Когда кошки умирали — само собой, естественной смертью, — египтяне бальзамировали их тела и хоронили в усыпальницах фараонов и знатных особ, покоившихся в пирамидах или в обширных мавзолеях, принадлежавших почтенным семействам.
Изображения кошек были повсюду: на фасадах храмов, на статуях, памятниках и обелисках. Женщины имели обыкновение украшать изображениями кошек предметы туалета, сосуды с благовониями и драгоценности.
Но самое удивительное то, что, хотя в Египте кошки уже давно не считаются священными животными и им никто не поклоняется, современные арабы и египтяне все равно относятся к этим животным с огромным пиететом. А ведь у мусульман никогда не было ни бога-кота, ни богини-кошки.
В Каире все еще ежегодно выделяется определенная сумма на прокорм бездомных кошек, а во время ежегодного паломничества в Мекку вместе с караваном едет на верблюде старуха, и к седлу у нее приторочена корзина с кошками. Эта дама зовется «кошачьей матерью». Случается даже, что изящным хищникам оставляют пожизненную ренту, и немалую.
В Мемфисе спрос на кошек был всегда велик, и кошачья коммерция процветала. Каждый год в Верхний Египет отправлялось множество лодок для закупки животных в Нубии, где они в изобилии водились в храмах.
Так что в лодке, груженной корзинками с кошками, не было ничего необычного, но недоверчивый Ата поначалу все равно встревожился.
— Наверное, они все-таки не шпионы, — сказал Ата. — Это честные торговцы, и до Пепи им нет никакого дела. Пусть себе причаливают.
Лодка с кошками, которая шла по течению, поскольку ветер стих, бросила якорь, вернее, два валуна метрах в десяти от парусника Аты.
Старик с искусственной бородкой из бычьего хвоста и с париком на голове, увидев Ату и его спутников, помахал им рукой и крикнул:
— Да будет великий Осирис к вам благосклонен, братья, и пусть Себек, бог-крокодил, убережет вас от крокодилов и гиппопотамов.
— Пусть Хнум, бог — создатель людей, сохранит тебе долгую жизнь, — отвечал Ата. — Куда плывешь?
— В Мемфис.
— А что везешь?
— Кошек для храма Хатхор, — ответил владелец лодки. — Священных животных одолел мор, и меня послали, чтобы заменить их на других, здоровых и крепких.
— Ты едешь из Нубии?
— Да, мой господин. А ты куда плывешь?
— Я должен останавливаться во многих местах.
— Доброй ночи, мой господин. Мы очень устали, и нам надо отдохнуть.
Он ушел с носа своей лодки, но перед этим пристально посмотрел на Нефер, стоявшую на шканцах за спиной у Аты так, чтобы ее хорошо могла видеть команда лодки с кошками. Взгляды старика и колдуньи встретились, и на губах у обоих промелькнула еле заметная улыбка.
— Пойдемте и мы отдохнем, — сказал Ата. — Этих людей нам бояться нечего, а прошлой ночью мы не спали ни минуты.
Команда кошачьей лодки ушла спать, и у них на палубе слышалось только приглушенное мяуканье.
— И ты тоже ступай спать, — сказал Миринри, обращаясь к Нефер.
Колдунья помотала головой.
— Можно, я останусь здесь наблюдать за звездами? — ответила она, поколебавшись. В мелодичном голосе прелестной эфиопки была заметна какая-то дрожь, поразившая юношу.
— Почему у тебя дрожит голос?
— Так часто бывает после того, как я предскажу судьбу какой-нибудь высокой особе. Не обращай внимания, мой господин.
— Ночи на Ниле сырые.
— Нефер много лет прожила на берегах священной реки и привыкла к здешнему климату.
— Что же ты хочешь выведать у звезд? Тебе недостаточно того, что нынче утром ты узнала у великой души Осириса?
— Я хочу узнать и свою судьбу, а эта ночь благоприятна. Небо чисто и прозрачно, и я смогу внимательно рассмотреть свою звезду. Спокойной ночи, мой господин, иди отдыхать.
— Странная девушка, — пробормотал Миринри, отправляясь в каюту на корме.
Нефер осталась стоять неподвижно, глядя, как он уходит. Вдруг она вздрогнула и открыла рот, словно хотела позвать его, но не произнесла ни звука. Когда юноша исчез из виду, она глубоко вздохнула и безвольно уронила руки, опустив голову:
— Его слишком глубоко ранила та женщина. Потомки обоих фараонов встретились, и оба сердца, может быть, забились сильнее. Кто же остановит их трепет? Кто погасит в их глазах образы друг друга? Ах, великий жрец, думаю, ты обманулся относительно силы моего взгляда!
Она прошла по палубе, едва касаясь настила маленькими ногами и тихо звеня золотыми браслетами на лодыжках, и облокотилась о кормовой фальшборт. Над широкой рекой царило спокойствие. Воды Нила текли неспешно, тихо журча в тростниках и в листьях лотосов. Нефер редко приходилось видеть такие яркие звезды, что медленно поднимались сейчас в чистое, прозрачное небо, где на горизонте все еще виднелась комета. Свежий бриз, напоенный ароматом белых, голубых и розовых лотосов, тихо шелестел в канатах, заставляя легонько вздрагивать полуспущенные паруса.
