— На этот раз такого не случится, — заверил Райли. — Мы знаем, на что он способен, а кто предупрежден, тот вооружен.
— Вы дали нам слово! — напомнила Жюли, поднимая вверх палец. — Вы сказали, что никогда и ни при каких обстоятельствах мы больше не станем работать на этого человека.
— Я знаю, но нам нужны деньги, и мы не можем позволить себе роскошь отказываться от работы только потому, что нам не нравится заказчик.
— Что значит — не нравится? — француженка выложила руки на стол ладонями кверху, словно держа перед собой невидимый поднос. — Боже! Он же хотел нас убить!
— Вы, конечно, капитан, но нас — большинство, — заявил Сесар, жестом указывая на остальных. — Никто из нас не станет работать на этого человека, сколько бы денег он ни предложил.
— Сеньор Мурейра, — ответил Алекс, придав своему тону как можно больше суровости, — вы забываете, что это мое судно, и демократии здесь не место.
— Знаю, капитан, — сказал механик, немного понизив голос. — Но вы не можете вести судно в одиночку, без нас вам не обойтись, — заявил он, глядя на своих товарищей. — А мы не хотим браться за эту работу.
— Я не сказал, что мы непременно должны за неё браться, но почему бы хотя бы не узнать, что это? Ничего ведь с нами не случится, если мы это выясним, правда?
— Может и случиться, — сказала Жюли. — Завтра мы переправим на берег весь груз и сможем отправиться в другой порт — скажем, в Валенсию, а если нет, то...
— Жюли, — остановил ее Райли, — Каждый день, когда судно простаивает в порту с пустым трюмом, мы теряем деньги. А кроме того, напомнить тебе, какие расходы мы несём? Запчасти, горючее, продовольствие... Мы должны неустанно работать, чтобы не прогореть.
— Этот тип — настоящая продажная шкура, — в сотый раз повторил Джек. — Если мы снова с ним свяжемся, то будем об этом жалеть весь остаток жизни, хотя она вряд ли окажется долгой.
И тут из-за приоткрытой двери неожиданно раздался мелодичный женский голос с акцентом центральной Европы.
— Что за продажная шкура?
— Д... добрый день, сеньора Рубинштейн, — заикаясь произнёс Джек. — Ничего, все в порядке... Мы просто говорили об одном нехорошем человеке.
Алекс немедленно воспользовался возможностью воздействовать на самые слабые стороны человеческой натуры.
— Мы говорили об одном человеке, — объяснил он, к удивлению всех присутствующих, — который собирается предложить нам хорошую работу. Но, к сожалению, — произнёс он, театрально закатив глаза, — моя команда страшно боится его и наотрез отказывается иметь с ним дело.
— Ах, вот как? — спросила австриячка, с интересом наклонив голову.
— Ну ладно... — смущённо пробормотал Джек. — Боится — не совсем правильное слово, лучше было бы сказать, что...
— Вы его боитесь? — спросила она и подошла к столу, благоухая легкими духами, в белом льняном платье, выгодно подчеркивающем безупречную фигуру. Устроившись за столом между Марко и Джеком, Эльза положила руки им на плечи. — И как же зовут ужасного демона, который напугал таких просмоленных морских волков?
— Его зовут Хуан Марш, — пояснил Алекс. — Он уже почти старик.
— Да что вы говорите? — воскликнула она и прошептала, обнимая за плечи обоих: — Я-то думала, что все контрабандисты — закаленные и отважные парни, а они испугались какого-то старикашки...
Галисиец и югослав покраснели, как два подростка после первого поцелуя.
— Я тоже так думал, — пожал плечами Райли. — Но, тем не менее...
— Постойте, капитан, — перебил Марович, постучав по столу костяшками пальцев. — Я вовсе не это хотел сказать. Когда... когда вы собираетесь поговорить с этим человеком?
Услышав эти слова, Эльза обняла югослава за плечи, наградив его столь неотразимой улыбкой, что он, казалось, вот-вот растает и стечет со стула.
— Думаю, чем скорее, тем лучше, — воскликнул кок и старший помощник, спеша перехватить инициативу. — Мы встретимся с ним завтра же. Более того, — добавил он, гордо вскидывая подбородок, — я должен пойти на эту встречу один, чтобы не подвергать смертельному риску остальных.
Алекс крепился изо всех сил, чтобы не рассмеяться. Со всей возможной серьезностью он спросил, облокотившись о стол:
— Так значит... Значит, вы оба на моей стороне?
— Полностью, — ответил один.
— Почему бы нет? — пожал плечами другой, оскорбившись вопросом.
— Прекрасно! — воскликнул Алекс. — Я всегда знал, что могу на вас положиться. — И, повернувшись к Сесару и Жюли, которые наблюдали за этой сценой, не слишком придавая значения происходящему, насмешливо им подмигнул. — Ну вот, теперь мы в большинстве.
И прежде чем они поняли, что случилось, он поднялся из-за стола и направился в сторону трапа, ведущего на нижнюю палубу, где находилась его каюта.
— Сегодня уже поздно, — сказал он перед уходом. — Так что все детали обсудим завтра. Всем доброй ночи!
Не переставая улыбаться, словно лиса, пробравшаяся в курятник, он спустился к каютам. Но прежде чем войти в свою каюту, Алекс постучал в соседнюю, куда поселили пассажиров.
