиться. А это могло произойти, лишь если Хасан решит, что Петко находится вдали от тех мест, где обосновались его преследователи. Случилось так, что Арап-Хасан «нащупал» следы гайдуцкого отряда в окрестностях Эноса и немедля направился туда, а там ему на следующий день сообщили, что отряд Петко объявился в окрестностях Гюмюрджины. От Эноса до Гюмюрджины, самое малое, три-четыре дня пути! Выходило, что на эти три-четыре дня уставшие турки могут дать себе передышку, отдохнуть, всласть поесть и попить в беззащитных болгарских селах, чтобы потом с новыми силами пуститься по следам Петко. Возле того села, где разместился на постой отряд Хасана, находилось турецкое имение, и бей, владелец имения, счел нужным проявить любезность и пригласить командира отряда погостить у него. Воевода, у которого всюду были глаза и уши, узнал об этом и с невообразимой быстротой, за одни сутки, возвратился в окрестности Эноса, чтобы устроить Хасану западню. Западня была задумана весьма нехитрая: еще до рассвета Петко расположился со своими людьми в небольшой рощице неподалеку от имения, куда был приглашен Арап-Хасан. Затем воевода и двое его товарищей переоделись каменщиками, взвалили на плечи мешки с инструментом и уселись полдничать в ложбине на середине дороги, по которой предстояло проехать турку.
Перед тем как расстаться с отрядом, Петко приказал своим ребятам сидеть тихо-смирно, и только когда раздастся ружейный выстрел, броситься к нему на выручку.
Все было предусмотрено, одного только Петко не мог предвидеть: сколько людей будет сопровождать Арап-Хасана? Хорошо, если человека два-три, а если десять? Пока наши гайдуки, вытягивая шеи, высматривали, не показался ли на дороге Хасан и сколько с ним людей, солнце уже поднялось высоко и подошло время завтракать. «Каменщики» расстелили свои замусоленные скатерки, разложили хлеб, лук да соль и принялись уплетать за обе щеки. Тут послышался конский топот. «Каменщики» вскочили поглядеть, кто едет, и увидали на дороге трех всадников — не иначе, бинбаши Арап-Хасан с двумя сопровождающими.
«Каменщики» радостно переглянулись и снова принялись за еду. Всадники вскоре подъехали ближе — черноволосый бинбаши с лихо закрученными усами и двое конных полицейских. «Каменщики» поднялись, почтительно приветствовали турок. Бинбаши осадил коня и осведомился, что за люди и куда держат путь. Те ответили, что они по строительной части, а путь держат в Энос, работу искать.
— А удостоверения у вас есть? — строго спросил бинбаши.
— Есть! — ответили каменщики.
— Ну-ка покажите! — приказал турок и повернул к ним коня.
«Каменщики» полезли за пазуху и подошли поближе, чтобы показать бумаги, но, оказавшись со всадниками совсем рядом, по условленному знаку все трое одновременно схватили одной рукой поводья, другой выхватили кинжалы.
— Я Петко-воевода! — крикнул один из «каменщиков», пронзая Арап-Хасана взглядом своих горящих глаз. — Давно мы друг дружку ищем, все хотели встретиться и вот, наконец, привел господь!
Имя Петко и кинжал в руке не оставляли места для колебаний. Арап-Хасан не оказал сопротивления. Турки были обезоружены и вместе с гайдуками исчезли в лесу, где их с нетерпением ожидал остальной отряд. Лошадей пленников отдали одному пастуху с приказанием вернуть их в село, полицейским, и передать там, что их предводитель и оба стражника некоторое время погостят у Капитана Петко в лесу, так чтоб не ждали.
Страшная весть об участи Арап-Хасана так напугала его головорезов, что они позабыли о заказанном угощении, мигом вскочили на коней и помчались в Гелибол, чтобы сообщить о случившейся беде.
Многие из гайдуков требовали покарать Арап-Хасана смертью, но Капитан Петко решил сохранить ему жизнь и с помощью этого драгоценного залога добиться освобождения всех, кто томился в тюрьмах за то, что помогали Петко. С этой целью Капитан через Ференского каймакама послал письмо в Адрианополь Вали-паше, и уже через двадцать четыре часа Вали-паша сообщил по телеграфу, что все друзья и помощники Петко выпущены из Адрианопольской тюрьмы. По этому случаю Ференский каймакам Мустафа Сусам 30 июля 1872 года направил Петко-воеводе следующее, весьма оригинальное послание:
«Единовластному лесному владыке
Петко Киркоолу.