Нефер стояла неподвижно, не сводя глаз с соседней лодки. То ли матросы протравили канат, державший якорь, то ли течение поднесло ее поближе, но теперь кошачья лодка стояла совсем рядом, почти касаясь парусника Аты.
Вдруг на палубе соседней лодки возникла тень и бесшумно скользнула на нос, который теперь был в нескольких метрах от парусника. Девушка вздрогнула и быстро огляделась вокруг. Четверо эфиопов, поставленных на ночь часовыми, сидели возле фок-мачты и о чем-то вполголоса разговаривали, не обращая на Нефер никакого внимания. Когда она снова облокотилась о фальшборт, тень уже добралась до носа лодки.
— Ты меня слышишь, Нефер? — раздался голос.
— Да, — отозвалась колдунья.
— Это он?
— Теперь нет никакого сомнения.
— Это действительно сын Тети?
— Да.
— Значит, великий жрец Исиды не ошибся.
Нефер не ответила.
— Они поверили в историю, которую ты рассказала?
— Приняли ее за чистую монету, — понизив голос, сказала Нефер.
— Ты сможешь провести их на тот остров?
— Они попросили меня их проводить.
Человек, а это был тот самый старик, что поздоровался с Атой, язвительно хохотнул.
— Ты настоящая колдунья, Нефер, — сказал он. — Скоро снова будешь наслаждаться придворной роскошью.
Девушка протяжно вздохнула.
— Он ждет тебя в храме, — снова заговорил старик. — Горе тебе, если не уговоришь его пойти с тобой, и потом, ты поклялась Хатхор и Исидой, что будешь ему повиноваться.
— Я буду ему повиноваться.
— Тебе удалось околдовать юношу?
— Пока не знаю.
— Перед твоей красотой он не устоит. Сам Пепи упал бы, сраженный наповал.
— Да, но только не юный фараон.
— Надо, чтобы он сдался.
— Я постараюсь.
— Он не должен доехать до Мемфиса, ты поняла? Это приказ Пепи и верховного жреца.
— В храме нубийских царей я прикую его к себе кандалами моих рук. Ступай, увидимся на острове.
Старик помахал ей рукой и бесшумно отошел, исчезнув за спущенными парусами.
Нефер постояла не шевелясь, погруженная в свои мысли, потом подняла голову и долго смотрела на звездочку, блестевшую рядом с первой звездой Большой Медведицы.
— Опять тебя еле видно, — прошептала она. — Когда же ты засияешь ярче? Если верно, что ты тоже солнце, разгорись ради счастья Нефер.
Закрыв глаза руками, она вся вытянулась и пробормотала вполголоса:
— Это он победит колдунью, а не я его. Огонь спалит мое сердце, а его сердце останется холодным. Перед моим взглядом и моими чарами падут все, кроме юного фараона. Он грезит ею, он все время видит ее. Почему я появилась слишком поздно? Проклятая царевна, пусть богиня смерти накроет тебя своими черными крыльями. Это рок! Великий свет Осириса войдет только в его сердце, а в мое — никогда!
Она подняла руки и посмотрела вверх. Над широкими перистыми листьями пальм всходила луна, и в ее лучах воды Нила сверкали, как жидкое серебро.
— О ночное светило, скажи мне, какая меня ждет судьба.
В этот момент крошечное облачко наползло на луну и затенило ее. Нефер грустно покачала головой.
— Все против меня, — сказала она. — Звезды предсказывают, что настанет день, и меня постигнет несчастье. О Сын Солнца, ты разрушишь мою жизнь!
Бесшумно, как тень, она пересекла полуют и на миг остановилась, чтобы взглянуть на часовых, которые все так же сидели возле фок-мачты и развлекали друг друга разными байками. Потом скользнула в рубку, где ей выделили маленькую каюту.
Когда Ата поднялся на палубу, солнце уже встало и над Нилом летали огромные стаи ибисов, направляясь вниз по течению. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лодки с кошками нет.
— Что, уже отчалили? — спросил он у одного из часовых.
— Да, господин, — ответил негр.
— Давно?
— Они подняли парус сразу после полуночи.
— Зачем такая спешка?
— Они просили передать вам привет и сказали, что отплывают, потому что хотят добраться до Мемфиса до начала разлива.
— А ведь верно, эти большие стаи птиц как раз возвещают, что скоро начнется разлив, — пробормотал Ата. — Однако мы не спешим, вовсе не спешим. — И скомандовал уже в полный голос: — Поднять паруса!
В это время Унис и Миринри вместе с Нефер выходили из кормовой рубки. Девушка явно почти не спала, у нее были усталые глаза. Она уже привела себя в порядок, заплела в косы свои роскошные волосы, стянув их на затылке разноцветным платком из тончайшего льна. К платку она прикрепила золоченую металлическую пластину с изображением бога Песа, безобразного супруга Хатхор, египетской Венеры.
Нефер успела позолотить себе ногти, как было принято в ту эпоху, и натереть тело пудрой приятного золотистого оттенка. Одежду она надушила медезием — благовонием из смеси камеди, миро, меда и корицы, которое египтянки использовали в огромном количестве. Его готовили в основном жрицы, поскольку оно применялось и в религиозных церемониях.
Едва выйдя из рубки, Миринри задержался, чтобы полюбоваться девушкой.
— Ты красивая, Нефер, еще красивее, чем вчера, — сказал он.
Кол