— Я, Херхор, — отозвалась девушка.
Перед ней, пройдя между двумя центральными колоннами, неожиданно возник человек. Это был очень высокий старик лет шестидесяти-семидесяти, с жесткими чертами лица и черными, очень живыми, несмотря на возраст, глазами. Одет он был в широкую длинную хламиду из белоснежного льна, перехваченную в поясе полосой желтой ткани, голова была повязана желтым платком в черную полоску, спадавшим на плечи. На ногах он носил сандалии из папируса, а с подбородка свешивалась странная искусственная бородка, которая была в моде в ту эпоху, хотя и придавала тем, кто ее носил, малосимпатичный вид.
Увидев его, Нефер сильно побледнела, и в глазах ее вспыхнул гнев.
— Я видел, как их лодка причалила к берегу, — сказал старик. — Ты чудесная девушка, Пепи сделал хороший выбор. Так, значит, это он?
— Да, — ответила Нефер, опустив голову.
— Сын Тети?
— Да.
— Значит, мы не ошиблись. Он любит тебя?
— Я до сих пор не знаю.
На лбу старика обозначилась глубокая морщина.
— Необходимо, чтобы он тебя полюбил, и ты это знаешь. Может, ты пустила в ход не все приемы обольщения? Кто же может устоять перед тобой, первой красавицей Нижнего Египта? В ком не вызовут трепета твои прекрасные глаза и божественная фигура?
— И все-таки он меня еще не любит, великий жрец, — отвечала Нефер.
— Он должен тебя полюбить. Так желает Пепи, и ты знаешь, что воля царя — приказ.
— Он думает о другой.
— Да убьют меня одним ударом козел Мендеса и бог Апис! — взревел старик. — Эта другая никогда не полюбит его!
— Да что ты об этом знаешь, Херхор? Ты не можешь читать в сердце Нитокри, дочери Пепи.
— Этот юноша — враг, который может отобрать трон у ее отца.
— Порой любовь бывает дороже трона.
Херхор в гневе взмахнул руками, а потом вдруг сменил тон:
— Все готово. Помни: ты должна помешать ему доплыть до Мемфиса и усыпить его волю здесь. Богатство, роскошные праздники, хмельные вина, ласки и твои несравненные глаза… Он падет и позабудет все свои великие мечты.
— А если ты ошибаешься, великий жрец? — с иронией спросила Нефер.
— Все зависит от тебя — хочешь снова увидеть блеск двора и занять место, которое принадлежит тебе по рождению? Ты должна его околдовать и подрезать ему крылья. Этот ястребок еще молод, жил все время вдали от Мемфиса и не видел ничего, кроме песков пустыни. А ты так хороша… Миринри тебя полюбит.
Нефер отрицательно покачала головой.
— Сердце Сына Солнца, может быть, никогда не забьется ради Нефер, — печально сказала она.
Херхор пристально посмотрел на девушку и вдруг схватил ее за руку. Дикая радость блеснула в его глазах и озарила иссохшее лицо.
— Ты его любишь! — крикнул он.
Нефер не ответила.
— Я хочу это знать.
— Ну… Да, люблю, — прошептала девушка, склонив голову.
— Ах, ты… — Старик закусил губу, не закончив фразу.
— Что ты хотел сказать, Херхор?
— Ничего, — сухо отрезал жрец, но в глазах его вспыхнул жестокий огонек.
Он несколько раз обошел вокруг колонны, словно хотел дать себе время прийти в себя, потом сказал:
— Кто сопровождает Миринри?
— Старик по имени Унис, он тоже жрец.
— Ах, он?
— Ты с ним знаком?
— Думаю, да.
— Кто он?
— Верный друг Миринри. Ты видела кошачью лодку?
— Да, три дня назад, перед самым разливом.
— Миринри и Унис поверили всему, что ты рассказала?
— Думаю, поверили.
— Они видели твою татуировку?
— Унис видел.
— Значит, они убеждены, что ты — Дочь Солнца?
— А разве это не так? — вздрогнув, спросила Нефер.
— Я никогда тебе этого не говорил.
— Тогда скажи, кто мой отец! — крикнула девушка.
— Время открыть тебе его имя еще не настало.
— Он жив или мертв?
— Он мог бы спать вечным сном в одной из пирамид, великолепно набальзамированный, ибо был великим властителем, но можно предположить, что он не взошел еще на лодку, что везет в мир мертвых, и не предстал перед судом Осириса. Это знает только Пепи, но он мне до сих пор ничего не говорил.
— Ты уверен, что в моих жилах течет кровь царей?
— Да.
— И что символ власти мне на плечо нанесли не для того, чтобы меня обмануть?
— Татуировку тебе сделали в царском дворце в Мемфисе.
— Значит, Миринри может меня полюбить, потому что я царица, как Нитокри?
— Может.
— Дай мне зелье, чтобы его сердце вспыхнуло любовью ко мне.
— Это зелье у тебя в глазах, — сказал жрец. — Сам Пепи не смог бы устоять перед такими звездами, если бы сейчас увидел тебя.
— Но не Миринри.
— Он сдастся, ведь ты же колдунья.
— Дай зелье мне или другой царевне, — сквозь зубы сказала Нефер. — То зелье, что усыпляет навеки. Пирамида Пепи всегда готова принять мертвых. Умри та девушка, у которой есть и привлекательность власти, и блеск трона — все, чего не хватает мне, Миринри упадет в мои объятия.
