Атмосфера в кабинете, освещаемым лишь тусклым светом через выходящее на север окно, была гнетущей. Напряженность, возникшая между собеседниками, буквально витала в воздухе. Гиммлер согласился на эту бессмысленную встречу скрепя сердце, лишь из-за нескольких фотографий, как он предполагал, представляющих для него угрозу, поскольку запечатленные на них намерения лидера СС были явно далеки от сюсюканий с детьми. Вот и еще одна причина, чтобы ненавидеть старого морячка, не признающего национал-социализм и занимающегося исключительно плетением интриг против начальства, что разлагало подчиненных. Гиммлер подозревал, что именно Канарис убеждал Франко не воевать на стороне Германии. «Несомненно, адмирал — тяжкая обуза для Рейха, но ничего, рано или поздно я упеку его вместе с семьей и тупыми псинами в концлагерь, и там его заставят сожрать своих собак, перед тем как вздернут на виселице за измену, — подумал Гиммлер, и его губы под усиками расползлись в довольной улыбке. — Рано или поздно, но упеку».
— Это ошибка, — в третий раз повторил Канарис, не обращая внимания на погруженного в размышления человека, сидящего перед ним. — Операция «Апокалипсис» — весьма серьезная ошибка, за которую нам, несомненно, придется дорого заплатить.
— Вы ничего не знаете об этой операции, — самодовольно произнес Гиммлер, — как бы вы ни притворялись, что это не так.
— Я знаю о ней достаточно, чтобы опасаться самого худшего, — возразил Канарис.
Гиммлер цинично улыбнулся.
— Позвольте напомнить, что на самом деле это была ваша идея.
От негодования адмирал вытаращил глаза, стараясь не поддаться на провокацию.
— Да как вы смеете? — возмущенно ответил он, не повышая, впрочем, голоса. — План, предложенный мной фюреру, состоял в том, чтобы внедрять в тыл врага наших агентов, используя для этого корсарские корабли. Мой план состоял лишь в этом, а вовсе не в том, что вы собираетесь провернуть. То, что вы намерены сделать, неизбежно приведет к катастрофе.
Гиммлер, явно забавляясь возмущением адмирала, откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях.
— А вам известно, что подобные пораженческие комментарии приравнены к государственной измене? — спросил он.
Наклонившись вперед, Канарис в упор уставился на главу СС.
— Ни вы, ни ваша армия чернорубашечников не способны запугать меня, Генрих, — ответил он ледяным тоном. — В случае необходимости я пойду к самому фюреру и доведу до его сведения, как сильно он ошибается. Операция «Апокалипсис» не просто обречена на неудачу; она принесет поражение и гибель всей Германии, поскольку вы не подозреваете об одном важном факторе. Мои осведомители в Лондоне уверяют, что британское правительство прекрасно знает об «Апокалипсисе», — он выдержал паузу, наблюдая за реакцией собеседника, однако тот ничем не выказал беспокойства или растерянности. — Так что эта операция, — закончил он, — заведомо обречена на провал.
Канарис ожидал увидеть на лице Гиммлера удивление или возмущение, когда он сообщил, что британцам было известно об операции.
Однако, к его собственному удивлению, Гиммлер лишь усмехнулся в свои нелепые усики.
— Этот жирный пьяница Черчилль на самом деле ровным счётом ничего не знает.
— Но мои агенты...
— Британцы знают о ней, — разъяснил он, расплываясь в торжествующей улыбке, — лишь то, что мы позволили им узнать.
Канарис надолго задумался.
— И тем не менее, — произнес он, не желая сдаваться, — прекратите это безумие, пока не поздно.
Гиммлер раздраженно поморщился.
— Вы, как и я, прекрасно знаете, что это невозможно. Да если бы и было возможно, — добавил он, со скучающим видом разглядывая свои ногти, — фюрер никогда на это не пойдет. Ни у него, ни у меня, ни у всех остальных, кто фактически правит Германией, — произнес он, наслаждаясь каждым звуком собственного голоса, — нет ни малейших сомнений, что эта операция нанесет окончательный удар по Союзникам. Это не только приведет к нашей немедленной победе в войне; менее чем через год мы установим господство во всем мире. Это будет поистине Апокалипсис, — закончил он, глядя на собеседника со сдержанным торжеством, — после которого в мире останется место лишь для людей арийской расы.
Потрясенный Канарис видел в глубине этих фанатичных глаз несомненный отблеск безумия.
— Послушайте, — произнес он, стараясь говорить как можно мягче. — Даже если операция пройдет успешно, мы окажемся еще дальше от той цели, к которой вы стремитесь. Вы не только обрушите на нас гнев наших врагов, но и наживете себе новых. Вы восстановите против нас все народы... Даже великая Германия едва ли сможет противостоять всему миру и выйти при этом победительницей. Неужели вы этого не понимаете? — закончил он, заломив руки в умоляющем жесте. — Это будет поистине Апокалипсис, в котором погибнем мы все.
Гиммлер медленно покачал головой и довольно улыбнулся.
