Стены такой усыпальницы, где зачастую хранилось множество мумий, были, как правило, гладкими, без рисунков и каких-либо отверстий, кроме единственной двери, всегда открывавшейся с востока, то есть с той стороны, откуда восходит солнце, огромная звезда, в которой заключена душа Осириса. Эти погребальные камеры всегда были очень точно ориентированы таким образом, чтобы стороны венчающих их пирамид смотрели строго по частям света и по оси север-юг.
Мастабы намеренно строили вокруг пирамид, где покоились цари. Их размеры соответствовали статусу умерших, а расположены они были ровными рядами и разделены на улицы, как кварталы в крупных городах Египта.
Раскопки, проведенные египтологами в прошлом веке, обнаружили большое количество усыпальниц вокруг пирамиды Хеопса. А сколько их еще едва угадывается под песками и сколько полностью скрыто под древними барханами? Быть может, тысячи и тысячи мумий спокойно спят, забытые в песках, которые почти полностью занесли весь Египет, и никому никогда не удастся вытащить их на свет божий?
Внутреннее пространство этих усыпальниц разделялось на три зоны: поминальный храм, коридор, именуемый «сердаб», и крипту, то есть собственно погребальную камеру, где хранились мумии.
Доступ живым был открыт только в поминальный храм — комнату, где в годовщину смерти могли собраться родственники, чтобы прочесть молитвы об умершем и принести дары и провизию для поддержания его души на долгом пути в мир иной. Еще одно помещение предназначалось для того, кого называли двойник, то есть сущность-посредник между телом и душой. Двойник пребывал в комнате до тех пор, пока время окончательно не разрушит мумию.
В поминальном храме хранились два чрезвычайно важных предмета: закрепленная в стенной нише дощечка, на которой были выбиты имя и род занятий усопшего, и мраморная плита с углублениями и желобками. Плита предназначалась для того, чтобы на нее положить пищу, необходимую для загробного путешествия. Иногда справа и слева от саркофага ставили две небольшие стелы с выбитой на них биографией покойного.
Нефер после короткого колебания спустилась к поминальному храму и, поскольку бронзовая дверь была все еще открыта, быстро туда вошла, рукой указав Миринри на ряды саркофагов, стоящих вдоль стен на расстоянии метра-полутора друг от друга.
— Там внутри мумии нубийских царей? — спросил юноша.
— Да, — отвечала Нефер. — И там же в саркофагах ты найдешь те сокровища, о которых я тебе говорила.
— Ты уверена?
— Мой жених, которому выкололи глаза, их видел.
— А что это за сокровища?
— Сапфиры, рубины, жемчуг и изумруды. Здесь, мой господин, ты сможешь собрать сумму, которой хватит, чтобы объявить Пепи войну. Входите…
Миринри, за ним Унис, Ата и эфиопы, слегка оробев, вошли внутрь, с любопытством разглядывая саркофаги. Как и на египетских, на их крышках виднелись изображения голов усопших, только лица были черные, а сверкающие глаза вспыхивали странными отблесками. Отряд входил в подземелье, а Нефер между тем отступала к галерее.
Едва Миринри, Ата и Унис дошли до середины подземелья, как послышался глухой удар, от которого завибрировали стены. В усыпальнице нубийских царей раздался крик:
— Нефер!
Никто не отозвался. Бронзовую дверь, отделявшую галерею от крипты, кто-то с силой захлопнул, а девушка бесследно исчезла.
— Нас предали! — воскликнул Ата, загородив собой юного фараона, словно стремился его защитить от неизвестной опасности. — Я так и знал! Ах, Унис, почему ты не позволил мне швырнуть ее в Нил?
— Нефер сбежала! — крикнул Миринри, все еще не веря в такое предательство. — Да нет! Не может быть! Она наверняка прячется за какой-нибудь из этих колонн!
— Бронзовую дверь захлопнули, — с тревогой сказал Унис, — и теперь мы узники этой усыпальницы, где, скорее всего, умрем от голода и жажды.
— Нефер! — крикнул Миринри, властным движением оттолкнул Ату и, бросившись к массивной двери, неистово замолотил по ней кулаками.
И на этот раз никто не отозвался.
— Спасем Сына Солнца! — крикнул Ата. — Ко мне, эфиопы! Грудью встанем на его защиту!
Могучие гребцы уже собирались встать вокруг юного фараона, когда все разом вскрикнули от испуга и удивления:
— Мертвецы воскресают!
17Царевна Острова теней
Миринри, Ата, Унис и нубийцы, охваченные неописуемым волнением, бросились к лестнице, что вела в сердаб, но захлопнутая Нефер дверь не позволяла подняться выше лестничной площадки.
А в просторной крипте тем временем разворачивалось пугающее зрелище: крышки саркофагов, хранящих мумии нубийских царей, медленно, со скрипом зашевелились, словно мертвецы начали оживать. Это были те самые жуткие тени, что наводили ужас на всех жителей побережья. Нефер загнала их в саркофаги, но теперь они снова вылезали.
Путники прижались спинами к двери, вытаращенными глазами глядя на шевелящиеся крышки саркофагов, которые, скрипя все громче и громче, начали подниматься. Только Миринри остался стоять на нижней ступеньке, бесстрашно бросая вызов жутким теням. Душа юного фараона не дрогнула, как не дрогнул ни один мускул на его лице. Лицо Униса тоже оставалось недвижным. Старик, воспитавший будущего властителя, сохранял полнейшее спокойствие, его, казалось, больше занимали не крышки саркофагов, а реакция Миринри.