— Сеньор Рубинштейн? — окликнул он, деликатно постучав в дверь.
Несколько секунд спустя дверь приоткрылась, и за ней показался Хельмут Рубинштейн во фланелевой пижаме, сонно щуря глаза.
— Да?
— Сеньор Рубинштейн, я лишь хотел поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, — с этими словами Райли протянул ему контрабандную бутылку шампанского и добавил: — Скажите вашей супруге, что наша маленькая комедия прошла блестяще, и если бы она решила посвятить себя сцене, то стала бы великой актрисой.
Следующее утро встретило их моросящим дождем, затянувшим серым маревом улицы города. Обычно Алекс любил такие грустные дождливые дни, располагавшие к чашечке горячего кофе с изрядной порцией рома, несмотря на то, что из-за влажности у него начинали ныть старые раны; точнее, именно поэтому Алекс их и любил: как напоминание о том, о чем он не мог, не должен был и не хотел забывать.
В такие моменты капитан «Пингаррона» наслаждался своей глухой тоской, его спутницей на протяжении многих лет, словно пил сладкий яд своей памяти. Он сидел в рубке, слушая завораживающий перестук капель по крыше и стеклам кабины, глядя на серый горизонт, теряющийся в дымке дождя между небом и землей. В такие минуты ему казалось, что этот мир — самое холодное, мрачное и равнодушное место во вселенной, и, как ни странно, это горькое ощущение почему-то помогало ему почувствовать себя в мире с собой.
Однако этим утром ему не довелось насладиться дождем и воспоминаниями.
В сопровождении старшего помощника он шел через населенный рыбаками район Барселонета на встречу с Хуаном Маршем. Улицы здесь были более широкими и опрятными, чем в старом городе, находящемся менее чем в пятистах метрах отсюда. Яркие цвета, в которые рыбаки красили свои дома, используя для этого те же краски, что и для лодок, вездесущая герань на окнах и балконах и даже редкие прохожие, бегущие по улицам, спасаясь от моросящего дождя, придавали жизнерадостный вид расположенному между пляжем и портом кварталу, даже несмотря на серое небо над головой.
— Я по-прежнему считаю, что это дерьмовая идея, — проворчал Джек, не переставая оглядываться по сторонам, как будто за каждым углом их поджидала засада. — Уверяю тебя, этот козел сожрет нас и не подавится.
Алекс искоса посмотрел на него и улыбнулся.
— Вчера вечером ты так не думал, — заметил он.
— Черт бы тебя побрал! — выругался Джек. — Думаешь, я не понимаю, что это ты все это подстроил?
— Кто? Я? — спросил капитан как ни в чем не бывало. — Позволь напомнить, ты принял это решение по собственной воле.
— Ну конечно, по собственной воле! Ты хоть мне лапшу на уши не вешай! — возмутился Джек, словно не замечая циничного тона Алекса. — Ты же сам меня к этому вынудил. Воспользовался моей... моими чувствами к этой женщине, а уж про Марко я вообще молчу: у него все мозги в яйцах.
Капитан слегка похлопал его по спине.
— Не волнуйся. Вот увидишь, все будет хорошо.
— Да уж, — скептически пробормотал Джек. — То же самое Гитлер говорил полякам.
Спустя две минуты они уже шагали по площади Барселонета в сторону церкви святого Михаила из Порта, возле которой их ожидал чёрный берлинский «мерседес», рядом маячили две фигуры в габардиновых шляпах, плохо различимые из-за дождя. Незнакомцы тут же повернулись навстречу.
— Ещё не поздно смыться, — прошептал Джек, глядя, как открывается дверца автомобиля, зловеще приглашая войти.
— Мы уже добрались до моста, — ответил Алекс, нащупывая под курткой «кольт» в качестве успокоительного. — Остаётся его перейти.
Едва они сели в машину, им первым делом завязали глаза, не обращая внимания на протесты моряков и заверив их, что будет именно так, и никак иначе.
Затем они почти час колесили по Барселоне. Алекс подозревал, это чтобы их запутать, поскольку город был не слишком велик, а светофоры почти отсутствовали, за это время его можно было объехать несколько раз. Наконец, седан с визгом тормозов остановился, после чего их, по-прежнему с завязанными глазами, вывели из машины и провели в какое-то здание.
— Ну что ж, можете снять повязки, — послышался сзади чей-то насмешливый голос.
Сняв повязки, они обнаружили, что находятся в огромном, роскошно обставленном кабинете с широким окном с видом на цветущий сад. Перед большим столом красного дерева стояли два пустых стула и как будто именно их и дожидались. В углах кабинета возвышалась пара то ли греческих, то ли римских статуй, с десяток картин украшал кремовые стены, и, хотя Алекс не был экспертом в искусствоведении, он без труда узнал работы Моне и Ван Гога. У него не возникло ни малейших сомнений, что он видит перед собой подлинники.
Он огляделся по сторонам, стараясь не показывать изумления. Один из головорезов подошел к ним сзади и привычным жестом — очевидно, он имел в этом деле богатый опыт — в мгновение ока обыскал обоих. Они даже не успели опомниться, как у них забрали оружие, спрятанное под одеждой.