– Это как?
– Поплевываешь в потолок и мечтаешь, мысленно представляя себе то блюдечко с голубой каемочкой, на котором тебе принесут денежки. Да, сумму нужно обязательно загадать с точностью до копейки. Попробуй на досуге. Нынче модно.
– Боюсь, у меня не получится, – фыркнул Хват, явственно представив почему-то не заветное блюдечко, а себя – валяющегося на диване с блаженной улыбкой идиота.
– И ни у кого не получается, – серьезно сказал Васюра. – Еще старина Маркс подметил, что нет на свете ни одной подлости, которую бы не совершил толстосум ради приумножения своего капитала. А до него Христос говорил: легче, мол, верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в божье царство.
– Вот пусть с ними господь и разбирается.
– А до тех пор нехай жируют? Нет, Миша, шалишь. Мы, конечно, не боги, наше дело маленькое, человечье, но когда удобный случай подворачивается, то почему бы мир не подправить маненько в сторону справедливости? – Васюра неожиданно улыбнулся, помолодев сразу лет на десять. – А, Миша? Нам ли спокойно глядеть, как разные предприимчивые твари вокруг плодятся и размножаются?
– С одной стороны, вы правы, – Хват задумчиво ущипнул себя за мочку уха, – а с другой…
– Если хоть с одной стороны прав, то уже хорошо, – убежденно заявил генерал. – Пусть борцы за права человека о благоденствии всякой плесени радеют, а мы по старинке будем ее подчищать, по мере сил и возможностей. – Взгляд Васюры переметнулся на далекие облака, сделавшись скучным-прескучным. – Если не хочешь пачкаться, то садись на свой японский мотоциклет и скатертью дорожка. Искать и карать не стану. Слово офицера.
– Дорожка у меня одна, – вздохнул Хват. – Порой скользкая, порой кривая, а другой не знаю.
– Вот и ладненько, – обрадовался Васюра, сделавшись похожим на бодрого дедушку, уговорившего внучка сыграть с ним в шахматы партию-другую. – Тогда сейчас сварганим общими усилиями ужин, а за столом все и обсудим спокойно. Своих орлов по домам распущу, так что до завтрашнего утра ты, Миша, мне за ординарца будешь. Не возражаешь?
– Какие могут быть возражения, товарищ… Петр Ильич. – Получилось глуповато, и Хват не удержался от смешка.
Странное дело, но в присутствии грозного генерала ГРУ он не чувствовал уже ни малейшей скованности, напротив, ему казалось, что он знает Васюру с незапамятных времен, причем не просто как командира, а как старшего товарища, с которым можно не юлить, не подбирать правильные слова и не притворяться кем-то другим, чем ты являешься на самом деле. Еще больше освоился Хват с исчезновением генеральских охранников, которые, прежде чем отбыть восвояси, смерили чужака одинаково тяжелыми, предупреждающими взглядами.
В ответ Хват сделал им ручкой и независимо отвернулся.
Проводив «племяшей», генерал поманил его пальцем, показал, где находится кухня, а потом распорядился:
– Значит, так, гость дорогой. Баклуши здесь бить не принято. Ты чистишь картошку, я готовлю салат, а потом садимся за стол и беседуем на интересующую нас обоих тему. За знакомство можно было бы и по чарочке опрокинуть, но мои оглоеды вчера последнюю бутылку приговорили, ты уж не обессудь.
– Я мог бы сгонять на станцию, – неуверенно предложил Хват, – но не оставлять же вас одного.
– Тут по соседству есть, кому за стариком приглядеть, – скупо усмехнулся Васюра, бросив быстрый взгляд в сторону слухового окна соседской крыши.
– Тогда я поехал? – оживился Хват, ненавидевший возиться с приготовлением пищи.
– Как знаешь, но картошка все равно за тобой.
– Честно говоря, я предпочитаю в «мундирах». Милое дело. Поставил вариться, и никаких забот.
– Все-таки тебе близок метод Наполеона Хилла, – вздохнул Васюра. – Мужчине, которому лень даже картошку почистить, самое место на диване, кверху пузом, а не в спецназе.
Вместо того чтобы вступить в полемику, Хват выскользнул во двор, проворно оседлал «Ямаху» и теперь, гоняя трескучий двигатель на холостых оборотах, лишь улыбался и пожимал плечами. Он терпеть не мог критику в свой адрес и пускался на любые уловки, чтобы не слушать ее. Включал телевизор, заводил мотоцикл, притворялся спящим. Вот и сейчас докричаться до него было невозможно.
– Ты, никак, решил увильнуть от работы? – возмутился стоящий на крыльце Васюра.
– Что вы сказали? – проорал Хват, прикладывая ладонь к уху. – Ничего не слышу. В общем, вы пока начинайте, а я поехал. Кстати, если вам не нравится вареная картошка, то ее можно пожарить. Впрочем, решать вам.
С этими словами Хват отсалютовал опешившему от такой наглости генералу и, заложив крутой вираж, унесся прочь, оставив на память о себе голубоватый дымный след, протянувшийся через двор к распахнутой калитке. Он даже не подумал притормозить, проскакивая между железными столбами, хотя умудрился не зацепиться за них.
– Лихач, – проворчал Васюра шальному мотоциклисту вслед. – Бездельник и повеса, каких мало. В точности, как я в его годы. Эх, молодость-молодость…
Не договорив, Васюра махнул рукой и отправился в погреб за картошкой, которая без него так и осталась бы нечищенной.
