дунья загадочно улыбнулась.
— Где ты раздобыла благовония?
— Я ношу их с собой в украшениях, мой господин. В дальних деревнях я бы не нашла всего, что необходимо для туалета прорицательницы. О! Ибисы летят. Значит, скоро Нил разольется.
— Разлив не помешает нам добраться до таинственного острова?
— Наоборот, мой господин. Вода покроет берега и разольется по лесам и полям, но, как бы ни поднялась, не сможет залить остров.
Миринри несколько мнут помолчал, следя за стаями ибисов, без малейшего страха пролетавшими над парусником, и спросил:
— Ты была когда-нибудь в Мемфисе, Нефер?
— Я там родилась, мой господин, я ведь тебе уже говорила.
— А правда, что дворец фараонов — самый грандиозный из всего, что построили египтяне?
— Я не смогу тебе его описать, его надо увидеть собственными глазами, Сын Солнца. Но настанет день — и ты его не только увидишь, но и поселишься в нем.
— Может быть, — сказал Миринри, пристально на нее посмотрев. — Мое место не здесь, а в Мемфисе, и я войду в него победителем и царем.
По лицу Нефер пробежала тень глубокой печали.
— Ты постоянно думаешь о той, что сидит очень близко от трона фараона, который сейчас правит Египтом. Смотри, как бы эта женщина не принесла тебе несчастья!
Миринри улыбнулся и махнул рукой с видом человека, чересчур уверенного в себе.
— Я буду идти прямым путем, без колебаний, пока не исполню свою миссию, — твердо сказал он.
— Но по пути тебе могут встретиться препятствия, о существовании которых ты даже не предполагал.
— Я их просто уничтожу, Нефер. И рука моя не дрогнет.
— А сердце?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сердце будет таким же крепким, как рука?
— Почему бы и нет?
— Оно уже однажды вспыхнуло страстью к неизвестной девушке, и ты не знаешь, друг она тебе или враг.
Миринри вздохнул и несколько раз провел рукой по лбу, вдруг покрывшемуся крупными каплями пота.
— Да, — тихо сказал он, будто говоря сам с собой, — она никогда не будет мне другом.
— Но есть ведь и другие женщины, которые стоят ее и будут тебе преданны до самой смерти. Ты молод, красив и смел, ты Сын Солнца, какое же женское сердце не забьется сильнее ради тебя?
— Это невозможно, — сказал юноша. — Она была первой женщиной, что я увидел, первой, чей трепет ощутил всем телом, чье ароматное дыхание коснулось моего лица. Она зажгла в моем сердце такой огонь, что погаснет он только с моей смертью. Что мне за дело до того, что сейчас она мой враг? Она все равно уступит силе моего чувства. У меня в жизни теперь две цели — месть и ее любовь.
Нефер так сильно вздрогнула, что золотые кольца на ее ногах и браслеты на руках громко зазвенели.
— Что с тобой, Нефер? — спросил Миринри, повернувшись к ней.
— Мне сейчас показалось, что меня коснулось черное крыло смерти.
— Что-то ты нынче печальна.
— Да и ты тоже не весел, мой господин.
— Верно.
— А хочешь, я тебя немного развеселю? Я умею танцевать и петь, а у себя в каюте я видела висящую на стене маленькую арфу. Музыка прогоняет печаль, а песня разглаживает морщины на лбу. Посмотри, Нил начинает разливаться; я хочу приветствовать его благословенные воды, что текут из таинственных озер далекой Нубии.
Нефер, словно обретя былую веселость, зашла в рубку и вышла уже с легкой четырехструнной арфой, сделанной из выгнутой полукругом ветки. Она пересекла палубу, вскочила на нос парусника, подставив тело жарким лучам солнца, и взглянула на сверкающую золотыми бликами воду. Потом торжественно и горделиво выпрямилась и запела чистым и звонким, как серебряный колокольчик, голосом гимн Нилу. Этот гимн стал очень популярен среди грамотных египтян времен Десятой династии и был, по существу, простым перечислением мирных и надежных радостей жизни.
«Слава тебе, о Нил, за то, что ты появился на этой земле, за то, что ты пришел с миром, чтобы дать Египту жизнь.
О великий Осирис, ты, что ведешь сумрак к милому тебе дню, ты, ороситель садов и огородов, которые создало солнце, чтобы дать жизнь всякой скотинке!
Ты повсюду поишь землю водой, ты небесной дорогой спускаешься на поля, о друг народа, ты освещаешь каждое жилище.
О повелитель всех рыб, когда ты спускаешься на залитые водой земли, ни одна птица не посягнет на посевы. О создатель пшеницы и защитник ячменя, это ты длишь время в вечность, это ты даешь отдых рукам миллионов несчастных».
Звонкий и страстный голос колдуньи далеко разносился в жарком воздухе, сливаясь с журчанием воды и с нежными звуками, которые извлекали из арфы ее ловкие пальцы. С берегов, заросших пальмовыми рощами, этому голосу вторило эхо.
Нефер казалась ожившим божеством Нила. То ли случайно, то ли по умело задуманному сценарию ее роскошные волосы рассыпались по плечам, и она была настолько хороша в этот момент, что все матросы застыли на месте как зачарованные. Даже Ата и Унис покорились обаянию девушки и не сводили с нее глаз. Только Миринри не обращал никакого внимания на чары колдуньи. Мыслями он был далеко и, наверное, все следил внутренним взором за далеким видением, насмерть поразившим его в самое сердце. И свежий голос, чьи переливы становились все жарче и жарче, не затрагивал его душу.