— Нет, Вильгельм, — снисходительно ответил он. — Если кто-то чего-то и не понимает, так это вы. — Эта операция имеет гораздо большее значение и далеко выходит за рамки того, что, по вашему мнению, вам известно. — Опираясь на подлокотники кресла, он поднялся на ноги и одернул полы кителя, давая тем самым понять, что считает беседу оконченной. — А потому не лезьте не в свое дело и следуйте указаниям фюрера, не обсуждая их, если вам хоть сколько-нибудь дорога собственная жизнь и жизнь ваших близких. Я достаточно ясно выразился? — добавил он напоследок.
Адмирал Канарис посмотрел в упор на человека в черном мундире, нисколько не сомневаясь, что при первой возможности тот без колебаний исполнит свою угрозу. Поэтому он молча кивнул, отступая.
— Вполне, — сухо ответил он.
— Вот это мне нравится, — ответил Гиммлер, вполне удовлетворенный капитуляцией старого труса, от которого, как он был уверен, ему не составит труда вскоре избавиться. — Не препятствуйте нашим планам, и тогда, возможно, вы станете свидетелем нового мира, в котором будет править великая Германия и национал-социализм.
Не удосужившись даже попрощаться, Генрих Гиммлер вышел из кабинета, оставив адмирала по-прежнему сидеть в мягком кресле, погруженным в глубокую и мрачную задумчивость.
Назначая Гиммлеру эту встречу, Канарис с самого начала прекрасно знал, что не сможет изменить его планы ни на йоту. — Но главной его целью было лишь подтвердить свои подозрения, что полученная им информация об операции «Апокалипсис», была, как ни странно, не более чем вершиной айсберга — чего-то еще более жуткого и опасного.
С тех пор как на Канариса возложили незначительную часть подготовительных работ, его интуиция опытного и знающего разведчика подсказывала, что это всего лишь хитрая уловка: занять его мелочевкой, чтобы заставить поверить, будто он причастен к операции, хотя на деле всё совсем иначе. Интуиция не подвела: слова Гиммлера лишь подтвердили, что он ничем не сможет помешать их планам.
А хуже всего то, что это была правда.
37
Райли казалось, что прошло лишь несколько минут, как он уснул, когда по ту сторону закрытых ставней его внезапно разбудили чьи-то голоса, заставив резко сесть, внезапно насторожившись.
Резким движением он толкнул лежащую рядом Кармен, и та подняла голову, дико озираясь.
— Что случилось?
Вместо ответа он поднес палец к губам, нащупывая правой рукой рукоять пистолета.
— Там кто-то есть, — прошептал он, наклоняясь к самому ее уху. — Там, снаружи.
Тяжелая дверь содрогнулась от сильного удара, вслед за которым послышался детский смех и крики на арабском.
— Черт!.. — с облегчением выругался он, вновь опускаясь на ковер. — Вот не нашли эти гребаные щенки другого места для своих игр!
— И поэтому ты меня разбудил? — прорычала Кармен. — Из-за нескольких ребятишек, играющих в футбол?
— Я спал и услышал... — начал оправдываться он. — Я решил, что это... это... — Алекс замолчал на полуслове, внезапно обнаружив, что она совсем голая и ее соски устремлены прямо на него во всей своей беспощадной притягательности.
А ей понадобилось лишь мгновение, чтобы это понять; охваченная скорее гневом, чем скромностью, она потянула на себя одеяло, чтобы прикрыться. Как ни парадоксально, это еще больше возбудило Райли — он никогда не мог противиться чарам этой женщины, которая теперь рассерженно смотрела на него огромными черными глазами из-под чувственно распущенной гривы волос, в беспорядке спадающих на плечи.
Алекс уже открыл рот, чтобы сказать ей, как она прекрасна этим утром, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, за дверью послышался новый звук. На сей раз Алекс безошибочно узнал скрежет ключа в замке, не желающем открываться.
Капитан «Пингаррона» навис над Кармен, прижимая палец к губам и одновременно выхватывая из-под подушки пистолет. Одним прыжком вскочив на ноги, он бросился к двери, которую уже успели открыть, и, едва на пороге появилась мужская фигура в джеллабе и с корзиной в руке, Райли тут же прижал дуло пистолета к виску незнакомца.
— Молчите и не двигайтесь, — прошептал он, все еще прижимая дуло пистолета к его голове. — А теперь поставьте корзину на пол, медленно закройте дверь и поднимите руки вверх.
Вошедший беззвучно повиновался, и лишь после того, как Райли сдернул с его головы капюшон джеллабы, он, к величайшему своему смущению, обнаружил, что человек, которому он угрожал пистолетом — не кто иной, как Хулио Вильялобос, хозяин дома.
— Ах, простите, — растерянно пробормотал он, убирая оружие. — Я не думал, что это вы.
— Ты идиот, Алекс, — сказала Кармен, вставая и запахивая на груди красный шёлковый халат. — С тобой все в порядке, Хулио?
— Да-да, все хорошо, — заверил тот, опуская руки. — Простите, если напугал вас.
— Мне очень жаль, — ответил Алекс, убирая пистолет в задний карман брюк. — Я думал, вы спите.
— Я и спал... — ответил хозяин. — Но уже почти поддень, и я решил сходить за покупками. Будете завтракать?
— Мы только что проснулись, — ответила Кармен, бросив последний яростный взгляд на капитана.