Письмо ваше, препровожденное вами ко мне, было мною переслано моему высокому начальству с просьбой от себя исполнить вашу просьбу, и она была уважена. Согласно вашему желанию и на основании телеграфного приказа от сего числа, ваши родные и друзья все до единого из Адрианопольской тюрьмы выпущены. Посему прошу вас отпустить Хасана, а также полицейских, находящихся ныне в ваших руках.
При сем направляю к вам моего доброго друга Хасан-бея, который передаст вам мои наилучшие пожелания.
Редкий, может быть, уникальный документ в истории гайдуцкого движения! Документ, в котором высокопоставленный турецкий чиновник называет гайдуцкого воеводу независимым властителем и черным по белому подтверждает капитуляцию не какого-нибудь там бея, а всемогущего адрианопольского губернатора! Более того, как свидетельствует запись Петко-воеводы о поступлениях и расходах отряда за 1872 год, Ференский каймакам был вдобавок вынужден уплатить за освобождение Арап-Хасана огромную по тому времени сумму в 6 тысяч золотых турецких лир.
И еще одну огромную выгоду получил Капитан, освободив Хасана: проявленное им великодушие и рыцарство вызвало всеобщее удивление, заставило турок считать его достойным и благородным противником.
Тем не менее гайдуки подвергли Арап-Хасана небольшому наказанию, чтоб хорошенько запомнил, как играть с огнем. Ему, так же, как Осман-аге, сбрили левый ус и правую бровь. После несложной этой операции, навсегда покрывшей позором жестокого и самонадеянного турка, он, нигде не останавливаясь, отправился в Энос к каймакаму, а тот немедля препроводил его в Адрианополь к Вали-паше, где его ожидало разжалование и трехлетнее заточение в Видинской крепости.
В качестве эпилога к изложенным выше событиям мы позволим себе привести один финансовый документ, случайно сохранившийся вместе с несколькими другими документами того времени — запись поступлений и расходов гайдуцкого отряда Петко-воеводы с 20 мая по 31 декабря 1872 года.
Поступления:
1. От чифликчии Хакы-бея 3330 лир турецких
2. — „ — Мустафы-бея 6000 лир турецких
3. — „ — Ахмед-аги юзбаши из Гелибола 460 лир турецких. Всего 9790 лир турецких.
Из них мною израсходовано на нужды отряда:
На питание… 256 л. т.
— „ — вино и ракию 6 л. т.
— „ — табак 18 л. т.
— „ — обмундирование 513 л. т.
— „ — оружие 280 л. т.
— „ — другие необходимые предметы 967 л. т.
— „ — рум. облигации I960 л. т.
— „ — палатки 150 л. т.
4150 л. т.
Бедным наличными 322 л. т.
— „ — рабочей скотиной 172 л. т.
За услуги 220 л. т.
На шпионов 170 л. т.
Стражникам 25 л. т.
Церквям и школам 168 л. т.
Арестантам в Адрианополе 80 л. т.
Музыкантам 25 л. т.
Всего 5332 л. т.
Осталось в кассе наличными 4458 л. т.»
Не принято, конечно, включать в повествование финансовые счета, но ведь этот счет сам по себе — необычный, бескрайне интересный рассказ о деятельности Петко, не имеющей себе равной в гайдуцкой практике. О чем говорят эти цифры?
Прежде всего о том, как Капитан добывал средства, необходимые для существования отряда. Мелкие грабежи, которыми не брезговали даже самые прославленные гайдуки, совершенно чужды этому благороднейшему воеводе. За восемнадцать лет его гайдуцкой деятельности не было ни одного случая такого рода! Волей или неволей, но его кассу пополняли лишь богатеи, выплачивавшие ему «дань» или «залоги» за то, что он отпускал на волю кого-то из взятых в плен, либо «возмещавшие» обиды, нанесенные христианскому населению.
В обычной, назовем ее «классической», практике гайдучества, тем более гайдучества старых времен, участники операции делили добычу между собой, а затем каждый распоряжался своей долей по собственному усмотрению. Одни прятали ее, закапывали в землю, а так как внезапная смерть часто настигала гайдуков, то многие сокровища так и остались в земле. Другие же — на старости лет, для спасения души — строили на свои средства монастыри, обновляли церкви, третьи приобретали имения, четвертые раздавали деньги бедным и т. д. А приведенный выше счет показывает, что собранные, весьма внушительные суммы не делятся ни «по головам», ни «по винтовкам», что никто этих денег не кладет себе в карман, расходуются они только на общие цели.