– Димка! Женька! – закричала она, подозрительно глядя. – Вот вы где! А вас Валентина Николаевна зовёт!
– Зачем? – спросил Женька, вслед за Димой пряча под миску недоеденный ботинок.
– Как зачем? – закричала Зинаида. – Обедать пора!
Худшего известия Зинаида никак не могла принести. При всём её желании. Женька так был сыт своим ботинком, что ему казалось, что он больше никогда ничего не захочет есть, а тут надо идти и поглощать обед из трёх блюд!
– Ладно! Иди! Мы сейчас!
– А не наврёшь? – издали спросила Зинаида.
– Да ты что! – завопил Дима. – Можешь проверить! Через три минуты…
– Ну, смотри… – сказала Зинаида.
Женька и Дима поднялись, залили костёр бульоном из-под ботинок и зашагали домой.
Как Женька ел обед, он не помнил. Дима и второй обед в интересах человечества уплетал за обе щеки – вот это Женька хорошо помнил. Ещё он помнил, что мама всё поглядывала на его босые ноги и всё время улыбалась. Пока вдруг не спросила:
– Евгений! А где твои ботинки? Почему ты вдруг босиком?
– М-м-м… – промычал Женька, размазывая кашу по тарелке.
– Почему ты без ботинок, я спрашиваю!
И тут вошла сама не своя сестра Димы, Зинаида. Она молча посмотрела под стол на босые Женькины ноги и на босые Димины ноги и вынула руку из-за спины. В руке был сваренный и недоеденный ботинок.
– Они их съели… – сказала ужасным голосом Зинаида.
Женькин папа, молчавший всё это время, вдруг побледнел, приложил руку к сердцу и стал медленно подниматься со стула, а Женькина мама, пока папа поднимался, приложила к сердцу обе руки и стала медленно опускаться на стул.
Что после этого началось в доме! Как вызывали на дачу «неотложку»! Как прибежали папа с мамой к Диме! И как себя чувствовали всё время мальчишки – этого не перескажешь, потому что какому путешественнику промывают желудок, если он спасается от голода, съев свои ботинки! Никакому и никогда! Об этом орал Дима на всю дачу.
– Во-первых, – говорил Диме Женькин папа, – ты съел не свои ботинки, а ботинки своего родственника! А во-вторых, где ты читал, чтобы путешественник начинал свою подготовку к путешествиям с того, что ел кожаную обувь?
А потом, а потом Женьку с Димкой напичкали какими-то лекарствами, уложили в постели под родительским конвоем и заставили заснуть.
Когда Женька проснулся на следующее утро, Димы уже не было – очевидно, его увезли. Очевидно, его мама уже решила, что Диме можно сделать несколько шагов до машины и проехать полкилометра до своей кровати. Под подушкой Женька нашёл записку: «Всё в порядке!!! – писал Димка. – Под-готовка к путешествию продолжается!!! Жди!!! Указаний!!!»
Это означало, что, возможно, сегодня же вечером или, в крайнем случае, завтра утром Дима снова появится на даче своего троюродного брата.
КАК КАПИТАН СОВРИ-ГОЛОВА ЧУТЬ НЕ СТАЛ УКРОТИТЕЛЕМ ЗМЕЙ,илиУЖИН С УДАВОМ
Дня через два Женькины мама и папа вдруг стали лихорадочно прятать в доме всякие кожаные предметы и вещи. Все это складывалось на веранде в окованный железом бабушкин сундук.
Женька сидел безучастно на лестнице и все еще переживал гибель своих любимых ботинок. Его грустные мысли сами собой складывались в сообщение, которое обычно печатают на последней странице газеты в черной рамочке. Эти сообщения называются, кажется, некрологами.
«4 июля сего года, — сочинялось в Женькиной голове, — скоропостижно скончались ботинки Евгения Семенова (правый и левый). Они родились на обувной фабрике «Восход» и должны были прошагать по туристским тропам... не один десяток километров... но глупая и преждевременная смерть вырвала их из наших рядов».
— Отец! — закричала мама, выходя из сарая. — А мы с тобой охотничьи сапоги забыли! Они ведь тоже кожаные!
— Неси их сюда! — крикнул папа.
Мама демонстративно поволокла по лестнице папины сапоги и даже на секунду задержала их перед Женькиным носом. Назло, наверное. Наверное, она уже знала, что он, после того как съел свои ботинки, не мог переносить даже запаха кожи. Женька и так сидел не дыша, когда мимо него проносили что-то кожаное.
— Вот, — сказала мама, — вот! До чего дожили!
«Какая жестокость, — подумал Женька. — И без того тошно, так нет — сыплют соль на его незаживающие раны все утро!»
В это время звякнула калитка, и во дворе в сопровождении своей мамы появился Дима. При виде его Женька вдруг испытал два совершенно противоречивых чувства — чувство ужаса и чувство радости. Поодиночке эти чувства, конечно, приходили к нему не один раз, но одновременно он испытывал их впервые.
Папа побледнел и, приложив одну руку к сердцу, опустился в плетеное кресло. Мама застыла на пороге веранды. А Женька как сидел, так и закрыл глаза, чтобы не видеть своего троюродного брата, который пришел почему-то с каким-то чемоданчиком. В темноте перед Женькой закрутились в кипящей воде ботинки. Поэтому он тут же открыл глаза — лучше видеть Диму, чем...
— А, Димочка пришел! — сказала очень добрая мама Женьки как бы радостным, но в то же время тревожным голосом.
