— Нефер, — выговорил он срывающимся голосом, — ты действительно прорицательница? Ты умеешь читать будущее? Скажи мне, моя девочка.
— Надеюсь, что умею, — отвечала она, снова опустившись на стул и положив голову на край стола.
— Чей это был крик?
— Миринри.
— Ты не ошиблась?
— Нет.
— Ты точно уверена?
— Я очень хорошо знаю голос своего господина.
— Я слышал все, что ты рассказала Миринри, — сказал Унис, и от Сына Солнца не укрылась прозвучавшая в его голосе тревога. — Закрой глаза снова и постарайся разглядеть, что было потом.
Нефер повиновалась и несколько минут молчала. Унис пристально вглядывался в ее лицо, стараясь заметить хоть какое-то движение, хоть какую-то дрожь, но лицо девушки оставалось бесстрастным.
— Ну что? — спросил старик.
— Туман… все тот же туман.
— И тебе ничего не удается разглядеть за густой пеленой?
— Подожди… золотые колонны… сверкающий золотом трон… и человек… у него на парике символ царской власти.
— Как он выглядит? Он молод или стар?
— Подожди…
— Посмотри внимательно.
— Это он.
— Кто?
— Фараон, мы его видели на золоченой лодке… Тот человек, в которого Миринри целился из лука.
— Пепи! — крикнул Унис.
— Да, это он, я его ясно вижу.
— И что он делает?
— Погоди… вокруг него клубится туман… и мне кажется, что его лицо исказил гнев… он побледнел и задрожал… а потом исчез… Ах! Вокруг него еще какие-то люди… Еще один старик… у него в руках изогнутый железный прут, каким изготовители мумий вынимают через ноздри мозг мертвецов… я вижу у него на поясе острый камень из Эфиопии, которым пользуются, чтобы разрезать бок мертвеца и вынуть кишки…
— Кого он собирается бальзамировать? — в ужасе крикнул Унис.
— Не знаю.
— Смотри, смотри… разгони туман своими всепроникающими глазами… Прошу тебя, Нефер…
— Ничего не вижу… Ах!.. Вот еще зал, еще великолепнее первого… Там народ, солдаты, жрецы… фараон… Ах! Это он!
— Кто?
— Херхор!
— Жрец, которого ты убила?
— Он.
— Живой?
— Живой, — ответила Нефер, содрогнувшись всем телом. — Это страшный человек… Он явится в последний момент, и для меня будет роковым его появление… для меня… для меня…
— Что ты такое говоришь, Нефер? — в один голос воскликнули Унис и Миринри.
Девушка не ответила. Она навалилась на стол, словно ее одолел внезапный сон.
— Спит, — сказал Миринри.
— Тихо! — отозвался Унис. — У нее губы шевелятся. Может, она скажет что-нибудь во сне.
Спящая девушка действительно заговорила, с трудом шевеля губами и языком.
— Ра означает день, — произнесла она слабым голосом, — Осирис — ночь. Рассвет — это рождение, вечерние сумерки — смерть. Но с зарождением нового дня путник возрождается к новой жизни на груди Нут, победно поднимается в небо и там плывет в легкой лодке, прогоняя зло и мрак, что бегут перед ним. А вечером торжествует ночь. Солнце уже больше не могучий, испепеляющий Ра, оно становится Осирисом, богом, который живет между сумраком и смертью. Его небесная лодка плывет по мрачным протокам ночи, где демоны пытаются на нее напасть. А после полуночи она выныривает из мрачной бездны, и ход ее становится все быстрее, все воздушнее, а к утру снова обретает победный блеск. Такова жизнь, такова смерть. Так чего же бояться Нефер?
— Спит! — воскликнул Миринри. — Вот странная девушка!
Унис склонился к Нефер, боясь пропустить хоть слово, потом выпрямился и положил руки на плечи юноши.
— Берегись, Миринри! Эта девушка увидела опасность. Будь настороже!
— Ты веришь во все эти видения Нефер?
— Да, — отвечал Унис.
— Значит, веришь в судьбу?
— Да, — повторил Унис.
— А я верю только в свою звезду, что, пылая, поднялась в небо, верю в звук, услышанный на рассвете от статуи Мемнона, и в цветок возрождения, что раскрылся у меня в руках, — ответил Миринри. — Они предсказали, что настанет день — и я стану фараоном. И я им стану, Унис. И никто не разрушит мою судьбу.
22Верховный жрец Птаха
Много дней подряд Нефер, Унис и Миринри появлялись то на одной, то на другой площади квартала для иностранцев. Одна произносила заклинания и диктовала рецепты, другой считал деньги, а третий с завидным постоянством без отдыха стучал в барабан. Они уже начали сходить с ума от беспокойства и бояться, что все надежды Аты не сбылись, когда вечером пятнадцатого дня их пребывания в Мемфисе в дверь трижды постучали.
Унис и Миринри, постоянно опасаясь неожиданностей от шпионов Пепи, прервали ужин и выскочили в первую комнату, обнажив тесаки и изготовившись отразить любую опасность. Услышав еще три удара, более настойчивых, чем первые, Миринри, вообще нетерпеливый от природы и всегда готовый защищаться, угрожающе спросил:
— Что за надоеда явился беспокоить нас?
— Это я, Ата, тише, мой господин.
Миринри отпер дверь, и египтянин быстро вошел, тщательно прикрыв ее за собой.
