Эфиопы испуганными не выглядели, ведь они принадлежали к тем жителям Верхнего Египта, которых отличала особая храбрость. Они вытащили на палубу охапки оружия, и прежде всего одинарных и двойных луков. Все луки были укреплены по внутренней стороне роговыми пластинами, а колчаны полны стрел с длинными и широкими наконечниками.
Толпа остановилась на берегу Нила, словно не решаясь двигаться дальше или пытаясь сообразить, какими силами располагает парусник, прежде чем его атаковать.
— Может, не отважатся? — спросил Миринри, который был еще охвачен пылом сражения.
— Подождем, пока у них мозги хоть чуть прояснятся, — ответил Ата.
— Может, пока воспользуемся случаем, чтобы открыть канал? — спросил Унис.
— Сколько еще нужно времени, чтобы добраться до чистой воды? — спросил Ата, обернувшись к эфиопам.
— Час работы, и можно будет пройти скопление водорослей, что нас держит, — ответил один из эфиопов.
— Пусть одиннадцать человек сойдут на плавучий остров и продолжат работу. Остальные останутся на борту для обороны, — приказал Миринри. — А если кто и провалится, то это не так уж и опасно.
— Повинуйтесь этому юноше, он командир, — велел Ата эфиопам.
Пока эфиопы перестраивались, выполняя приказ, многие из пьяных прыгнули на плавучий остров, накрывшись щитами, и сделали по нескольку выстрелов, чтобы проверить крепость своих стрел. Приблизившись к паруснику шагов на двести, они остановились, зарывшись ногами в массу травы, и один из них громко крикнул:
— Пусть чужестранцы с Верхнего Нила выслушают меня, пока река не обагрилась кровью.
— Говори! — сказал Миринри, на всякий случай закрывшись щитом от дротиков.
— Мы требуем выдать нам колдунью, ибо уже поклялись принести ее в жертву Баст, чтобы ее кровь сделала обильным и щедрым вино будущего года.
— Когда эфиопский принц берет кого-нибудь под свою защиту, он будет его защищать и не выдаст даже самому фараону, — отвечал Миринри. — Таковы наши обычаи.
— Тогда займи ее место. Только при этом условии мы позволим вам спуститься по Нилу.
— Ты всего лишь жалкий пьянчужка, которому вино затмило разум. Ни я, ни колдунья, ни любой из моей команды не послужит жертвой Бастет. Только подойдите, и мы заставим вас на себе испытать закалку нашего оружия и крепость наших мускулов.
Последние его слова потонули в диком вопле, и пьяная орда хлынула на островок водорослей, угрожающе размахивая оружием.
Миринри обернулся и посмотрел на колдунью. Девушка стояла возле мачты, холодная, безучастная, крепко ухватившись рукой за канат. Луна еще не взошла, и во мраке, окутавшем маленькое судно, глаза ее горели и переливались, как у ночного зверя.
7Колдунья
Как мы уже говорили, вино, выпитое за день, еще не перебродило в желудках почитателей Бастет, и они бросились на плавучий остров, решительно приближаясь к паруснику, который, несмотря на усилия эфиопов расчистить ему дорогу, все еще неподвижно стоял, зажатый водорослями. У многих из них в руках были смолистые ветки, горевшие, как факелы, но предназначенные явно не для того, чтобы освещать дорогу, поскольку ночи в Египте необыкновенно ясные и каждый предмет виден в деталях с любого расстояния.
Именно эти факелы и обеспокоили Ату, которому уже не раз приходилось сражаться на берегах Нила.
— Надо быть осторожными! — воскликнул он. — Они начнут нас обстреливать горящими стрелами, и мы можем сгореть заживо.
Унис тоже нахмурился, и на лице его отразилась сильная тревога.
— Неужели Сын Солнца должен погибнуть здесь, раньше, чем сможет увидеть горделивый Мемфис?
Миринри, ощутив в своих жилах жар крови доблестных воинов, моментально организовал оборону. Казалось, он в один миг превратился в старого, опытного полководца.
— Расстелите по палубе паруса и обильно полейте водой! — крикнул он. Потом обернулся к колдунье, сохранявшей полное равнодушие, словно все происходящее ее не касалось, и сказал: — А ты уйди в каюту на корме.
Колдунья отрицательно покачала головой и пристально посмотрела на юношу.
— Ты меня поняла? — спросил удивленный Миринри.
— Да, — ответила Нефер, и голос ее прозвучал мягко, но решительно.
— Нас станут обстреливать стрелами с горящей паклей на наконечниках.
— Нефер не боится. Ты бросаешь смерти вызов, так почему же я должна ее остерегаться? Ведь ты спас меня, бедную девушку… Огонь, сияющий в твоих глазах, говорит мне, что тело твое божественно.
— Что тебе об этом известно?
— Нефер читает будущее.
Их диалог был прерван яростными криками пьяных. Взбесившаяся толпа бросилась на штурм парусника, как легион демонов, перескочив на плавучий островок.
Ата подал сигнал тревоги:
— Внимание!