И вдруг, к несказанному удивлению и египтян, и эфиопов, из вековых гробов послышались сладчайшие звуки, слагавшиеся в восхитительные аккорды.
Зазвучали нежные флейты саб, на которых и сегодня очень трудно играть. Особенно тяжело извлекать звук из бронзовых инструментов, впрочем, они и в ту далекую эпоху встречались редко. Слышались звуки двойных флейт, полукруглых арф и пятнадцатиструнных арф, очень популярных в ту эпоху.
Испуганные эфиопы, гораздо более суеверные, чем египтяне, отпрыгнули назад, позабыв о том, что должны защищать Сына Солнца. Даже Ата больше не бросался оборонять юношу, который, впрочем, и не собирался просить у кого-либо помощи.
И вдруг крышки саркофагов поднялись, и наружу выскочил целый легион прекрасных девушек, едва прикрытых прозрачными одеждами и украшенных богатейшими браслетами, кольцами и ожерельями. Красавицы выстроились вдоль стен крипты.
Они все были как на подбор необыкновенно хороши собой, одеты с элегантностью, подобающей танцовщицам и музыкантшам того времени, которые диктовали моду даже дочерям могущественных фараонов, и благоухали с головы до ног. В руках они держали музыкальные инструменты — флейты, арфы, систры, бронзовые кроталы (тарелочки), которые звенели, ударяясь друг о друга, треугольники, легкие наблы с длинными грифами, металлические кимвалы, звук которых громко разносился под сводами огромной усыпальницы.
— Вы кто? — крикнул Миринри, спрыгнув со ступеньки мощным прыжком юного льва. — Вы живые девушки или тени нубийских царей? Сын Солнца вас не боится!
В ответ раздался серебристый девичий смех. Не прекращая играть на своих инструментах, девушки медленно двинулись к противоположному концу крипты, где взлетала вверх широкая лестница из ценного известняка, который завозили в Египет из ливийских гор.
Миринри уже собрался броситься в другой конец мастабы и напасть на девушек, но Ата и Унис поспешили его остановить.
— Нет! — в один голос крикнули оба. — Мы не во сне, мы не грезим! Это всего лишь тени! Тут какое-то колдовство, чары Нефер!
— А я их разрушу! — отвечал юный герой. — Я не обладаю колдовской силой этой девицы, но я загоню все тени обратно в саркофаги, где они, должно быть, спали не одну сотню лет. Я не какой-нибудь простой смертный! Я Сын Солнца!
Он резко высвободился из рук Униса и Аты и снова рванулся к девушкам, которые разглядывали его не без лукавства, но тут на вершине лестницы с громким стуком распахнулась дверь, и появилась молодая женщина в расшитых золотом покрывалах, с рассыпавшимися по полуобнаженным плечам длинными черными волосами. Ее сопровождали четыре девушки со светильниками в руках. Миринри сразу остановился и крикнул:
— Нефер!
Да, на площадке высокой лестницы стояла она, колдунья Нефер. В лучах светильников она была еще более обворожительна, чем обычно. Ее горящие черные глаза буквально впились в юного фараона.
— Это ты, Нефер! — повторил Миринри. — Презренная, ты ведь предала нас? Тебе нужна моя жизнь? Ну так возьми ее!
Прекрасное лицо девушки исказила гримаса боли.
— Кто сказал тебе, о мой господин, что я предала тебя? Это я-то, готовая с радостью отдать тебе по капле всю свою кровь? Я спасла тебя, о нежный мой господин, от людей, преследовавших тебя. Если бы они тебя настигли, то привезли бы в Мемфис как пленника, и разбились бы все твои мечты, рухнули бы все надежды и планы на будущее.
— Это ты меня спасла? Но я твой пленник!
— Да с чего ты взял? Хочешь вернуться обратно в лес? Я открою все двери мастабы и храма, но куда же ты теперь пойдешь, если солдаты Пепи потопили твою лодку и у тебя даже нет оружия, чтобы отбиться? Хочешь, Сын Солнца? Один твой знак — и ты и твои спутники будете свободны.
Юный фараон молча, со все возрастающим удивлением смотрел на девушку, стоявшую на площадке широкой лестницы, завернувшись в легкую голубоватую накидку, не скрывавшую грудь. В лучах светильников ярко сверкали драгоценные камни браслетов, украшавших ее руки и ноги.
Ата и Унис даже рта не раскрыли. Казалось, они онемели от изумления.
— Да что же ты от меня хочешь? — после долгого молчания спросил Миринри.
— Чтобы ты согласился, пока не уберутся твои недруги, воспользоваться гостеприимством царевны Острова теней. Входи, мой господин. Стол уже накрыт, а ты и твои друзья, должно быть, проголодались.
— Может, я сплю? — вскричал Миринри, обернувшись к Ате и Унису.
— Нам так не кажется, хотя все это и похоже на сон, — ответил Ата. — Эта девушка — существо необыкновенное. Она больше похожа на божество, сошедшее с солнца, чтобы нас защитить, чем на земное создание.