— Я сегодня дежурю, — сказала Димина мама. — Пусть он у вас побудет до завтрашнего утра.
Папа улыбнулся кисло-прекисло, почему-то вздрогнул, осмотрел Женьку с ног до головы и вытянул у него из брюк кожаный ремень. Потом подошел к Диме и, указав пальцем на его ноги, обутые в кожаные сандалии, сказал:
— Снимай!
Дима разулся.
После обыска Дима как ни в чем не бывало уже направился на берег Москвы-реки, и Женька уже сделал за ним три шага, как вдруг папа как закричит:
— А ну-ка голубчики, постойте-ка!
Женька и Дима остановились.
— Вы куда?
— Туда... — сказал Женька. указывая рукой в сторону злополучного берега реки.
— Никаких туда! — сказал папа. — Только сюда!.. Или сюда!.. Или сюда!.. — Он указал рукой сначала на гамак, потом на веранду, потом на поляну перед самой дачей. — И чтобы быть все время у меня на глазах!
Димина мама сказала:
— Сейчас придет Зинаида, она за ними посмотрит! Ты не беспокойся, пожалуйста!
— Вот это хорошо, — сказал папа.
Дима все это спокойно выслушал и спокойно направился к гамаку. «Кажется, сегодня подготовка к отважным путешествиям не грозит», — подумал Женька одновременно и с радостью и с разочарованием. И стал устраиваться в гамаке рядом с Димой. «Ну, и хорошо, что не грозит! — думал он. — Ну, очень хорошо!.. Но и плохо, конечно! Очень плохо!» Женька уж как-то привык, чтобы с Диминым появлением на даче ему обязательно что-нибудь грозило.
Гамак тихо качался. Свесив одну ногу за борт, Женька тихонько толкался ею об землю, посматривая на Диму. Димино лицо горело, как в огне, но было, как всегда, непроницаемым. Только губы его все время что-то колдовали беззвучно. Пришла Зинаида и стала рядом с ними делать вид, что с интересом читает какую-то книгу. Папа изредка из-за газеты бросал на них довольные взгляды. Заметив, что папа был ими очень доволен, мама тоже стала очень довольна. И Зинаида это тоже, видимо, все почувствовала и тоже была довольна тем, что мама была довольна тем, что папа был очень Женькой и Димой доволен.
Женька вдруг тоже стал доволен. Но вдруг Дима перестал беззвучно колдовать своими губами и сказал тихо:
— Я продумал, как тебе защищаться и как мне защищаться от подавляющих... Мы так защитимся, что они с ума сойдут...
— Правда! — ужасно обрадовался Женька не столько за себя, сколько за Диму. — А как?
— Как? — сказал Дима. — По методу Субанга! Помнишь, я тебе рассказывал про негра с анакондой?
Услышав имя какого-то Субанга, Женька вздрогнул. Он уже знал, что любое непонятное слово или имя, произнесенное Димой, ни к чему хорошему еще не приводило и, вероятно, не приведет. Из-за итальянца Пигафетти, который тоже, наверное, съел парус, они чуть не отравились ботинками. А теперь еще этот Субанга... Ну и пусть Субанга! А чего бояться?
Папа с них глаз не сводит и мама рядышком — стол накрывает на веранде. И Зинаида сидит невдалеке и читает книжку, то есть не читает, а подслушивает, о чем они разговаривают. Значит, в худшем случае Дима может рассказать про метод этого самого Субанга только теоретически.
— Так я тебе просто так, что ли, все рассказывал. Вот я тебе сейчас в доказательство почитаю, — сказал Дима. Затем достал из кармана кусочек бумаги, вырезанный то ли из газеты, то ли из журнала, и начал шепотом читать: — «...Субанга — житель Африки. Он нашел в лесу маленького питона и решил его выходить. Для этого он с ним вместе спал и ел»...
Когда Женька только представил, как этот Субанга обедал с этим питоном, а потом спал, может быть, даже в обнимку, ему стало уже нехорошо и волосы у него на голове стали торчком. Зинаида заметила в Женькиной прическе что-то неладное и подсела к ним поближе. Дима это заметил и понизил голос:
— «Питон вырос — теперь это восемнадцатиметровая змея весом сто сорок килограмм. Днем она забирается в джунглях на кокосовые пальмы и стряхивает с них орехи, — тихо читал Дима, — а ночью свертывается на земле вокруг спящего хозяина кольцом, охраняя его жизнь и сон». Теперь понял? — спросил Дима.
— Конечно! Свертывается! И оберегает! — ответил Женька.
— Значит, с помощью кого мы будем оберегать себя?
— С помощью... Субанги... — предположил Женька.
— Как это Субанги?
— Так, — сказал Женька, — возьмем у него питона...
— Как — возьмем?
— Так, — сказал Женька, — напрокат. Днем он будет свертываться вокруг... орехов... а ночью... трясти нас... — Женька все от ужаса перепутал, но Дима не обратил на это
внимания.
— «Напрокат»! — сказал Дима. — Что тебе питон — «Москвич» или пылесос? Мы должны лично вырастить и воспитать! Так что ты на Субангу не очень-то надейся! Ты, в общем, это... давай... готовься...
— К чему? — спросил Женька.
— Как — к чему? — удивился Дима. — Какой бестолковый! К этому... чтобы воспитывать...
— Кого? — спросил Женька. — Питонов, что ли?