Ночь выдалась по-летнему теплая, но камин все-таки растопили, потому что после обильного ужина обоим захотелось посидеть возле огня. Старинные кожаные кресла в генеральском доме стояли – не чета нынешним, чересчур мягким и податливым, как задницы большинства героев нового времени. За распахнутым настежь окном звучал несмолкаемый лягушачий хор, изредка заглушаемый истеричными возгласами какой-то ночной птицы. В кабинете уютно потрескивали дрова, плясали языки пламени. В изменчивом свете огня глаза обоих мужчин, старого и молодого, поблескивали одинаковым янтарным блеском.
– Про взрыв поезда я в курсе, – сказал Хват, – а второй теракт? Полковник Реутов обмолвился, что его совершили на военном объекте…
– Типун тебе на язык, – рассердился Васюра. – Смотри, накаркаешь. Совершили и пытались совершить – две большие разницы, как говорят в Одессе. – Поворошив кочергой угли, он продолжал уже обычным тоном: – Просто работал один бритоголовый на секретном заводе… Хотя какая сегодня секретность, к чертям собачьим, одно название. – Из-под кочерги вылетел целый сноп искр. – Короче говоря, взяли мы фашистика с поличным, с мобильником то есть, а дело повернули таким образом, чтобы ФСБ нос не совала. Одни спецы с ним разбирались, другие – с его трубкой.
– Разобрались?
– Конечно. Кололи фашистика по полной программе, до самой задницы. – Рука Васюры совершила рубящий жест. – Знал он, правда, немного, лишь командира своей пятерки назвал, а командир, не будь дурак, с восьмого этажа сиганул, когда за ним пришли.
Хват, все это время наблюдавший за огненной пляской в жерле камина, поднял взгляд:
– Насколько я знаю, за всем этим стоит профашистская организация «Феникс», с господином Антоненко в роли спонсора.
– Продолжай. Только коротко.
– Короче не бывает. – Хват принялся поочередно оттопыривать пальцы. – Первое: в самом скором будущем Олег Григорьевич Антоненко собирается снабдить своими телефонами боевиков «Феникса». Второе: эти телефоны будут использованы при проведении целой серии террористических актов, которые припишут, например, чеченским боевикам. Третье: на волне народного гнева партия Антоненко рассчитывает собрать хренову кучу избирательских голосов, дабы попытаться захватить политическую власть в стране.
– Все правильно, – кивнул Васюра.
Хвату не понравилось его безмятежное спокойствие.
– Этих тварей надежно опекают? – спросил он.
– А как же. Проводятся негласные обыски, установлено наружное и внутреннее наблюдение, прослушивание, в среду внедряются информаторы. Ты, Миша, не ломай себе голову над этими премудростями. Организация у нас под колпаком, никто не выскользнет. А вот господин Антоненко…
– Сбежал?
– Зачем сбежал? Руководит своей партией, речи произносит, имидж совершенствует, политтехнологов выслушивает. – Васюра скривился. – В общем, горит на работе. Жаль, что не заживо.
– Я бы взял его тепленьким, пока он опасности не почувствовал, – сказал Хват. – Не понимаю, зачем с ним нянчиться? «Власть народа» разогнать, птенчиков из «Феникса» ощипать и на тюремные нары, Антоненко утопить в бассейне, море или где он там купается? На вашем месте…
– Давай лучше на своих местах останемся, – мягко предложил Васюра. – Пусть каждый занимается своим делом.
– Чем заниматься мне, конкретно?
– Сейчас я обрисую твою задачу в общих чертах, а утречком, на свежую голову, повторим урок. Устраивайся поудобнее и слушай. Перебивать меня не надо, просто запоминай, мотай на ус. Готов? Ну, с богом…
Через минуту Хват изумленно открыл рот. И лишь через пять – вспомнил, что спецназовцу не пристало сидеть с дебильно отвисшей челюстью. Рот он поспешно закрыл, но внимать рассказчику продолжал с неослабевающим интересом. Тут было чему дивиться. И было отчего скрежетать зубами, вникая в подробности.
Оказывается, Олег Григорьевич Антоненко не подлежал аресту. Снять его с выборной гонки означало дать повод обвинять Россию в ущемлении свобод, попрании демократии и пренебрежении к общечеловеческим либеральным ценностям. Кремль, которому постоянно тыкали в нос делом «Юкоса», убийством журналистки Политковской и отравлением сподвижников Березовского, не желал давать новый козырь своим недоброжелателям. Тем более что за Антоненко следили не только отечественные спецслужбы, но и иностранные. В ЦРУ тоже знали о связи «Власти народа» с «Фениксом», но помалкивали, дожидаясь своего часа. Стоит упечь спонсора скинхедов за решетку или хотя бы предъявить ему обвинение, как западные масс-медиа дружно взвоют, призывая громы и молнии на голову российского президента.
Подобный сценарий уже разыгрывался в Белоруссии и едва не стоил Лукашенко поста. Ни проамериканские журналисты, ни дипломаты не станут слушать оправданий. Фашистская подоплека истории останется в тени. Запад не поверит в причастность Антоненко к подготовке терактов. Из него сделают мученика, борца с диктатурой и бизнес-страдальца. Во избежание этого действовать приходилось так, чтобы комар носу не подто