Эфиопы натянули луки и пустили в нападавших несколько длинных стрел с подвижными наконечниками, намертво застревавшими в теле. Миринри выскочил из-за фальшборта, потрясая тяжелой, усеянной железными зубьями булавой, которую только он один был способен поднять. В левой руке он держал кожаный щит, сплошь покрытый золочеными металлическими чешуйками, что позволяло отражать удары неприятельских дротиков.
Отважный отпор, данный эфиопами, на миг остановил нападавших, но тут из толпы раздался зычный голос, заставивший их возобновить атаку:
— Так желает верховный жрец!
Ата в гневе воскликнул:
— Так я и знал! Это была ловушка!
Пьяная орда снова кинулась на травяной остров, прикрываясь большими щитами. Стрелы с горящими наконечниками, испуская голубоватый свет, летели сквозь мрак, вонзаясь в борта и мачты и грозя устроить пожар. Эфиопы не теряли мужества и тоже продолжали обстреливать нападавших, и многие так и остались лежать на островке морской травы. В бой вступили и те, что расчищали проход от водорослей, отбивая секирами первые ряды штурмующих.
Битва уже принимала угрожающие размеры, когда вдруг сквозь крики дерущихся прорвался звонкий голос колдуньи:
— Вместилище огня! Духи лесов! Бык сумрака! Духи ночи! Услышьте меня! Э! Э! Э! И! И! И! О! О! О! Да умертвит Хапи, бог Нила, ваших сыновей в чреслах ваших жен! Да иссушит Хакаон, бог плодородия, ваши поля! Пусть Уаджет, олицетворение севера, и Нехбет, олицетворение юга, опустошат и Верхний, и Нижний Египет! Пусть Хнум, создатель живых существ, уничтожит вашу проклятую расу, если вы не остановитесь! Разве в ваши сердца не проникает божественная сила, которая исходит от этого юноши и которую чувствую я? В нем обитает дух Осириса, его плоть священна! Только попробуйте тронуть его! Колдунья Нефер прочла в его сердце: убьете его — погибнет Египет!
При этих странных словах Миринри, Ата и Унис разом обернулись. Колдунья стояла недвижно, как бронзовая статуя, подняв руки, словно собиралась произнести страшное проклятие, глаза ее горели, лицо исказилось неописуемым гневом.
Нападавшие остановились. Казалось, их вдруг охватил ужас, ибо они побросали и щиты, и луки, и мечи на зыбкую поверхность травяного острова.
Ата с поднятым мечом бросился к колдунье с криком:
— Презренная! Ты нас выдала, заявив, что на борту моего парусника находится фараон!
— Я спасаю Сына Солнца, — ответила Нефер, и в голосе ее звенел металл.
Миринри остановил Ату, который уже собирался нанести девушке удар мечом.
— Разве ты не видишь: они остановились! Почему же ты хочешь убить ту, что спасла меня?
Нападавшие и в самом деле стали отступать к берегу Нила, больше не выпустив ни одной стрелы. Глаза их, еще минуту назад сверкавшие бешеной яростью, теперь выражали ужас и были прикованы к Миринри.
Неожиданное откровение, брошенное колдуньей в их затуманенные вином мозги, сыграло роль ушата холодной воды, и они сразу успокоились. Кто же теперь осмелится метнуть стрелу в эту лодку, где находится фараон, где находится бог? Могущество потомков Солнца было слишком велико, чтобы отважиться поднять на них оружие. Если так сказала колдунья, то так оно и есть. Ведь нападавшие, как и все египтяне, верили в женщин, которые утверждают, что читают будущее и все с первого раза могут разгадать. Бороться против бога невозможно, а фараоны считались высшими божествами, и им поклонялись все народы, населявшие плодородные земли Нила.
Древние египетские хроники гласят, что всей территорией от Красного моря с востока до Ливийской пустыни с запада правил бог, которого одни называли Гором, другие — Осирисом. Однажды этот бог утомился и передал свою власть в руки человека по имени Мена. Он стал первым фараоном, и к нему перешло божественное право.
Разве могли эти жалкие пьянчужки поднять оружие против человека, чье божественное происхождение открыла им колдунья?
Теперь отступление превратилось в настоящее бегство, и очень скоро на берегу Нила не осталось ни души, к великому удивлению Миринри, который еще не отдавал себе отчета, насколько велико его могущество.
— Все удрали! — воскликнул он, глядя на Нефер, все еще стоявшую возле фальшборта с поднятыми руками. — Кто эта девушка и какая таинственная сила скрывается в ней, что она одолела целое войско?
— Она выдала тебя, мой господин, — сказал Ата, не выпуская из рук меча и пребывая в величайшем волнении.
— Наоборот, она меня спасла, — отвечал Миринри.
— Нет, теперь они все знают, что у меня на борту скрывается фараон. Не пройдет и нескольких дней, как эта новость долетит до Мемфиса. Убей ее! Нил в этом месте глубок и не откажется принять жертву. А крокодилы позаботятся о том, чтобы не осталось следов.
— Когда фараон кого-нибудь спасает, он не убивает того, кого вырвал из рук смерти. Если верно то, что я Сын Солнца, эта девушка будет жить.
— В тебе говорит кровь твоего отца, — заметил Унис, глядя на него с восхищением. — Ты прав, Миринри. Эта девушка, кто бы она ни была, избавила от огромной опасности будущего царя Египта, и для нас она священна.