— Чтобы я убил дочь Пепи! — воскликнул жрец. — И что потом? Я уже стар, хотя еще держусь за жизнь, вернее, за то, что для меня важнее жизни. Когда ты его сюда приведешь?
— Завтра на рассвете.
— И старика тоже?
— Он его одного не оставит.
— Если бы я только мог его убить!
— Зачем? Что он тебе сделал? Что тебе до того, жив он или мертв?
Вместо ответа жрец заметался между колоннами, бормоча себе под нос:
— Да, это была бы глупая месть.
Потом, вернувшись к Нефер, снова заговорил:
— Имей в виду: мои глаза и глаза Пепи наблюдают за тобой. Либо блеск двора, либо смерть: царь будет беспощаден. Ступай, все готово, чтобы принять его и усыпить в твоих прекрасных руках. Он не должен доехать до Мемфиса, помни об этом, и если ты его любишь, то предупреждаю: как только его нога коснется земли столицы Нижнего Египта, он умрет. Его отец правил Египтом, но он не будет править никогда.
— Я не забуду твоих слов, — сказала Нефер, и по всему ее телу пробежал холодок ужаса.
— И ни слова, иначе никто из нас не выйдет живым из гробниц нубийских царей! Ступай! Ты знаешь, что надо делать.
Нефер запахнула легкие одежды, словно ее вдруг охватил холод, и быстро вышла из храма. А жрец сразу погасил светильник.
16Чудеса храма острова Кантапек
Когда Нефер вернулась на берег, Миринри все еще был там. Он сидел на платформе обелиска, держа в руке тесак и не сводя глаз с опушки леса, готовый в любую минуту прийти на помощь девушке, если ей будет угрожать хоть какая-то опасность. Увидев, что она выходит из арки в зеленой стене леса, он вскочил и быстро пошел ей навстречу. Нефер встретила его улыбкой и пристальным взглядом.
— Остров твой, мой господин, — сказала она. — Духи нубийцев попрятались по саркофагам и не выйдут, пока я этого не захочу.
— Ты их видела? — спросил Миринри.
— Да, они блуждали над вершинами пальм.
— Кто же ты, если обладаешь такой силой? Я слышал твое заклинание, а потом страшный грохот, который напугал эфиопов и даже Ату и Униса.
— Это захлопывались саркофаги, — вполголоса ответила Нефер.
— Я до сих пор тебе не верил.
— А теперь?
— Завидую твоей оккультной силе. Если бы я обладал такой мощью, гордый Мемфис стал бы моим и мой отец был бы отомщен.
— Против живых я бессильна, — сказала Нефер.
— Ты была в храме?
— И повторила заклинание перед сфинксами. Потому и опоздала с возвращением, мой господин.
— И ты не видела внутри никакого света?
— Там был абсолютный мрак и полная тишина. Должно быть, те, кто ослепил моего жениха, погибли или сбежали.
— А они не унесли с собой сокровища, которые, как ты говоришь, находятся в храме?
— Завтра мы это увидим, — ответила Нефер. — Лишний потерянный день не помешает тебе завоевать трон, принадлежащий тебе по праву, мой господин.
— Да мы все равно не можем продолжить путь, — сказал Миринри, нахмурившись. — За нами по пятам идут эти четыре барки, и мы уверены, что они только и ждут, когда мы выйдем из бухты, чтобы на нас напасть. Поднимайся на борт и пойди отдохни.
Нефер поднялась за ним на борт, но, вместо того чтобы пойти в каюту, уселась на носу на бухте канатов.
Экипаж охватила сильная тревога, даже Ата и Унис казались озабоченными. Все, кроме Миринри, чувствовали, что им угрожает опасность. Четыре барки, не решавшиеся отойти от берега, заставили и эфиопов, и командиров потерять покой. Теперь все были уверены, что перед ними враги, а не просто торговцы.
— Они все еще там? — спросил Миринри, едва взойдя на борт и подойдя к Ате и Унису, которые внимательно следили за барками, лежа на полуюте.
— Все еще, — ответил старик.
— Может, они дожидаются рассвета, чтобы отчалить?
— Или на нас напасть… — заметил Ата.
— Неужели они отважатся подойти к острову, ведь все стараются обходить его стороной.
— Не знаю. Похоже, они действительно побаиваются, однако, пока они здесь, мы не сможем отплыть. Они нас тут держат, как пленников.
— А на барках много людей?
— Это большие суда, мой господин, — ответил Ата. — И экипажи на них солидные, как и у нас. Я бы поостерегся подвергать опасности твою драгоценную жизнь.
— Я и сам это запрещаю, — вставил Унис, выглядевший еще более встревоженным, чем Ата. — Если ты, Миринри, попадешь в руки Пепи, то твоя прекрасная мечта не осуществится, а отец так и останется неотмщенным.
— Подождем рассвета, — сказал юноша. — Я сделаю все, как ты скажешь, Унис, потому что тебе и твоему благоразумию я обязан жизнью. Я ждал столько лет, подожду и несколько дней. Мемфис от меня никуда не денется.
Вдруг он вздрогнул. Маленький парусник резко дернулся, словно получил сильный толчок в борт. Ата и Унис вскочили на ноги, с тревогой оглядываясь по сторонам, а эфиопы в панике бросились к бортам. Что-то действительно случилось, потому что парусник, хотя вода еще не устремилась в бухту, продолжал раскачиваться все сильнее и начал заваливаться набок.