— Так, значит, история с сокровищами нубийских царей была выдумкой? Так, Нефер? — сказал Унис.
— Замолчи, старый Унис, — отвечала Нефер. — Радуйся, что ты еще жив и рядом с тобой Сын Солнца, которому ты посвятил жизнь.
— Ты столько должна нам объяснить.
— Я тебе потом объясню, если захочешь. А теперь развлечемся немного.
Она вместе с четырьмя девушками спустилась с лестницы, взяла за руку Миринри, который не оказал ни малейшего сопротивления, и снова поднялась к двери. За дверью открылся просторный зал, чьи своды поддерживали двенадцать расписанных яркими красками колонн.
Солнце уже встало, и из большого квадратного отверстия в потолке лился свет, отражаясь от гладких плит мраморного пола. Между двумя рядами колонн были расставлены тридцать низких, не более нескольких ладоней от пола, маленьких столиков. Возле каждого столика лежала шкура какого-нибудь животного, призванная служить сиденьем или ковром, а перед столиками возвышались покрытые лаком терракотовые амфоры с длинными горлышками. В амфорах стояли огромные букеты белых, красных и голубых лотосов, источавших восхитительный аромат.
Нефер подвела Миринри к одному из столиков и усадила на великолепную львиную шкуру, сама устроившись рядом. Унис, Ата и эфиопы расселись, тоже по двое, за соседними столиками, а музыкантши возлежали за колоннами, не выпуская из рук инструментов и наигрывая еле слышно, чтобы не мешать остальным разговаривать и слышать собеседника.
— Нефер, ты богиня! — не переставал восклицать Миринри, с жадностью вдыхая тонкий аромат, исходивший от легкого платья девушки. — Не может быть, чтобы ты была простой смертной.
— Почему, мой господин? — спросила девушка, улыбаясь и глядя на него томным взглядом.
— Ты сотворила столько чудес и столько раз меняла облик, что я уже ничего не понимаю. Сначала бедная ворожея, потом царица, а теперь кто?
— Царевна Острова теней.
— А назавтра, быть может, царица Египта!
— Хотела бы я стать царицей Египта и разделить с тобой высшую власть. Но, к несчастью, — с горечью добавила девушка, — эта мечта никогда не сбудется.
— Почему, Нефер? Кто же может сказать наперед?
— Потому что ты, мой господин, любишь другую, и это пламя никогда не погаснет.
— Зачем ты хочешь смутить мою душу, Нефер? В эту минуту я о той царевне даже не думал и у меня перед глазами была только ты.
— Ты прав, мой милый господин.
Тем временем в зал вбежали еще двенадцать девушек, на головах у них красовались плоеные шелковые косынки, спадавшие на плечи, как у сфинксов, а талию обвивали широкие, затканные золотом шелковые пояса. Они принесли венки из цветов, золотые амфоры с прекрасной чеканкой и золотые и серебряные чаши.
Одна из девушек, с роскошным, скульптурной лепки телом, подошла к столику, за которым сидели Миринри и Нефер, и надела венки им на шеи и на головы, как того требовал обычай. Потом она взяла из рук своей товарки амфору и налила обоим ароматного вина цвета рубина.
— Выпей за блеск моих глаз, — сказала Нефер, протягивая чашу Миринри. — А я выпью за ту силу и мощь, которые исходят от твоего тела, Сын Солнца.
После некоторого колебания юный фараон осушил свою чашу, и девушка тотчас последовала его примеру. Ата и Унис тоже получили венки и вино, и эфиопы не остались в стороне.
Тут зазвучала музыка, наполнив воздух какими-то особыми вибрациями, призывавшими к сладостному отдыху. Звуки сливались с сильным, пьянящим запахом цветов, которые девушки постоянно меняли. Лира, арфа, тамбурин и обе флейты, простая и двойная, соединялись в мастерски сыгранных аккордах.
На всех праздниках древних египтян, как на религиозных церемониях, музыке отводилась очень важная роль. И в просторной долине Нила в ту далекую эпоху она достигла высшей степени совершенства. Как и в наши дни, музыка была элементом хорошего воспитания, и в храмах зачастую можно было видеть, как царевна играет на систре, священном инструменте всех религиозных церемоний, или на арфе. В Египте существовали настоящие корпорации музыкантов, которые, особенно после определенного вознаграждения, радовали слух гостей на праздниках и пирах. К ним обычно присоединялись танцовщицы, ибо они, согласно правилам того времени, могли появляться на публике.
Юные нубийки, чтобы развлечь гостей, не терявших время и осушавших кубок за кубком и вина, и пива, снова поменяли букеты в вазах и начали свои замысловатые танцы. Они с сумасшедшей скоростью вились хороводом вокруг колонн и совершали головокружительные пируэты. Порой казалось, что они вот-вот опрокинут столики, но, подбежав совсем близко, они внезапно останавливались и отступали широкими, плавными шагами.
Эфиопы откровенно развлекались, а вот Миринри и Нефер, казалось, вовсе не интересовали ни танцовщицы, ни музыкантши, как, впрочем, и Ату с Унисом, которые о чем-то весьма оживленно спорили.
— Нефер, — сказал Миринри, когда танцовщицы начали свои танцы. — Кто это?
— Ты и сам видишь, — отвечала она. — Девушки с верховьев Нила.
— А знаешь, почему я спросил?