— Я уж думал, что не найду вас здесь, — сказал он.
— Почему? — удивился Унис.
— Пошли слухи, что Миринри удалось проникнуть в Мемфис.
— Кто тебе это сказал?
— Один приятель, у которого связи при дворе. Он сказал, что Пепи потерял сон и велел по всему городу расставить стражу.
— То есть население об этом знает? — спросил Миринри, на которого эта новость, похоже, впечатления не произвела.
— Вполне возможно.
— И все знают, что Миринри — сын великого Тети?
— Друзья твоего отца, мой господин, долгие годы распространяли слухи, что сын победителя халдеев не исчез таинственным образом, как его отец. Верно, Унис?
Старик утвердительно кивнул.
— Ага! Значит, народ знает, что я жив, и настанет день, когда я явлюсь потребовать ответа от узурпатора, укравшего у меня трон!
— Да, мой господин.
— И он меня ждет?
— Может быть.
— Может быть! — крикнул Миринри, нахмурившись.
— Пепи могуществен. Он царь Египта.
— Он вор! — взвился Миринри. — Мы еще посмотрим, останется ли народ безучастным, когда я на боевой колеснице проеду по улицам заносчивого Мемфиса, объявлю себя царем из рода фараонов и потребую славы моего отца. Я один прямой потомок Солнца! Я один веду свой род от Ра и Осириса!
— Вот истинный сын Тети! — сказал Унис, горделиво улыбнувшись. — В нем говорит кровь воина. Да, настанет день — и ты будешь великим царем, Миринри! В пустыне сердце твое спало, а воздух Мемфиса его разбудил. Ата, какие у тебя новости?
— Очень важные, Унис, — ответил египтянин. — Старые друзья Тети собрали своих сторонников и наняли три тысячи рабов-эфиопов, которым я пообещал свободу, если сыну Тети удастся отвоевать у узурпатора трон. На это ушло все золото, что друзья перевезли в Мемфис, но оно должно принести плоды.
— Вы готовы?
— Все готовы умереть за торжество юного Сына Солнца, — сказал Ата. — Завтра вечером мы соберемся у гигантской пирамиды в Дашуре и дождемся вас, чтобы нанести решающий удар. Огромная волна огня и железа обрушится на Мемфис и опрокинет узурпатора.
— А я буду во главе этой волны! — воскликнул Миринри. — Кто сможет меня остановить?
— Может быть, судьба, — произнесла Нефер, до сей поры молчавшая.
— Я и судьбу снесу с дороги, — ответил юноша.
— Меня пугает черный бык с золочеными рогами, которого я вчера вечером видела во сне.
— Что за бык?
— Бог Апис.
— В пустыне, где я вырос, я такого не видал.
— Он олицетворяет плодородный Нил.
— А я олицетворяю силу и власть. Кто стоит большего — твой черный бык с золочеными рогами или Сын Солнца?
— За быком тебе встретятся глаза, и для тебя они станут роковыми.
— Какие еще глаза?
— Ты их знаешь и без меня.
— Да ты еще не проснулась, девушка!
— Когда мы уходим?
— Завтра, — сказал Унис.
— Завтра! Я хочу увидеть дворец, предназначенный мне. Говорят, он стоит на холме, среди зачарованных садов. Там я и схвачу узурпатора и отберу у него символ власти, который он у меня украл!
— Когда пойдете через город, старайтесь ничем не выделяться — ни спешкой, ни любопытством. А самое главное — не разговаривайте и не называйте друг друга по имени, — сказал Ата. — Повторяю: царская стража за вами охотится.
— Не бойся, Ата, — ответил Унис, — нетерпение Миринри я беру на себя.
— Завтра вечером, сразу после заката, мы все будем на месте, — сказал египтянин. — А я возвращаюсь в центр города: дорога длинная, и ночь уже на дворе.
Миринри и Унис проводили его до двери. Ата внимательно огляделся по сторонам и, никого не заметив, быстро зашагал прочь.
Он уже вышел из квартала для иностранцев и подходил к широкой красивой улице, шедшей вдоль огромных дамб, возведенных вдоль Нила, чтобы уберечь город от разлива, когда ему повстречался какой-то человек. Он внезапно вынырнул из-за нагромождения камней, видимо предназначенных для возведения очередной колоссальной постройки.
— Да хранит тебя Осирис, — сказал незнакомец.
— Да будет Ра благосклонен к тебе даже после полуночи, — ответил Ата, продолжая свой путь.
Услышав его голос, незнакомец вздрогнул. Он сделал вид, что уходит, а сам, увидев, как Ата растворился в тени пальм, обрамлявших дамбу, быстро вернулся к куче камней и тихо свистнул. Навстречу ему из темноты выступили двое молодых, крепких парней в париках с воткнутыми в них наискосок страусовыми перьями, что было отличительным знаком царской стражи. На обоих были набедренники-схенти из плотной льняной ткани и соломенные сандалии. В руках каждый держал короткий тесак с широким лезвием и два лука.
— Я его нашел, — сказал тот, что свистел.
— Это действительно он?
— Да.
— А ты не ошибся, великий жрец?
— Если Херхор один только раз увидит лицо, он его уже никогда не забудет. Это был тот самый человек, что сопровождал Униса и Миринри.
— А зачем он сюда заявился?
— Не знаю, Манерос. Ах, если бы мы не потеряли его в толпе н