Бросив в пространство последнюю фразу гимна, Нефер медленно обернулась и пристально посмотрела на Миринри своими черными, полными огня глазами. Но когда она увидела, что Сын Солнца сидит на ящике, как обычно погрузившись в свои мысли, и никак не реагирует на все, что происходит вокруг, глухое рыдание сорвалось с ее губ, глаза погасли и подернулись влагой.
Нервным движением она забрала волосы под золотой обруч, выронила из рук арфу и медленно побрела в сторону кормы, пройдя рядом с Миринри. Юноша не пошевелился. Похоже, он даже не заметил, что гимн Нилу отзвучал, а колдунья прошла мимо него так близко, что задела его краем одежды.
Унис, внимательно следивший за Нефер, нахмурился.
— Она его любит, — тихо шепнул он Ате.
— Как? Колдунья осмелилась влюбиться в Сына Солнца! — воскликнул египтянин. — Да я велю бросить ее в Нил!
— Ты никудышный политик, — сказал Унис с улыбкой. — Если этой девушке удастся затронуть душу Миринри, я буду только рад. Мне хочется вырвать из его сердца воспоминание о царевне. Для этого юноши ее любовь может стать роковой.
— И ты думаешь, что Нефер это удастся?
— Она хороша собой и очень соблазнительна. Мало кто из мужчин сможет перед ней устоять, будь они даже потомки солнца. К тому же были случаи, когда фараоны вступали в родство с нубийскими властителями.
— Значит, ты поверил тому, что она рассказывала?
— Да, — отозвался Унис. — У простолюдинки не может быть такого совершенного лица, такой тонкой талии и таких маленьких рук и ног. В ее жилах явно течет королевская кровь.
— И ты позволишь ей любить Миринри?
— Больше того, — сказал старик. — Я постараюсь разжечь ее страсть к Сыну Солнца. Кто знает, может быть, ее глаза смогут вычеркнуть из сердца Миринри образ царевны. Опасность таится не в этой девушке, а в другой, потому что она своей любовью может свести на нет все наши планы и спасти Пепи от мести.
— Твоего…
— Молчи! — властно приказал Унис, быстро приложив палец к его губам. — Это только моя тайна, и он узнает о ней лишь в тот день, когда я войду в спесивый Мемфис и ногой раздавлю символ царской власти. — Говоря все это, Унис преобразился до неузнаваемости. Лицо ожесточила ярость, в глазах сверкнул мрачный огонь.
— Ты не простишь… — сказал Ата, который внимательно за ним наблюдал.
— Никогда, — дрожащим голосом ответил старик. — Пятнадцать лет одиночества в пустыне, которые я провел, чтобы вырвать из рук узурпатора будущего царя Египта, не погасили огромного желания отомстить. Я жажду его крови.
— Ты поступишь так, как захочешь, Унис. Когда настанет момент, друзья великого Тети будут готовы на все.
— Момент настанет, — сказал Унис. — Наступит медленно, но верно. И эхо приветствия, которым народ встретит своего властителя, долго будет раздаваться в царском дворце Мемфиса.
Его прервал сильный толчок, сотрясший лодку. Ата бросил быстрый взгляд за борт.
— Разлив начинается, — сказал он. — Вон какая волна идет. Даже Нил помогает нашему делу.
12Разлив Нила
Нил, огромная река, берущая начало в экваториальных озерах, издавна, как и Ганг, считался священным. Для подданных фараона он начинался не в озерах Черного континента, а прямо на небе, и они не напрасно поклонялись Нилу: без этой реки Египет не мог бы существовать.
«Египет — дар Нила», — писал Геродот. И действительно, река создала все: почву и все, что на ней растет, работу для людей, их национальный характер, их политический и социальный уклад. Без этой благословенной реки никогда не сложилась бы мощная цивилизация, которой правили фараоны, потому что ни один народ не выжил бы в бесплодных, сожженных солнцем песках.
Воды Нила завоевали Египет, и, в сущности, он представляет собой оазис длиной чуть больше двухсот лиг, а шириной в одних местах не более одного, а в других, и прежде всего в низовьях, достигает двадцати. В дельте река сильно ветвится, образуя обширный илистый треугольник, отличающийся необыкновенным плодородием. И это тоже одно из достижений Нила: он отвоевал территорию не только у песков пустыни, но и у моря, вынуждая его постепенно отступать перед натиском огромной массы земли, отнятой за сотни и сотни лет у таинственных районов Центральной Африки.
Там, куда не доходят воды реки, простирается пустыня, и длинная и узкая полоса плодородной земли справа и слева, то есть на западе и на востоке, граничит с песками. Своим плодородием эта полоса целиком обязана разливам колоссальной водной артерии.
В начале летнего солнцестояния воды Нила с математической точностью начинают прибывать по причине экваториальных ливней, постепенно достигая максимального разлива к осеннему равноденствию. Все низменности оказываются залитыми, а более высокие места напитываются влагой и превращаются в мягкую грязь. На этих землях благословенная река каждый год оставляет драгоценный ил, вымытый с девственных территорий внутри континента, и он служит удобрением для полей. Река дарит своим верным почитателям неисчерпаемый источник плодороднейшей почвы, что гораздо лучше всех земель, удобренных навозом.