— Нет, мой господин.
— Потому что Унис когда-то давно мне рассказывал, что на Ниле есть остров, где живут только женщины. Может, это и есть тот самый остров?
— Не знаю.
Миринри взглянул на Нефер с удивлением:
— Не знаешь?
— Нет.
— И еще он мне говорил, что на острове есть царица, которая правит женщинами.
— Может, и так.
— А это, случайно, не ты?
— Не думаю.
— Но я до сих пор не увидел здесь ни одного мужчины.
— В этом нет надобности.
— Да кто же ты такая? — крикнул Миринри.
— Откуда мне знать?
— Ты не знаешь, кто ты?
— Нет, Сын Солнца, — отвечала Нефер, задумавшись. — В моей жизни есть тайна, и ты пытаешься ее разгадать. Но ты только зря потеряешь время, потому что я и сама не в состоянии приоткрыть плотную завесу, которая ее скрывает. Пей, мой господин. Жизнь коротка, смерть может настигнуть нас в любую минуту, и придется нам пересечь подземную реку, что разделяет божественные поля Иару. Пей, опьянение — это жизнь.
— И эта жизнь может угаснуть? Говори, Нефер! Я уже начинаю тебя бояться.
— Почему угаснуть? Если тебе кто-то станет угрожать, я смогу тебя защитить, как львица защищает своих детенышей от голодного самца. И сделаю это гораздо лучше, чем царевна, в которую ты влюблен. А вот она, если узнает, кто ты, вполне может тебя убить.
— Да кто же ты все-таки, Нефер? Я уже столько раз тебя спрашивал.
— Я тоже спрашивала об этом у Амнона, но он молчал. Я спрашивала у Танена, но не получила ответа. Я обратилась к Маат, ведь она воплощение истины, но и она ничего не сказала. Ра, Гор, Амен, Хатхор, Ануке, Исида и Нейт тоже промолчали. Я и царица, и колдунья. В моих жилах течет божественная кровь: ведь меня пометили татуировкой, которую носят только Дети Солнца. И в то же время я бедная девушка, танцовщица и музыкантша, я играю на систре и предсказываю судьбу. Так что же я за существо — роковое или божественное? Понятия не имею, мой господин. Нынче я царица теней, а завтра кто? У меня в жизни есть только одно желание, но не могу тебе его поведать, хотя оно и сжигает мне сердце. — Девушка немного помолчала и снова заговорила: — И потом… это сумасбродство, и оно станет для меня роковым. Нет, Нефер никогда не увидит, как ее милый господин заставит трепетать врагов великого Египта, как его непобедимый отец.
— Ну что ты такое говоришь?
— Вчера вечером, когда я шла через лес, погрузившись в свои мысли, мне было видение.
— Что за видение?
— Я увидела большой зал, полный людей: там были жрецы, воины, сановники и царь, один из фараонов. Но он не сидел на троне, а лежал на холодных плитах пола, словно был без чувств. Какой-то старик поносил его, потрясая кулаками, а девушка, прекрасная, как луч солнца, о чем-то умоляла старика, стоя перед ним на коленях. На золотом троне сидел красивый, сильный и гордый юноша, странно похожий на тебя.
— На меня! — воскликнул Миринри, вскочив на ноги.
— Да.
— Продолжай.
— Он не отрывал взгляда от девушки, стоявшей на коленях, и совсем не удостаивал внимания другую девушку, которая не сводила с него глаз и плакала.
— Кто были эти девушки?
— Не знаю.
— А юноша?
— Не знаю.
— Может быть, я?
— Не знаю, — повторила Нефер.
— Но ты сказала, что он был похож на меня. Ведь ты предсказательница, ты можешь видеть то, что я не могу даже отдаленно себе представить.
— Дай мне договорить.
— Продолжай, Нефер, — сказал Миринри, охваченный волнением. — Что сталось с той девушкой, что стояла на коленях перед стариком?
— Я ее больше не видела.
— А кто был тот старик?
— Конечно, царь, у него на голове был символ царской власти.
— А юноша, что сидел на троне?
— У него тоже был такой символ.
— А потом что ты увидела?
— Девушку, распростертую на полу огромного зала. Она умирала, а своды зала содрогались от криков: «Да здравствует царь Египта!»
— Умирала! — побледнев, воскликнул Миринри.
— Мне показалось, она была в агонии.
— Может быть, это царевна?
Нефер пристально взглянула на Миринри и сказала, словно про себя:
— Он все время думает о ней…
— У нее были черные глаза? — спросил Сын Солнца, не обратив внимания на эти слова.
— Не помню.
— И черные волосы?
— Видения легко забываются.
— Говори, Нефер! — с тоской крикнул Миринри.
— Мне показалось, что глаза у нее сверкали испепеляющим светом.
— Как у тебя?
— У меня? Не мои глаза сжигают сердце Сына Солнца, — ответила девушка с печальной улыбкой. — Выпей, мой господин. Сегодня ты мой гость, и вино из жаркой Ливии огнем пройдет по жилам и даст забвение.
— Скажи еще что-нибудь!
— Смотри, несут кушанья, а ты уже двенадцать часов ничего не ел. Давай развлекаться и не думать о будущем. Да и кто, в конце концов, верит в сны и видения? Я не верю, а уж ты и подавно, ведь ты Сын Солнца.